Страница 79 из 93
— Ты подлый обманщик. Значит, ты знал все эти песни.
— Я знаком со всем спектром западной музыки, — скромно ответил Джон. Он обнял меня, а я склонила голову ему на плечо.
— Зачем же ты притворялся, что никогда их не слышал?
— Я не притворялся. Просто в исполнении Шмидта я их не сразу узнал. Всю жизнь мечтал услышать, как он поет «Ангелов притона создал не Бог».
Шмидт просвещал Кейта насчет дорожных песен:
— В разных песнях используются одни и те же мелодии. В той, что я только что спел, та же мелодия, что и в нежных любовных песнях.
«Сегодня ночью я думаю о Моих Голубых Глазах...»
— Шмидт, только не эту, — взмолилась я.
— Да, нашу не надо, — согласился Джон. Он радовался, как ребенок. — Давайте «Большую пеструю птицу», Шмидт.
— Да, да, очень хорошо. Вы знаете эту песню, Кейт? «Большая пестрая птица» — это церковь, понимаете? А другие птицы, хлопая крыльями, вьются вокруг нее.
Лицо Джона озарилось каким-то адским ликованием:
— Я подарю ему гитару. Нет — гармонику!
Я зарылась лицом в его плечо. Я смеялась. Смеялась до слез.
Мы с Фейсалом отбыли на рассвете. Шмидту и Джону предстояло сесть на пассажирский паром позже, когда соберется побольше народа. Шмидт был самым сообразительным маленьким шейхом на свете. Поскольку на него возлагались обязанности, связанные с необходимостью говорить, он надел мужскую одежду, а поскольку его акцент оказался весьма силен, было решено, что он выдаст себя за туриста из какой-нибудь другой арабской страны. Конечно, он плакал при расставании, простер руки мне навстречу, и я сердечно его обняла.
— Увидимся в Каире, Шмидт. Берегите себя.
— Да, да, — Шмидт распрямил плечи и утер слезы. — Не бойтесь, Вики. Я защищу вашего возлюбленного, если...
— Заткнитесь, Шмидт! — Я поцеловала его и повернулась к Джону.
Шмидтова краска была не столь высококачественной, как та, которой пользуются мои приятельницы. Волосы Джона стали прямыми и тусклыми. На загорелом лице глаза выглядели и вовсе уж неправдоподобно голубыми.
Прошлой ночью я не отнимала у Джона жизненных сил, честно говоря, мы и наедине-то были считанные минуты. Слишком многое предстояло сделать, и по настоянию Шмидта Джон все же принял какое-то снотворное.
— Береги себя, — сказала я.
— Ты тоже.
Мы пожали друг другу руки, что, догадываюсь, выглядело абсурдно, но в присутствии Шмидта и Фейсала и при том, что черные одежды прикрывали меня сплошь, включая и большую часть лица, любые другие проявления чувств произвели бы еще более комичное впечатление. Фейсал расплылся в улыбке, потряс головой и что-то тихо произнес по-арабски. Шмидт только подозрительно часто моргал.
Поскольку на восточном берегу участок дороги к северу от Амарны еще не был закончен, нам пришлось погрузиться на автомобильный паром. (Когда Джон спросил, не существует ли здесь какой-нибудь объездной дороги вроде той, по которой мы приехали в Амарну, Фейсал побледнел, и Джон деликатно оставил эту тему). Доехав до Эль-Миньи, мы должны были переправиться обратно на восточный берег, где меньше городов и не такое интенсивное движение, ехать здесь можно быстрее.
Когда Фейсал вышел на палубу поболтать и покурить с другими ранними пташками, я забилась в угол и притворилась слабоумной старухой. Переправа длилась всего минут пять, так что никто со мной не заговорил.
Мысли у меня были невеселые. Все ли мы предусмотрели? Не забыли ли о каких-нибудь необходимых мерах предосторожности? Насколько можно было судить, не имея градусника, температура у Джона сегодня утром была нормальная, но он еще отнюдь не поправился и некоторые раны упорно не заживали. Поскольку Шмидт был шейхом с кучей нефтедолларов в карманах, они могли путешествовать по крайней мере с комфортом. Предполагалось, что Джон исполнит роль секретаря, компаньона или кого-нибудь в этом же роде (когда Фейсал предложил еще один вариант, Шмидт побагровел от смущения и гнева). Джон надел единственную белую сорочку бедного Кейта и его лучший костюм, разговаривать он должен был только по-немецки, что не составляло для него никакого труда, — он владел этим языком свободно.
Но их путь, я это знала, был опаснее нашего. Если удастся переправиться на другой берег, им придется арендовать машину или взять такси до Эль-Миньи, чтобы успеть на поезд; к тому же были все основания полагать, что полиция взяла под наблюдение вокзал. При условии, что все пройдет хорошо — их не схватят, не вынудят искать другой путь и ничто не задержит их в дороге, — они могут добраться до Каира еще до полудня.
Если ни одна из вышеперечисленных неприятностей не произойдет и с нами, то, по расчетам Фейсала, нам для этого понадобится не менее шести часов.
Мы наметили встретиться на площади перед Центральным вокзалом, где стоит гигантская статуя Рамзеса II. Тамошнее оживленное движение машин и людей позволит нам потеряться в толпе. Первое контрольное время было назначено на пять часов, после этого следовало приходить на условленное место каждые два часа, пока мы не встретимся, или... или не произойдет что-нибудь другое.
Если кто-то из нас доберется до Каира раньше, остальных ждать не следовало. Распоряжения Джона на этот счет были ясными и твердыми:
— Чем раньше мы уведомим власти, тем больше можем рассчитывать на собственную безопасность. Шмидт свяжется со своими друзьями в Американо-египетской ассоциации и министерстве культуры. Вики...
— А я постараюсь дозвониться Карлу Федеру, пропади он пропадом. Он втравил меня в это дело, пусть сам и вытаскивает.
— Хорошо. Если тебе не удастся связаться с ним или вообще что-то будет не так, поезжай прямо в американское посольство, — сказал Джон.
С первой маленькой проблемой мы с Фейсалом столкнулись на подъезде к мосту близ Эль-Миньи. Здесь образовалась пробка приблизительно на полмили. Фейсал, сбавляя скорость, монотонно ругался себе под нос. Когда я наклонилась вперед, он прервал свой монолог, но ровно на столько времени, сколько понадобилось, чтобы сказать:
— Заткнитесь и закройте лицо. И молитесь.
Фейсал прокричал что-то человеку, стоявшему впереди возле своего пикапа. Я не поняла, что тот ответил (равно как не поняла и вопроса), но догадалась, что происходит.
Машины двигались очень медленно, далеко впереди виднелись вооруженные винтовками люди в черной форме.
Я снова забилась в угол, стараясь выглядеть дюймов на семь короче, чем есть на самом деле. Попадая в экстремальные ситуации, я обычно вспоминаю лишь одну молитву — почему-то «На сон грядущий», которая, как я благочестиво полагала, к этим случаям не подходит. Поэтому я низко склонила голову и сосредоточилась на подсчете собственных вдохов и выдохов.
Чтобы преодолеть эти полмили, понадобилось не менее двадцати минут. Я знала, что голову лучше не поднимать ни при каких обстоятельствах, и не сделала этого, даже когда машина остановилась и я скорее почувствовала, чем увидела, какого-то мужчину, оказавшегося рядом. Спустя несколько мгновений, в течение которых продолжался краткий обмен репликами по-арабски, «лендровер» двинулся дальше.
Проехав миль десять — пятнадцать, Фейсал съехал с шоссе. Положив правую руку на спинку сиденья, он обернулся ко мне и хриплым голосом спросил:
— Как насчет воды?
Я пошарила в корзинке, стоявшей у меня в ногах, достала бутылку содовой и протянула ее Фейсалу со словами:
— Если придется пройти через это еще раз, я умру. Фейсал опорожнил бутылку и выбросил ее.
— Думаю, пока они все еще ищут джип. У меня не спросили даже документов. Если в ближайшее время не обнаружится, что мы поменяли машину, тогда порядок. Расслабьтесь и полюбуйтесь видом из окна.
— Ха, — только и смогла вымолвить я. Когда-нибудь я надеюсь снова проехать по этой дороге, чтобы, будучи в нормальном душевном состоянии, оценить красоту пейзажа. В тот день я не заметила бы даже Великих пирамид Гизы, разве что если бы они встали посреди дороги. Фейсал мчался, как человек, спасающийся от правосудия. Правда, манера езды других участников дорожного движения позволяла предположить, что и они не без греха. Мне пришлось обеими руками придерживать свои развевающиеся одежды, чтобы они не полоскались в потоке воздуха, врывающегося в открытые окна. Поскольку я сидела сзади, разговаривать было невозможно, так что я вцепилась в свои тряпки и закрыла глаза. Дважды нам пришлось резко сбрасывать скорость и почти ползти из-за ремонтных работ на шоссе, трижды — из-за аварий. Все три, правда, оказались незначительными, задержки были связаны лишь с тем, что дорогу преграждали кучки людей, которые, оживленно жестикулируя, обсуждали происшествия.