Наветренная дорога

Река течет рядом с прибрежной полосой и впадает позади вон того мыса… — до­бавил Пако.

Мы продолжали набирать высоту Внезапно я увидел просвет среди деревьев, как раз там, где река приближается к морю и на довольно большом расстоянии течет па­раллельно берегу, а между рекой и линией морского прибоя остается узкая полоска земли.

― Где деревня? — спросил я, продолжая смотреть на мыс.

― Mas аса [28]. — И Пако показал вниз на длинную, изрезанную бухтами часть по­луострова, находившуюся ближе к нам, в нескольких милях от мыса. — Видите? Вот здесь.

Просвет среди деревьев постепенно превратился в заросли кокосовых пальм, про­тянувшиеся на добрую милю между рекой и берегом моря. Среди пальм виднелось несколько десятков крытых тростником крыш.

― Где вы будете приземляться? — спросил я.

― Вон там… — снова показал рукой Пако. — Где мыс… На берегу.

Мы летели достаточно близко, чтобы разглядеть все подробно, но никакой более или менее подходящей посадочной площадки не было видно. Берег был завален вы­брошенным прибоем плавником. Ближе к устью реки плавника стало больше, и вплоть до самого мыса виднелась сплошная свалка жердей, обломков и коряг. Я вы­тягивал шею, тщетно пытаясь рассмотреть среди набросанной древесины песчаную полосу, но, право, не мог обнаружить на сотню ярдов в любую сторону достаточный для самолета проход среди наваленного плавника.

― Надеюсь, вы не собираетесь садиться на эту кучу дров… — сказал я.

― Именно там… — ответил Пако. — Это и есть аэропорт.

― А где посадочная полоса? Вам нужно не менее тысячи футов, не так ли? Куда годится аэропорт без посадочной полосы…

― Посмотрите вон туда, — сказал Пако. — Видите, вот там.

Он повел левым плечом, затем вытянул руку, согнул ее в локте и описал двойную кривую. Бросив управление самолетом, коснулся трехглавой мышцы пальцами пра­вой руки.

― Я пойду на посадку отсюда, — сказал он. — Вон там, возле зарослей на мысе. Видите? Видите, как они расположены?

― Jesus, Maria у lose [29], — взмолился я.

― Ничего… все будет в порядке. Поворот не такой уж крутой. Там только кустарник да палки, а деревьев и бревен нет.

― Вам уже приходилось там приземляться? — спросил я.

― Que va! [30]Я доставляю сюда гуаро, когда катер не ходит. И до сих пор не угробил ни одного пассажира. Мне приходилось терять гуаро, но не людей. Ни разу в моей жизни. Можете быть спокойны.

Я смотрел вниз на расплывающиеся белые барашки волн.

― А как насчет ветра? — спросил я. —- Он дует как раз поперек того, что вы назы­ваете посадочной полосой.

― No importa [31], — сказал Пако. — Он недостаточно силен. Не беспокойтесь об этом… И не раскачивайте самолет.

Я не могу воскресить в памяти, как он сманеврировал.

В те дни в моей пилотской книжке значились два часа двенадцать минут самостоя­тельного управления самолетом, а у Пако были сотни. Сотни часов… Впрочем, со­мневаюсь, была ли у него вообще пилотская книжка.

Я попытался больше заботиться о своей судьбе.

Мы находились над устьем реки, когда Пако неожиданно заложил вираж, повернул под ветер, а затем резким толчком нырнул в направлении берега, к самому началу воображаемой посадочной полосы. Я по–прежнему не различал пути среди хаоса, но мы неслись вперед. И как бы я ни отгонял ощущение тревоги, оно неминуемо воз­вращалось. Мы находились рядом с землей и уже начали выравниваться, когда Пако и мотор взревели одновременно.

― A la gran puta [32], — заскрежетал зубами Пако, давая газ мотору и отчаянно пыта­ясь задрать кверху маленький терпеливый самолет.

Уголком глаза я увидел неясные очертания нескольких десятков собак, бросивших­ся врассыпную из‑под взмывших вверх колес нашего самолета.

― Que pasa, caijo! [33]Что это? — спросил я машинально, так как был слишком испу­ган, чтобы чем‑либо интересоваться.

Пако уже успел перевести дух.

― Это собаки из Сикирреса… — сказал он. — Они раскапывали позади monte [34]че­репашье гнездо, и я их не видел.

Тут он принялся посмеиваться над происшедшим.

― Что это за чертовы собаки из Сикирреса? — осторожно спросил я, по–прежнему слишком напуганный, чтобы проявить настоящий интерес.

― Это собаки из Сикирреса, — ответил Пако.

― Отлично! И может быть, даже забавно. Но что они делают здесь, да еще в таком количестве? Сикиррес расположен далеко отсюда, позади лесов, милях в тридцати, не так ли?

― Они жрут черепашьи яйца. Собаки знают в них толк и прибегают сюда целыми стаями. В июне они все собираются здесь.

Мы сделали круг над водой и вновь пошли на посадку. Скользнув вниз и убавив скорость, самолет прошел впритирку между двумя бревнами, причем колеса и хвост его коснулись береговой полосы одновременно.

Пробежав некоторое расстояние по берегу, мы описали относительно простую, но двойную кривую по какому‑то проходу, скрытому среди наваленных бревен, и ничего не задели. Прежде чем мы остановились и я вновь обрел способность дышать, Пако развернул самолет и медленно зарулил вдоль берега по направлению к навесу, сто­явшему на врытых в песок четырех столбах и крытому листьями пальмы манака.

Под навесом стоял огромный черный пожилой человек. Я подумал, что, вероятно, его предками были западноафриканские негры, среди которых так часто встречают­ся весело жестикулирующие женщины и отлично сохранившиеся семидесятилетние старики — громадные серебробородые патриархи, способные трудиться так же, как и в двадцатипятилетием возрасте.

Именно таким был человек, стоявший под навесом. Он был карибом.

Пако потянулся, чтобы развязать проволоку, которой была прикручена моя дверь.

― A‑ah, Jorge [35], — сказал он.

― Buenos cias [36], Пако! — загрохотал старик. Голос его шел откуда‑то из нутра. Он потянулся, чтобы пожать руку Пако, но все время смотрел поверх нас, вытягивая шею, глаза его беспокойно бегали.

― Что ты так смотришь, hombre [37]? — спросил Пако, отлично зная суть дела.

В этот момент Хорхе увидел верх молочного бидона, крышку с цепью и висячий за­мок. Он сразу успокоился и издал при этом вздох, подобный тому, которые издает лог­герхед, глотающий воздух после глубокого ныряния.

― Ах–х-х! — сказал он. — Que buey‑no! El gu‑a–a‑a–rо! [38]Нежно произнося гласные звуки, он придавал им любовную интонацию, растягивая и подчеркивая.

― El guaro [39], — утешение в жизни человеческой!

― Пако вылез из самолета.

― Вот сеньор, который ищет черепах… — сказал он. — Можешь ли ты отвезти его в деревню?

― Claro [40], — ответил Хорхе. Потом он пристально посмотрел на меня и спросил: — Умеете ли вы говорить по- английски, сэр?

― Да, немного… — сказал я. — Ведь я из Флориды. Как далеко отсюда до Тортуге­ро?

― Около трех миль по реке. Не так далеко. У меня как раз лодочка оттуда. Помоги­те мне управиться с гуаро, и мы сможем поехать.

Пако вошел под навес и стал рассматривать висевший на столбе мешок из сизаля.

― У тебя есть черепашьи яйца? — крикнул он Хорхе.

― Bastante [41], — ответил Хорхе. — Alla en la bolsa [42].

Было приятно слушать, как он произносил испанские гласные.

28

Вон там ( исп.).

29

Иисус, Мария и Иосиф (исп.).

30

Еще бы! (исп.).

31

Не имеет значения (исп.).

32

Ругательство (исп.).

33

Что случилось, черт возьми! (исп.).

34

Гора, куча ( исп.).

35

A–а, Хорхе (исп.).

36

Добрый день ( исп.).

37

Человек (исп.).

38

Как хорошо! Гуаро! (исп.).

39

Водка (исп.).

40

Ясно (исп.).

41

Вдоволь ( исп.).

42

Возьми в мешке (исп.).