Кольцо из Камелота

Тяжелые кованые железные ворота, ржавые и потемневшие, закрывали единственный проем в высокой каменной стене, которая, кажется, тянулась на несколько миль в обе стороны. Над воротами склонялись две огромные ели, отбрасывая густую тень. Никого не было видно, но кругом росло столько кустов, что в них спряталась бы целая армия.

Дэвид огляделся и принялся разворачиваться.

— Что вы делаете? — спросила Джесс. — Нам туда.

— Отвезу вас обратно в город.

— И вернетесь сюда один? Нет, Дэвид, нет.

— Джесс, нам надо продумать все тщательнейшим образом.

— Ворота не заперты.

— Это еще подозрительней. Слишком заманчиво.

— Я их сейчас открою.

— Нет, не откроете. Если кто и выйдет из машины, так это я.

— Смешно. Вы сможете меня прикрыть, а я вас нет. В любом случае, они не так жаждут меня убить.

Дэвид вскрикнул и хотел остановить ее, но не успел. Она заспешила, желая скрыть тот факт, что вовсе не чувствует той храбрости, с какой спорила, и что по спине ее забегали мурашки, когда она вышла из-под надежной защиты машины. Ворота были тяжелыми, но податливыми; понадобилось всего несколько секунд, чтобы распахнуть их достаточно широко для проезда автомобиля.

Лет двадцать — тридцать назад извилистая дорога, возможно, производила впечатление. Теперь она была в колдобинах, заросшая джунглями сорной травы, слегка примятой лишь там, где проезжали случайные машины. Обрамляющие дорогу деревья не подрезались десятилетиями, сводчатые ветви обвисли и царапали крышу и бока автомобиля. В зеленом туннеле было темно, сыро и очень тихо. Дэвид выворачивал руль, стараясь объезжать самые глубокие рытвины.

— Знаете что, — медленно сказала Джесс, — мы не сможем отсюда быстро выбраться. Если придется.

Дэвид хотел было ответить, но слова замерли у него на устах. Они внезапно вырвались из заросшего туннеля, и перед ними открылся дом.

Если дорога являла собой разбитые останки дороги, то теперь они видели призрак того, что было когда-то помещичьим домом, возведенным из камня, с широким элегантным фасадом, с башнями на каждом углу и амбразурами спереди. С архитектурной точки зрения не столько кошмар, сколько грубая шутка. Башням не место на георгианском фасаде, а амбразуры были порождением чистой фантазии. Сооружение словно запечатлело в камне смысл известного выражения: «Я ничего не понимаю в искусстве, но знаю, что мне нравится», — и Джесс, втайне сама склонная к некоторой вульгарности, подумала, что в первоначальном виде дом этот пришелся бы ей по душе. Однако сейчас шутка приобрела мрачный оттенок. Юмор исчез, осталась одна грубость. Заросший лишайниками и лохматым плющом, с тусклыми окнами, окруженный кустарником, дом угрюмо торчал, как хулиганистый парень с грязной физиономией.

Дэвид остановил машину посреди открытого пространства, которое было когда-то круговой подъездной аллеей для экипажей, и сделал короткое едкое замечание, состоящее из одного слова.

Если проигнорировать дом, вид был великолепный. Место выбирали так, что отсюда, с высокой точки, на много миль вперед расстилалась панорама скалистого плато и моря. На расстоянии виднелась крыша другого дома, наполовину скрытая деревьями; разделяющие и окружающие их земли лежали невозделанными, превратившись в неухоженное пастбище. Моря они из машины не видели, но слышали, как далеко внизу оно бьется о скалы. Джесс подумала, что из башенных окон вид должен быть потрясающий. А вслух сказала:

— Поехали отсюда. Забудем обо всем этом.

— Поздно. Я заинтригован. Я хочу посмотреть, что будет дальше.

— Никакой засады нет, Дэвид. Пока нет.

— Она может быть в доме. — Дэвид включил мотор, и они проехали оставшееся до ступенек расстояние. — Пошли поглядим.

Звонка не было, только огромный железный молоток в форме короткого меча или кинжала. Такой же символ виднелся над дверью в осыпающемся каменном обрамлении. Джесс посмотрела на своего спутника. Он пожал плечами и послал ей странную слабую полуулыбку. Потом легким кивком указал на молоток. Джесс приподняла его и стукнула.

Глава 8

Она ожидала услышать, как прокатится гулкое эхо, замирая в невидимых внутренних залах, и сказала себе: «Чересчур много триллеров». Молоток издал глухой стук без всякого эха. Она ударила еще разок и с надеждой спросила:

— Как по-вашему, никого дома нет?

— Не знаю. Машины не видно, но она может стоять в гараже. Попробуйте еще раз.

Джессика попробовала, и не раз. Она стала прислушиваться, не раздастся ли звук приближающихся шагов, но понимала, что это глупо; дверь выглядела достаточно солидной, чтобы не пропускать изнутри никаких звуков. Створка вдруг распахнулась без всякого предупреждения, и поднятая в тот момент для очередного удара рука Джесс оказалась нацеленной прямо в нос открывшему дверь человеку.

— Ну-ну, полегче! — воскликнул он, тоже взмахивая руками, как будто для того, чтобы парировать удар. Потом чарующая улыбка расплылась на его очень и очень знакомой физиономии. — Наконец-то вы прибыли! Нет-нет, не надо мне ничего объяснять, я уверен, что вы не кто иной, как моя маленькая, давно пропавшая из виду кузина из Штатов. Дорогая Джесси... Можно мне называть вас Джесси, да?

Джесс отступила на шаг, удачно избежав братских объятий, и синие глаза мужчины сощурились от удовольствия. Он почти не изменился. Усы, конечно, исчезли, и волосы стали соломенными, тускловатыми, как иногда бывает, если спешно их перекрашивать.

— Вам больше идет без усов, — сказала Джесс.

— Я тоже так думаю, — без запинки ответил ее кузен. — Поэтому я их никогда не отращивал.

— Замечательно, — одобрил Дэвид. — Где вы этому научились? В Оксфордском театральном обществе? Или в местном кружке? Сделать легкую паузу изумления, потом быстренько оклематься, как говорят у них в Штатах...

Кузен Джон выпрямился. Он был среднего роста, в старенькой рубашке с открытым воротом под потертым блейзером, но когда смерил глазами Дэвида, начав с его изящно выгнутого носа, показался истинным, с головы до ног аристократом, разглядывающим оборванца в монокль.

— Я, кажется, не имел удовольствия, мистер...

Джесс догадалась, что он ждет, чтобы она представила своего спутника, но была слишком ошеломлена откровенной наглостью спектакля. Пока она колебалась, Дэвид сам взялся за дело, схватил попытавшуюся ускользнуть руку и энергично потряс ее.

— Дэвид Рэндолл. Наконец-то мне выпало счастье официального знакомства с вами, кузен Джон. Можно мне называть вас кузен Джон, да? В конце концов, скоро мы породнимся. Зовите меня просто кузен Дэвид.

Кузен Джон приподнял брови:

— Вы... помолвлены?

Дэвид закивал изо всех сил.

— Но это просто великолепно! — радостно продолжал кузен Джон. — Значит, вы привезли своего жениха, чтобы познакомить его с семьей, Джесс? Прекрасно, прекрасно. Но почему мы стоим на пороге? Входите, выпьем чего-нибудь, чтобы отметить все это.

«Хрюкочет, — злобно подумала Джесс, — как Джабберуок» [43]. Кузен Джон производил такое же впечатление — страшное и смешное одновременно.

В холле было темно после яркого солнца; Джесс стукнулась лодыжкой о что-то низкое и твердое, откуда-то рядом из темноты услышала глухое проклятие Дэвида и догадалась, что он тоже сводит знакомство с мебелью.

— Жуткое место, — раздался веселый голос ее кузена, — без окон. Добро пожаловать в гостиную, — хихикнул он.

Скрипя зубами на все эти штучки, Джесс тащилась за ним. Потом тяжелые гардины были отброшены и в комнату хлынул поток света.

Джесс подумала, что понимает, почему шторы держат закрытыми. Если это парадная гостиная, или салон, или как его там называют, она лучше всего выглядит в полутьме. На интерьере дома лежала та же печать упадка и разрушения, которая отмечала его снаружи, свидетельствуя об отсутствии надлежащего ухода и намекая не столько на скудость средств, сколько на равнодушие. Мебель никогда не представляла особой ценности, а теперь обивка потерлась и дерево покрылось царапинами. Плотный слой пыли лежал на всем, кроме стоявшего в углу инструмента. В резком контрасте с прочей обстановкой комнаты он напоминал тщательно ухоженный розовый куст и формой походил на миниатюрный рояль.

43

Джабберуок — чудовище из стихотворения в повести Льюиса Кэрролла (1832 — 1898) «Алиса в Зазеркалье» (1872); в переводе С. Маршака и Д. Орловской — бармаглот, однако хрюкочут не бармаглоты, а зелюки:

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по наве,

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове.