Улица Пяти Лун

Я принялась нести вздор: мол, хочу сделать подарок жениху, который обожает старинные вещицы. Пока я плела эту чушь, холодные голубые глаза англичанина весело прищурились. Он махнул холеной рукой:

— Ну так выбирайте, вас никто не торопит. Если понравится какая-то штуковина, волоките сюда, и я вам все о ней расскажу.

— Спасибо. Можете не вставать, сэр.

— Я и не собирался.

Похоже, мне тут ничего не светило. Я раздумывала, что же предпринять дальше, когда из подсобки донесся шум. Поскольку Колизей находился всего в нескольких кварталах, на ум пришли львы и ранние христиане. Грохот, вопли, рычание...

Рычание...

Из-за занавеса, отделяющего зал магазина от задних помещений, вылетело какое-то существо и кинулось прямо ко мне... Доберман! Нет-нет, я о нем вовсе не забыла, просто мне и в голову не пришло, что днем он тоже болтается в лавке. И уж я точно не брала в расчет, что у моего нового приятеля такой острых слух и такая хорошая память...

Повинуясь какому-то смутному побуждению, я ухватилась за лампу в стиле барокко и упала. Лампа была тяжелой, но мне удалось сдвинуть ее с места, и она рухнула с полки с чарующим грохотом. Англичанин подскочил, изрыгая проклятья.

Лежа на спине, я извивалась и верещала во весь голос, а старый знакомый восторженно облизывал мне лицо.

— Помогите! Помогите! Спасите! Уберите пса, он загрызет меня! Он вцепился мне в шею!!!

Я скосила глаза. Англичанин двинулся в мою сторону, так аккуратно и неспешно переставляя свои английские ноги, словно на прогулке по Гайд-парку. Он что, не собирается спасать меня от разъяренной собаки Баскервилей?! Похоже, не собирается... Англичанин поднял лампу, нахмурившись, внимательно осмотрел и лишь потом оттащил в сторону пса. Он сделал это без каких-либо усилий, хотя животное весило килограммов сорок. — Значит, в шею, говорите? — презрительно вопросил он. — Вставайте, юная леди, и вытрите лицо. Вы повредили очень ценную лампу. Бруно!

Я решила, что он обращается к собаке, ибо бедное животное тут же рухнуло у его ног и съежилось от страха. Но Бруно оказался человеком, смуглым верзилой жуткого злодейского вида. Он ворвался в комнату, размахивая тяжелой дубиной. Англичанин успел перехватить грозное оружие, когда Бруно уже собирался опустить его на спину собаки.

— Остановись, тупица! — рявкнул он по-итальянски.

— Но эта свинья убить может! — огрызнулся Бруно. — Помнишь, как она напала на меня и порвала рубашку...

— Умный песик. Говоришь, порвал твою рубашку? Значит, у него отличный вкус. — Быстрый взгляд в мою сторону. — Оставь собаку в покое, кретин! Американцы помешаны на животных; если ты не успокоишься, эта дамочка натравит на нас полицию.

Слово «cretino» считается в итальянском особенно обидным оскорблением. Небритые скулы Бруно потемнели, глаза сузились, но через мгновение он пожал плечами, опустил палку и щелкнул пальцами:

— Ко мне, Цезарь!

Пес неохотно последовал за ним, согнув лапы и волоча брюхо по полу. От этой картины у меня сжалось сердце. Во время перепалки (я, разумеется, делала вид, что не понимаю ни слова) лицо англичанина хранило полную бесстрастность, и моя неприязнь к нему сменилась отвращением. Обычно англичане любят собак. Очевидно, на этот раз я столкнулась с каким-то уродом, вырожденцем. Как пить дать, криминальный тип!

Я с трудом поднялась на ноги — никто из мужчин и не подумал помочь — и отряхнула пыльную юбку.

— Лампа, — надменно произнес англичанин, холодно взирая на меня.

— Мои ребра, — так же надменно ответствовала я. — Только не надо нести вздор о том, что я должна заплатить за лампу. Считайте, что вам повезло, если я не подам на вас в суд. Как можно держать в доме такое опасное животное?

Некоторое время он молча стоял, сунув руки в карманы безупречно скроенного пиджака. О, этот субъект прекрасно владел собой! Секунды шли, и у меня возникло неуютное ощущение, будто в золотоволосой голове невозмутимого островитянина роятся самые разные мысли, в том числе и неприятные, а то и опасные для меня...

— Вы совершенно правы, — наконец процедил он. — Я должен принести извинения. Честно говоря, одних извинений с нашей стороны будет недостаточно. Думаю, вас нужно показать врачу, дабы убедиться, что вы ничего не повредили.

— Нет-нет, все в порядке, — поспешно отказалась я. — Со мной все хорошо, я не ранена, просто небольшое потрясение.

— Но ваша одежда!

Да что это с ним такое? Откуда такая заботливость? Я во все глаза смотрела на обаятельного молодого человека, которым вдруг обернулся высокомерный грубиян. Англичанин расцвел в улыбке, сверкнув ровными зубами.

— По крайней мере, вам нужно привести себя в порядок. Мы возместим вам ущерб. Прошу вас, сообщите свое имя и название гостиницы, и мы пришлем чек.

Проклятье! Ну надо же так попасться! За этой смазливой наружностью и показной грубостью таился острый ум. Англичанин элегантно и непринужденно загнал меня в угол. Мой маневр с лампой его не обманул: он прекрасно понял, что означало поведение собаки. Конечно, этот тип не мог быть уверен, что именно я наведалась ночью в магазин, но подозрения у него, несомненно, возникли. И если я откажусь назвать свое имя, подозрения сменятся уверенностью. Более того, с него станется устроить за мной слежку. Будь я на его месте, так бы и сделала. В любом случае он скоро узнает мое имя, так что врать нет никакого смысла. В конце концов, я не профессионал и вряд ли сумею улизнуть от безымянного соглядатая, который наверняка будет выглядеть так же, как и любой другой римлянин. Единственный разумный выход — правда. Может, моя искренность развеет подозрения этого типа?

Представляясь, я хлопала ресницами, хихикала и застенчиво вертела бедрами, словом, давала понять, что приняла его вопрос за предложение познакомиться поближе. Англичанин в ответ на мой спектакль выдал свой — утрированная пародия на мужское самомнение. Он разве что усы не подкрутил, да подкручивать было нечего. Я бы непременно расхохоталась, не растеряй к тому времени все свое чувство юмора. Ну не идиот ли?! Вообразил, будто дамочка, которая только что валялась на полу, дрыгая ногами и вопя как резаная, станет строить ему глазки!.. Впрочем, что взять с мужчин, все они одним миром мазаны. Да и я не виновата, что в любом виде способна разить наповал.

По дороге к пьяцца Навона я как следует подумала, и мое тщеславие слегка завяло. С какой стати я вообразила, будто англичанин клюнул на мои прелести? Да эта холодная камбала вполне могла разыграть ответный спектакль, лживый от начала до конца. Я вздохнула, но тут же снова преисполнилась надежды. Такой уж характер — отчаяние не для меня. В конечном счете этот эпизод вовсе не был катастрофой. Вполне возможно, даже наоборот... Ведь мое расследование зашло в тупик, а теперь преступникам придется самим сделать ход.

И я была права! Во всем, кроме одного. Я полагала, что проверять меня они станут день-два, и немедленных неприятностей не ждала. Уж точно не раньше наступления темноты. А эти негодяи схватили меня на Римском форуме, прямо под носом у тысяч туристов.

Глава третья

Мне снились спагетти. Когда я проснулась, то во рту еще чувствовался вкус чеснока. Вскоре я обнаружила, что чеснок тут ни при чем: вкус исходил от тряпки, которой был заткнут мой рот. Мне не только заткнули рот, но и глаза завязали, спеленали запястья и лодыжки. Я не могла двинуться, я не могла видеть, я не могла орать, да и дышать было не очень-то легко. Чеснок мне нравится, но только не в виде грязной тряпки.

Голова раскалывалась, в желудке неприятно посасывало, в основном, наверное, от страха, но, возможно, и от того снадобья, которое в меня впихнули.

Именно повязка на глазах повергла меня в панику. Однажды, лет в двенадцать, я убежала из дома и забралась в пещеру, которую отыскала среди холмов. Проснулась я в кромешной тьме и целую минуту не могла понять, где нахожусь. Это был настоящий ужас. До сих пор снятся кошмары. А сейчас все было еще хуже: на этот раз я точно знала, что во мраке таится опасность. Какое-то время я старательно корчилась и извивалась, пытаясь вырваться из пут, — не знаю уж, как долго, мне казалось, что целую вечность. Потом успокоилась и взяла себя в руки. Так я только ухудшу свое положение, а моя единственная надежда заключалась в том, чтобы не терять голову.