Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

И еще мне нравится, что характер у ослов хороший. Поговорка «Упрямый, как осел» используется людьми в искажен­ном смысле. Нет, осел не упрямый ― у него просто сильный характер. Так что если он с чем‑то не согласен, то это всерьез и спо­рить с ним в этой ситуации трудно. (Упорство в следовании однажды принятому ре­шению ― вообще особенность Востока.) Но в большинстве случаев ишаки вполне сговорчивы и очень терпеливы. А будучи ближе к диким животным, чем, например, лошади, они обладают еще и другими несомненными достоинствами. Например, смелостью. В той же Аме­рике их вон держат вместо сторожевых собак для охраны скота от койотов. Бредет себе рядом с отарой ― ишак ишаком, а при появлении опасности сразу ― конь–огонь: голова поднята, ноздри раздуваются, уши прижаты ― и галопом на врага.

И уж что невозможно описать словами, так это прелесть и обаяние маленьких ослят. Недельный ишачонок ― это, несо­мненно, одно из чудес света. Как мне расска­зывал на одной московской свадьбе оказавшийся рядом за столом преуспеваю­щий депутат какого‑то совета:

― Ты понимаешь, я как увидел этого ослика в Ашхабаде, так и понял, что улететь от него не могу. Не могу! А уж когда представил, что с дочерью будет, когда она уви­дит, решил: черт с ним, буду держать сначала на лоджии, а потом на даче. Навоз, ко­нечно, выносить… Не поверишь, в самолет пронес!.. Завернул в пиджак и пронес че­рез депутатский зал, он не брыкался совсем, сидел тихо–тихо… Но потом, правда, уже в самолете, выскочил и побежал по салону… Высадили. Не разрешили провез­ти…

Так‑то вот. Сам отношусь к ишакам с уважением и тебе советую».

15

Тебя оза­рило солнце сча­стья, ты купаешьс­я в лу­чах луны, твоя пе­чаль оберну­лась радос­тью…

(Хорас­анская сказка)

И все‑таки мне в тот вечер повезло. Механически переставляя еще дрожащие от напряжения ноги вниз по торному пути, набитому тысячами овечьих копыт («клик–клик» ― шагомер), и думая про птиц, я вновь увидел их. Оставались по­следние ми­нуты светлого времени здесь, наверху у скал, я ускорил шаг и, выбрав удобное ме­сто, вновь уселся наблюдать. Вот тут‑то мне и воздалось за перенесенные страда­ния…

Обе птицы сместились к западной части скал, уселись на камни и по–домашнему занялись чисткой оперения. Было ясно, что на ночевку они останутся поблизости, ни­куда далеко не улетая. Через несколько минут они взлетели, начав нето­ропливый об­лет территории, после чего летящая впереди самка спланировала на явно особое для нее место ― далеко от вершины, под которой я сидел вместе с мухой час назад, на низком отроге подножия горы она плавно опустилась на вер­хушку небольшого инжира, а самец сел на камень в паре метров от нее.

Орлы вновь начали чиститься и потягиваться, расправляя мощные крылья, после чего вновь слетели, уже труднозамет­ные в густеющих сумерках, пролетели вдоль по­логого склона и сели опять. Причем самка села на гнездо! На другое гнез­до, о суще­ствовании которого я и не подозревал! Прекрасное новое гнездо, выглядящее вполне жилым и аккуратным!

Захватывая последние остатки света, я вновь, почти бегом, запыхиваясь и споты­каясь на крупных камнях, понесся к это­му месту, конечно же спугнув птиц, уже устроившихся на ночевку.

Гнездо это, в отличие от первого, располагалось очень удобно для обзора, будучи построенным на приземистом кусте, растущем в щели двенадцатиметрового обрыва в четырех метрах от его верхнего края. Я без труда заглянул сверху прямо в лоток гнезда. Оно тоже было пустым… И, судя по размерам и особенностям постройки (что я выяснил в деталях уже сле­дующим утром), принадлежало вовсе не этому виду…

16

Надеж­ды при­зрачные сла­ще утрачен­ных…

(Хорас­анская сказка)

К костру на стоянке я долго брел в полной темноте, никуда не торопясь, с трудом выбирая путь на каменистых склонах, прислушиваясь в ночной тишине к пульсу не­возмутимого шагомера («клик–клик») и посматривая на великолепные без­звучные всполохи сильной далекой грозы высоко в горах на востоке. Мне представлялось, что молнии ― это вспышки фотоаппарата, которым Бог фотографирует нас, самоза­бвенно усердствующих внизу в своих порывах и суете, часто путаю­щих одно с дру­гим…

Фантастикой было уже то, что в своих прогнозах, сделанных в московских библио­теках, я не ошибся и выбрал для на­блюдений именно то место, где и увидел птиц. Я шел назад, понимая, что вся моя орлиная эпопея переходит с этого мо­мента в новое качество и что теперь‑то уж я на порядок ближе к цели: найден гнездовой участок, теперь найти гнездо ― это дело времени и техники, если, конечно, орлы вообще гнездятся в эту засушливую весну. До возвращения в Москву сейчас уже не успеть (только если завтра повезет), а вот на следующий год я их обязательно найду.

Еще я думал о том, что Перевалов и Кот, пьющие сейчас чай в лагере, изначально относились к моему устремлению во что бы то ни стало разыскать фасциатуса с вежливо скрываемым скептицизмом: уж больно маловероятным казалось удач­но ткнуть на карте в точку среди пятнадцати тысяч квадратных километров. И вот я, по­носник, несу им столь желанный ре­зультат, и мы сможем ему вместе порадоваться.

Я застал мужиков гордо варящими уху из наловленной в Чандыре маринки. Встре­тив меня вполне ожидаемыми ар­мейскими комментариями на предмет моей подо­зреваемой преждевременной кончины от мучений животом, Перевалов поведал, что Кот в процессе рыбной ловли так увлекся, что свалился с берега в воду. Я ехидно за­метил, что это нормаль­но, так как все уважающие себя коты рыбу ловят лапами… Кот в ответ возразил, что виной всему я, не давший им купить с собой пива… Потом мы дважды опрокинули в темноте котелок с дефицитной водой («…конечно, без пива и ноги ― крюки»…). Потом они вкусно ели уху, а я пил пустой чай и думал про орлов. И уже потом, отдохнув от собственных переживаний, я рассказал им, что нашел… Нашел!

Мой рассказ произвел эффект, поверьте мне. Потому что они оба накрепко за­молкли, когда я рассказал им об увиден­ном. И потом еще минут десять я описывал, как все происходило, в полной тишине, а они лишь курили «приму» из нашей общей пачки, глядя на костер и ничего не говоря…

17

…Уж коли есть на то воля Ал­лаха ― придетс­я ей покоритьс­я…

(Хорас­анская сказка)

На следующий день мы с Котом ничего нового во всей округе не нашли. И даже не видели толком самих птиц на нашей территории ― они лишь раз на огромной вы­соте залетели с иранской стороны и потом вновь скрылись там же, уже далеко за по­гранполосой, ― над Ираном…

Вернувшись после обеда из маршрута, мы обнаружили на Чандыре катастрофиче­ский паводок. Скромная пересыхаю­щая речушка, как бы подтверждая, что она ― действительно великая азиатская река, не зря присутствующая на всех кар­тах конти­нента, превратилась в бешеный коричневый поток, бурлящий на полтора метра выше обычного уровня, ― ночная гроза далеко в горах не прошла бесследно. Еще пятьдесят лет назад такого бы не произошло: леса на склонах гор и в ущельях, без­думно вырубленные за последние десятилетия, задержали бы выпавшую с дождем воду.

ВОДА И ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ

…во­лею Ал­лаха одни сущес­тва призван­ы быть источн­иком благополуч­ия дру­гих…

(Хорас­анская сказка)

«6 марта. Привет, Чача!

…Весна пошла разворачиваться вовсю и повсеместно, но жизнь все же тяготеет к воде. Поэтому отправился сегодня на Пархай ― постоянный теплый сероводород­ный источник в предгорьях.

Появляются местные гнездящиеся птички, которых не было во время зимовки. Все фруктовое цветет сейчас полным цветом, пчелы жужжат, стрекозы летают, птицы надрываются; из тростников ― жабьи трели. Вода везде здесь ―дефицит, а уж тем более вода постоянная, не иссякающая, как в большинстве мест, уже к маю. Вдоль арыка, на бортике, через каж­дые двадцать сантиметров сидят лягушки и поочередно булькают в воду по мере того, как я к ним подхожу.