Роман в лесу

A

The romance of the forest

Анна Рэдклифф

Роман в лесу

Анна Рэдклифф и ее время

«Королева готического романа» Анна Рэдклифф (1764–1823) родилась в год опубликования в Англии первенца этого жанра — «Замка Отранто» Хорейса Уолпола. Но прежде чем говорить о ее жизни и творчестве, скажем несколько слов об эпохе, когда расцвел этот своеобразный жанр.

Последняя треть XVIII века — время переходное для английской литературы и — шире — всего английского искусства и идеологии, период кризиса просветительского рационализма и зарождения новых, романтических форм осмысления действительности. В искусстве это выразилось в ревизии нормативной классицистической эстетики, в интересе к национальному и историческому, в переходе от примата разума к примату чувства. В целом искусство и литература предромантического периода выступают против «философического, геометрического и систематического духа, распространившегося на науку и изящную литературу, который, обращаясь исключительно к разуму, ослабил и разрушил чувства, заставил поэтов писать скорее из головы, чем от сердца».

По мере роста сомнений во всемогуществе просветительского «царства разума» все более ценностными становятся такие предромантические категории, как «возвышенное» и «живописное», апеллирующие к чувству и воображению, тогда как категория «прекрасного», основанная на рационалистической стройности и ясности, утрачивает былую универсальность. Четкость, плавность, простота и упорядоченность форм классицистического канона сменяются размытостью очертаний, вычурностью рисунка, хаосом и полумраком. На место классицистической соразмерности приходит романтический контраст. «Если судить о готическом творении по греческим канонам, найдешь лишь искажения. Но готическая архитектура имеет свои законы, и, если судить исходя из них, в ней обнаружится много уникальных достоинств», — утверждал один из теоретиков пред-романтизма Ричард Хёрд в «Письмах о рыцарстве и средневековых романах» (1762).

Дух времени настолько властен, что даже представитель классицистической эстетики Александр Поп находит «разумное» оправдание готическому стилю в архитектуре: «Ведь могут ли арки не быть стрельчатыми, когда их создатель хотел воспроизвести тот завиток, что образуют два дерева, переплетясь ветвями? И могут ли колонны не состоять из нескольких граней, коль скоро они повторяют форму стволов нескольких деревьев, сросшихся вместе? Тому же принципу подчинены и резные розетки из камня, и цветные витражи: первые представляют ветви, вторые — листья деревьев, и те и другие способствуют созданию скудного, сумрачного освещения, порождающего религиозное благоговение и трепет».

Перемены захватывают все сферы культуры и быта страны. В моду входит коллекционирование старинных монет, книг, оружия и доспехов, а такие страстные любители средневековья, как X. Уолпол и У. Бекфорд, тратят годы и состояния на превращение собственных усадеб в удивительно изощренные имитации готики, оказавшие большое влияние на стиль интерьера и частных построек того времени. Позднее Вальтер Скотт, сам страстный поклонник феодальной старины, признает роль Уолпола в повальном увлечении «готикой»: «Готический орден в архитектуре приобрел ныне повсеместное распространение и возобладал столь безраздельно, что нас, пожалуй, удивило бы, если бы деревенский дом какого-нибудь купца, удалившегося от дел, не являл нашему взору снаружи — стрельчатых окон с цветными стеклами, а внутри — кухонного буфета в виде церковного алтаря и если бы передняя стенка свинарника при доме не была скопирована с фасада старинной часовни. Но в середине восемнадцатого столетия, когда мистер Уолпол стал вводить готический стиль и демонстрировать, как орнаменты, присущие храмам и монументам, могут употребляться для украшения каминов, потолков, окон и балюстрад, он не применялся к требованиям господствующей моды».

Новые веяния проявляются и в планировке парков: классически правильный, рассчитанный по линейке, подстриженный и ухоженный французский парк уступает место «естественному» английскому — с извилистыми аллеями, каскадами ручьев, тенистыми купами деревьев, меланхолическими руинами, урнами и гротами. Такой пейзаж считался «живописным», и постепенно само понятие «живописное» наряду с «возвышенным» начинает играть огромную роль в предромантической эстетике и, в частности, в поэтике «готического романа».

Центральная роль в определении этого понятия принадлежит Уильяму Гилпину (1724–1804), одному из законодателей художественного вкуса в Англии второй половины XVIII века, утверждавшему романтический взгляд на природу и ее изображение. В своем поэтическом задоре Гилпин при описании знаменитого Тинтернского аббатства обронил однажды неудачную фразу, над которой насмехались его оппоненты: «Молот, использованный с умом (но кто отважится пустить его в ход?), мог бы сослужить добрую службу, разрушив несколько островерхих зубцов, которые режут глаз правильностью ряда». Фраза забавна, и в то же время в ней проявился весь пафос Гилпина, написавшего несколько томов «Наблюдений, относящихся главным образом к живописной красоте…». Гилпин оказал большое влияние на поэтику Анны Рэдклифф. Знаменательно, что ее первый роман, действие которого происходит в горной Шотландии, вышел в год публикации его работы «Наблюдения, относящиеся к живописной красоте… сделанные во время путешествия по горной Шотландии» (1789), а «Роман в лесу» последовал за опубликованной Гилпином книгой «Заметки о лесных пейзажах (рассматриваемых в основном с точки зрения живописной красоты)» (1791).

Растет интерес к народной музыке, к фольклору, о чем свидетельствуют сборники народной поэзии Дж. Уортона, А. Рэмзи, Т. Перси, имитации Макферсона и Чаттертона. Поднимается на должную высоту творчество «елизаветинцев», прежде всего Шекспира и Спенсера, оттесненных на второй план в период господства классицистической эстетики.

Через поэзию — и в первую очередь народную балладу, построенную на средневековых преданиях и исторических сюжетах, — «готическая» тема приходит и в английский роман, в котором своеобразно преломились и барочность елизаветинской драматургии, и мистицизм средневековой архитектуры.

О новых тенденциях в развитии романа говорит появление особого жанрового определения — «romance», которым, в отличие от традиционного «novel», называли авторы «готических романов» свои творения. Новая терминология не была досужей выдумкой, а указывала на принципиальные изменения в поэтике, на разность взглядов на связь искусства и жизни, на различные истоки сосуществовавших в XVIII веке двух типов романа. В противоположность термину «novel», восходящему к реалистической новелле итальянского Ренессанса, «romance» связывается со средневековым рыцарским романом, построенным на сказочно-фантастических приключениях идеальных героев. Клара Рив, автор первого в Англии теоретического трактата, посвященного истории романного жанра, четко разграничивает эти две разновидности: «Novel рисует реальную жизнь, быт и нравы, причем жизнь современную ее автору. Romance возвышенным, помпезным языком описывает то, чего никогда не было, да и быть, скорее всего, не могло».

В своем стремлении освободиться от непременного правдоподобия, от строгого классицистического канона, в раскрепощении творческой фантазии и воображения «готический роман» предвосхищает основные тенденции предромантической эстетики. К ним относится и свойственный жанру — во всяком случае на раннем его этапе — культ «естественности», «природы», «чувства», идущий от сентиментализма второй половины века, сближающий «чувствительный роман» с «готическим».

Само понятие «готический» претерпевает на протяжении XVIII века существенную метаморфозу. Ассоциируясь в начале столетия с грубостью и варварством, к концу его это понятие обретает положительную экспрессию. В последней четверти века термин «готический» начинает употребляться не только для обозначения стиля средневекового искусства, прежде всего архитектуры, но и как жанровое определение предромантической прозы. Теперь нередко названия произведений дополняются подзаголовками «готическая повесть», «готический роман».