Затонувшие сокровища

«Это форштевень!»

Суббота, 17 августа.Этот день чрезвычайно насыщен всякого рода событиями, находками, спорами и гипотезами. Время позднее — 19 часов 30 минут. Компрессор умолк. Наконец, наступила тишина. Чувствую себя разбитым и опустошенным морально и физически. Но какое все же увлекательное приключение!

Запаздываю с утренним погружением. На дно опускаюсь только в 6 часов 45 минут с Сержем и Рианом. Вода довольно прозрачная, но нельзя ни к чему прикоснуться — тут же поднимается муть. Ведь наша рабочая площадка захламлена, а сегодня нет ни малейшего течения. Тотчас мне бросаются в глаза следы, оставленные «конгломератом». Вне всякого сомнения, затонувшее судно расположено дальше, примерно в трех метрах по направлению к корме. В том месте, где мы роем траншею, оно очень узко, то есть совсем рядом должен быть форштевень. А те две пушки, которые меньше всех остальных, были расположены на носу. Теория разлома судна получила наглядное доказательство! Приказываю Сержу прекратить рытье поперечной траншеи и посылаю его, как предлагал Раймон, просверлить скважину глубиной 60–80 сантиметров под круглыми горшками в средней части траншеи у подножия холма. Здесь мы находим семь целехоньких горшков. Но они лежат в стороне от линии разлома. Несомненно, какой-то ящик с посудой вывалился из разбитого корабля.

Я тем временем руковожу перемещениями «Калипсо», поплавков землесоса и плота «Джемс энд Мэри», с тем, чтобы расположить весь этот комплекс поудобнее для вскрытия третьего холма.

Пока Дюма и Бассаже находятся в воде, наношу на кальку план галеона, расколовшегося пополам, и совмещаю кальку с планом местности. Все как будто увязывается.

— Нам нужен галеон, изогнувшийся, как змея, — восклицает Дюма.

У него есть для меня важные сообщения. Фредерик нашел в холме у подножия скал нечто вроде ночного горшка, который он, к сожалению, разбил своим ручным буром. Кроме того, он обследовал второй холм в том месте, где нашел вчера два старинных ручных бура. Дюма обнаружил, что склон этого конического холма, покрытого повсюду жесткой известняковой корой, перегибается почти под прямым углом там, где вчера валялись ручные буры. Напрашивается вывод, что именно в этом месте Фиппс или позднее кто-нибудь из его современников отрыл камеру с сокровищами. На моей новой кальке с планом разбитого судна как раз в этом месте должна находиться корма галеона «Нуэстра сеньора де ла консепсьон».

В 9 часов 30 минут снова погружаюсь в воду, на сей раз с Мишелем Делуаром. Посещаем рабочую площадку, где ведутся раскопки холма, а затем направляемся к вершине второго холма, чтобы наши кинооператоры засняли открытие Дюма. Да, действительно, мощная жесткая кора, обволакивающая этот холм, была раздроблена в этом месте несколько веков назад. Мы заканчиваем прием морской ванны дальним заплывом для повторного обследования изолированно лежащего якоря (условно названного «кормовым»), кучи кирпичей от камбузной плитки, которые, как нам кажется, лежат там, где им полагается, трех чугунных котлов и одного сильно поврежденного медного котла. Повсюду разбросан железный лом. На мой взгляд, в этом месте затонуло другое, тоже очень старинное судно, полностью погребенное под коралловым известняком. Оно почти примыкает к рифу, от которого его отделяют какие-нибудь шесть-восемь метров.

Устраиваюсь на палубе «Калипсо», чтобы поскорее просохнуть. Над нами кружит самолет военно-морского флота США («Локхид-Нептун»), чтобы опознать и снова сфотографировать наше судно. В знак приветствия летчик помахал нам рукой. Отныне он будет наносить нам еженедельные визиты, чтобы внести некоторое разнообразие в скучное патрулирование здешних вод. Интересно, что летчик думает о нашем «Джемс энд Мэри», гордо несущем свое звучное имя, выведенное крупными буквами?

Керамический груз

Как раз в это время на борт «Калипсо» поднимается Раймон. Он сильно возбужден, хотя слывет среди нас человеком невозмутимо спокойным и молчаливым. Раймону посчастливилось найти нетронутую керамику. Он захватил с собой несколько великолепных вещичек и снова погружается в воду, потребовав кинооператора. Мишель Делуар ныряет вслед за ним и снимает на пленку место раскопки и подъем на борт «Калипсо» множества прелестный маленьких чашечек с декоративным рисунком, а также чаш побольше и погрубее и нескольких «ночных горшков». Победа! На этот раз мы действительно имеем дело с грузом галеона. Постепенно водолазы раскапывают груды чаш и хрупких чашечек, оставшихся невредимыми. Все они вложены одна в другую, как при упаковке посуды в ящики. Основываясь на этом факте, Дюма высказывает предположение: ящики с посудой находились на палубе и, когда корабль накренился и стал погружаться на дно, соскользнули в море, где и остались невредимыми. Если бы такие хрупкие вещицы остались в трюме, они бы неизбежно разбились в случае повреждения шпангоутов.

При виде этих чашечек и чаш, которые водолазы поднимали на борт «Калипсо», к нам вернулась бодрость. При первом взгляде эти изящные вещицы кажутся подлинной китайской керамикой, которая стоит огромных денег. Раз мы нашли дорогую посуду, не подлежит сомнению, что вскоре будет обнаружено и золото.

Во всяком случае, это открытие имеет принципиальное значение. Если мы действительно имеем дело с китайской керамикой, то ее присутствие доказывает, что погрузка производилась в Веракрусе, и галеон следовал обратным рейсом в Европу. Мы бы потерпели позорное фиаско, если бы оказалось, что затонувшее судно направлялось в Новую Испанию и не успело еще погрузить на борт сокровища Нового Света.

Перед нами серьезная проблема: необходимо выяснить, действительно ли мы имеем дело с китайской керамикой, той, которую тихоокеанский галеон «Нао де Чина» доставлял с Филиппинских островов в Акапулько. Оттуда караван мулов, конвоируемых многочисленным и хорошо вооруженным отрядом, переправлял, наконец, этот драгоценный груз из далеких стран на Атлантическое побережье. Так он попал в Веракрус, где его поджидали корабли флотилии Новой Испании.

— Китайская керамика, я в этом не слишком уверен, — промолвил, покачивая головой, Фредерик Дюма, — Во всяком случае, это оригинальные вещицы… Интересные. Никогда таких не видел!

Этим вечером засиживаемся допоздна. Все сильно утомлены. К радости, доставленной находкой, как всегда, примешивается усталость.

Решаю завтра утром не рыть траншею и начать рабочий день в 8 часов утра.

После обеда де Хенен пытается очистить черепки посуды соляной кислотой. Все вытравлено, включая орнамент. Зато мы немало посмеялись!

Подводим баланс за прошедший день: пять-шесть тонн раздробленного и размельченного кораллового известняка; мешочек с гвоздями, уложенными валетом — шляпка к ножке, четыре ядра, семь целых горшков, резной эфес от шпаги, четыре ночных горшка (в том числе два целых), 88 отдельных неразбитых чашечек, 19 чашечек, тоже целых, но вложенных одна в другую и склеившихся до такой степени, что вряд ли их удастся разъединить, 36 отдельных целых чаш, 23 целые, но склеившиеся (в целом 107 чашечек и 59 чаш) и многочисленные черепки.

Воскресенье, 18 августа.Это воскресное утро трудно назвать скоромным. Первый легкий завтрак в 7 часов утра, а затем в 8 часов ныряю вместе с Бернаром.

Компрессор «Уортингтон» остановлен на сутки. Блаженная тишина! Во время утреннего погружения мы с Бернаром решаем немного приподнять землесос и подложить под него шину, чтобы он не терся о кораллы. Обследую с Бернаром яму, где найдена посуда. Она находится менее чем в двух метрах от «пушки Дюма». На «правом борту» найдены ночные горшки, вложенные одна в другую чаши и, наконец, расставленные в образцовом порядке тонкие, украшенные орнаментом чашечки. Все это находилось под большими камнями, и некоторые вещицы еще остались среди этих камней, очень напоминающих то, что Гастон называет «земной корой».

Вместе с Бернаром направляюсь ко второму холму, чтобы обследовать выемку, оставленную старинными искателями сокровищ: она производит поразительное впечатление. Но самое необычайное заключается в том, что водолазы эпохи Фиппса, которые просверлили эту дыру двумя найденными нами ручными бурами, позаботились о том, чтобы ее засыпать обломками вскрытых ими коралловых глыб… Камуфляж почти безупречен! Мы погружаемся в раздумье. Кто это сделал? Люди Фиппса, которые рассказывали о том, «как трудно разбить коралловую корку, покрывающую корпус»? Нет, скорее, это пираты, которым Фиппс доверил вести раскопки, при условии, что они отдадут ему половину добычи. Они, возможно, нашли что-нибудь такое, чем не захотели с ним поделиться, и засыпали свой тайник, но так и не смогли вернуться на это место. Захватывающий роман в стиле Стивенсона! Диди погружается в воду, чтобы «почистить» отрытые доски. Я повторно ныряю на дно вместе с Дюма на этот раз в своем костюме «Калипсо», чтобы Делуар мог заснять в прозрачной воде «Посещение рабочей площадки на 14-й день»… Опять вспоминаю «Вид под Верденом» из учебника истории. Передо мной поле битвы, изрытое траншеями, и брошенные на нем пушки.