Наветренная дорога

Удивляться тут было нечему. Деревья эти более всего пригодны для посадки в го­родах, так как они лучшие из всех даюших большую тень деревьев. В тропиках их можно увидеть повсюду: на площадях, на улицах и в парках Но не в этом дело. Самой удивительной была одинаковая свежесть воздуха, которую ощущаешь под всеми индийскими фиговыми деревьями, и об этой особенности вы не найдете ни единого упоминания в книгах по ботанике.

Чтобы сделать правильный вывод о причинах такой схожести воздуха, надо срав­нить плоды, стволы, листву отдельных деревьев. Однако пока что это кажется очень странным. Пожалуй, не менее странным, чем определение названия дерева по лазаю­щему на нем Весельчаку Питу.

Размышляя на эту тему, я взглянул кверху и вдруг увидел на ветвях темную, непо­движную массу. По опыту я знаю, что темные, неподвижные пятна на ветвях индий­ских фиговых деревьев почти всегда оказываются Весельчаками Питами.

Пренебрегая любопытными взглядами посетителей, я влез на скамейку и, защитив обеими руками глаза от света, стал всматриваться в темную массу. Она шевелилась! Какой‑то ее выступ ритмично двигался, нанося медленные и малозаметные удары по самой массе. Вопреки здравому смыслу можно было предположить, что ленивец по­чесывается.

Можете ли вы представить мое волнение: два расположенных рядом дерева в цен­тре города и живущие на них ленивцы! Я пристально всматривался в кружевную кро­ну, но нигде не обнаружил второго темного пятна. Видимо, здесь обитало только одно животное.

Глубоко взволнованный, я обратился к сидевшей на соседней скамейке парочке и, показав на ленивца, спросил, откуда он здесь появился.

― Это Весельчак Пит! — сказала девушка, которая была метиской.

― Это ленивец! — сказал юноша, который был креолом.

― Знаю… Но как он очутился на этих деревьях?

― Он живет здесь, — ответил юноша.

Однако девушка явно отвергала версию о том, что Божественное провидение до­ставляет сюда ленивцев, и принялась объяснять своему спутнику и мне, откуда по­явились ленивцы. Оказывается, здесь работает сторожем старик креол из Пуэрто–Лимона. Время от времени он приносит сюда ленивцев. Животные не причиняют вреда, а старик любит их потому, что сам из Пуэрто–Лимона и ленивцы напоминают ему о родине.

― Вот он! — сказала девушка.

― Быстро оглядев парк, она показала на несколько сутулую, курьезную на вид фи­гуру человека с метлой, неторопливо сметавшего в кучу листья.

― Aquel viejito [84], вот тот старик! — сказала она.

Я подошел к сторожу и попросил его рассказать о здешних ленивцах.

― Бокас–дель–Торо не такой хороший город, как Пуэрто–Лимон, — начал он свой рассказ, — но ленивцы на деревьях здешнего парка делают его немного похожим на парк Варгаса. Последнего ленивца я изловил на дереве цекропии вблизи кладбища и принес в парк недели три тому назад. Как и его предшественники, он отлично здесь прижился и вскоре родил детеныша.

Раньше мне никогда не удавалось внимательно рассмотреть ленивца–детеныша, который обычно сидит на брюхе висящей спиной книзу самки.

Я вернулся к дереву, и старик последовал за мной. Я снова взобрался на скамью и стал внимательно разглядывать почесывавшегося ленивца. Они висел невысоко, но освещенный ослепительным солнцем филигранный узор листвы не позволял разгля­деть, сидит ли кто‑нибудь на его брюхе. Я спросил у сторожа, разрешается ли лазать по деревьям. Он ответил, что это нарушение правил, но ведь они писаны для детей, а так как я — гринго, и притом достаточно старый, то никто мне ничего не скажет.

Переплетения воздушных корней дерева образовывали нечто похожее на лестни­цу, и я, ухватившись за ствол руками и оперевшись ногами, вскарабкался на большой боковой сук и по нему добрался до места, где висел ленивец.

Я увидел морду и шерсть и смог даже рассмотреть каждый отдельный ее волос, но нигде не обнаружил детеныша. Тогда я спрыгнул на землю и очутился среди толпы, собравшейся поглазеть… но не на ленивца, а на меня.

― Там нет детеныша! — сказал я.

Старик пытливо посмотрел на лица стоящих вокруг людей, и его взгляд остановил­ся на группе темнокожих мальчуганов и девочек — школьников–третьеклассников с книжками в руках.

― Куда девался маленький ленивец? — спросил он.

Ребята начали шумно отрицать причастность к его исчезновению. Старик прикрик­нул на них и резким жестом заставил замолчать. Вперив взор в самую уязвимую точ­ку стоявшего перед ним фронта — маленькую опрятную девочку с множеством бан­тиков в волосах, он неумолимо повторил:

― Куда девался маленький ленивец?

Когда же мой пристальный взгляд пришел старику на помощь, девочка не выдер­жала напряжения и стрельнула глазками в сторону стоявшего с краю мальчугана.

― Он стащил его вниз… — сказала она. — И побил камнями.

Обвиняемый визгливо запротестовал и от волнения даже заплясал, указывая пальцем на остальных.

― Они тоже бросали камни… — сказал он. — Все кидали камни…

Ребята заорали хором так исступленно, что у меня заболели уши. Старик стоял и молча смотрел на детей, потом повернулся и ушел… Я тоже отошел в сторону. Все время, пока я находился в парке, я видел, как старик, подметая дорожки, покачивал головой, и до меня доносилось его несвязное бормотание: он сравнивал ребят в Бо­кас–дель–Торо с теми детьми, которые были в Пуэрто–Лимоне сорок лет назад.

Следующую ночь я провел спокойнее, чем первую. Оркестр в «Мирамаре» не иг­рал, плантаторы расстались, а я чувствовал себя слишком усталым, чтобы прислу­шиваться к тихим звукам пикколо.

На следующий лень пошел дождь, и я, поужинав у Мэрфи жареной рыбой, отпра­вился к кладбищу, чтобы послушать пение лягушек на выгонах и в залитых водой ка­навах. Я услышал кваканье нескольких видов лягушек и даже поймал парочку, но здешний лягушачий концерт нельзя даже сравнивать с тем, что происходит влажным летним вечером во Флориде. Там только в одном пруду вы можете услышать сме­шанные хоры десятков видов лягушек.

Мне удалось поймать маленького удава, и я ухитрился свалиться в наполненную водой канаву, пытаясь схватить черепаху, испугавшуюся света моего карманною фо­наря. После всех злоключений я вернулся в гостиницу, написал несколько заметок, забрался в постель и проспал до утра.

Наутро ожидался самолет, прилетающий сюда два раза в неделю. Здешний агент авиалинии сказал, что я без всяких затруднений получу место. Аэродром находился в трех–четырех сотнях ярдов от «Мирамара». Это была длинная, расчищенная от ку­старника полоса, возле которой стояло деревянное строение, где помещались ба­гажные весы и радиостанция.

Дребезжащий фургон отвез мой багаж. Он мог прихватить с собой и меня, но я знал, что заблаговременно услышу звук самолета и успею дойти пешком. Я вернулся в джук, чтобы посмотреть, какие новые черепахи появились в загоне.

Было уже половина десятого, именно тот час, когда по расписанию самолет дол­жен улететь. И хотя он еще не прибыл, я распрощался с буфетчиком и, неторопливо ловя по дороге ящериц, пошел на аэродром. Когда я подошел к маленькому зданию конторы аэродрома, агент, который стал взвешивать мой багаж, заявил, что в Чанги­ноле у самолета разладился мотор, но все же он скоро прилетит. Вдруг радист закри­чал:

― Ya viene! [85]Он сейчас прилетит!

Вскоре с севера донесся рокот моторов. Ожидавшая публика поднялась со скаме­ек и начала суетиться вокруг багажа. Почти все пассажиры были зажиточными кре­олами и китайцами и направлялись в Колон. Только несколько человек, в том числе и я, летели в Панама–Сити. Какая- то девица, по профессии учительница, возвраща­лась домой в Сан–Андрес. Как только самолет пошел на посадку, большинство ожи­дающих схватили вещи и направились к самолету.

Я уселся на опустевшей скамье. Подчас я становлюсь легкомысленным. Вот и те­перь, когда мимо меня прошел мальчуган с ящиком через плечо, я, уловив чудесный запах пирога с ананасовой начинкой, купил себе кусок.

84

Тот старик ( исп.).

85

Сейчас придет! (исп.).