Имя Звезды

— Как с утра холодно, — пожаловалась я и потянулась за халатом. Было и правда холодно. С вечера в комнате похолодало градусов на пять.

— Рори...

— Бегу! — откликнулась я. — Извини.

Мне по утрам нужно очень многое. У меня очень густые длинные волосы — усмирить их можно только при помощи портативной химической лаборатории. Собственно — хотя мне в этом стыдно признаваться, — один из самых сильных страхов, терзавших меня перед отъездом в Англию, заключался в том, что я не найду там привычных шампуней и кондиционеров. Да, стыдно, но тот набор, которым я пользуюсь, я подбирала долгие годы. И только с его помощью удается сделать мои волосы похожими на волосы. А без него они принимают горизонтальное положение, поднимаются сантиметр за сантиметром по мере увеличения влажности. Они не то чтобы вьются — скорее живут своей жизнью. Ну и еще, понятно, мне нужны были гель для душа и бритва (бриться в общей ванной — я еще об этом и не думала), а также очищающее молочко для лица. А еще банные шлепанцы, чтобы не подцепить грибок.

Джазино нарастающее отчаяние мурашками пробегало у меня по спине, но я и так торопилась как могла. Я просто не привыкла решать все эти задачи и тащить все свои причиндалы в душ в шесть утра. В конце концов я собрала все, что нужно, и мы зашагали по коридору. Поначалу я не врубилась, чего моя соседка так разнервничалась. Все двери в коридоре были закрыты, стояла тишина. А потом мы добрались до ванной и шагнули внутрь.

— Черт, — пробормотала Джаза.

Тут я поняла. Душевая была набита под завязку. Все обитательницы нашего коридора уже были здесь. И разумеется, все кабинки были заняты, к каждой стояла очередь из трех-четырех человек.

— Вот что получается, если тормозить, — сказала Джаза.

Оказалось, ничто не раздражает так сильно, как стоять и ждать, пока кто-то другой помоется. Каждая потраченная ими секунда воспринимается как личное оскорбление. Ты просчитываешь в уме, сколько они там возятся, и гадаешь, на что можно убить столько времени. Опередившие меня девицы мылись в среднем минут по десять, так что я проторчала там примерно полчаса. Меня так допела их медлительность, что сама я заранее просчитала каждое свое движение. И все равно простояла под душем десять минут и выскочила из ванной одна из последних.

Когда я ввалилась в комнату, все еще с мокрой головой, Джаза уже успела одеться.

— Ты скоро? — спросила она, надевая форменные туфли.

Из всей нашей формы это была самая идиотская часть. Черные, клеенчатые, на толстой рифленой подошве. Бабуля моя их бы ни за что не надела. Впрочем, бабуля была обладательницей титула «Мисс Бенувиль» за 1963 и 1964 годы — этот титул обычно присуждали самой большой фифе. А кто именно мог считаться в 1963 и 1964 году в Бенувиле «фифой», я вам толком сказать не могу. Наверняка я знаю другое: бабуля носит домашние туфли на каблуке и шелковые пижамы. Собственно, она и мне к школе купила несколько шелковых пижам. Просвечивающих. Я оставила их дома.

Я как раз собиралась поведать все это Джазе, но почувствовала, что она не в настроении слушать всякие байки. Тогда я посмотрела на часы. До завтрака оставалось двадцать минут.

— Двадцать минут, — сказала я. — Куча времени.

Не знаю, что там такое приключилось, только одеваться оказалось куда труднее, чем я думала. Нужно было надеть все, что относится к форме. Я долго провозилась с галстуком. Хотела подкраситься, но у зеркала было совсем темно. Потом пришлось вспоминать, какие учебники понадобятся для сегодняшних занятий — по-хорошему надо бы было их собрать накануне.

Короче говоря, вышли мы из комнаты в семь тринадцать. Пока я возилась, Джаза сидела на кровати, а глаза у нее становились все шире и печальнее. И все же она меня не бросила и ни разу не пожаловалась.

В столовой было яблоку негде упасть и стоял страшный шум. В том, что мы задержались, был один плюс — не пришлось стоять в очереди за едой. Конкурентами нам оказались лишь несколько мальчишек, которые явились за добавкой. Я прежде всего схватила чашку кофе, потом налила тепленького сока в невозможно маленький стаканчик. Джаза выбрала полезные продукты — йогурт, фрукты, цельнозерновой хлеб. Мне в это утро было не до подобных глупостей. Я прихватила сардельку и пончик с шоколадом.

— На первый раз, — объяснила я Джазе, которая с ужасом уставилась на мою тарелку.

Выяснилось, что найти место не так-то просто. В конце концов мы обе пристроились на самом краю одного из длинных столов. Не знаю почему, но я принялась отыскивать глазами Джерома. Он сидел в дальнем конце соседнего стола, увлеченно беседуя с какими-то девчонками с первого этажа. Я занялась жирами у себя на тарелке. Понимаю, звучит это дико по-американски, но тогда мне было наплевать. Я едва успела пропихнуть в горло несколько кусков, когда на кафедре воздвигся Пик Эверест и объявил, что завтрак окончен. Все повскакали, заталкивая в рот последние куски хлеба и допивая сок.

— Удачи! — сказала Джаза, вставая. — За ужином увидимся.

Денек оказался — умереть не встать.

Собственно, все было так ужасно, что я подумала: а может, это они тут так шутят — специально так организовали первый учебный день, чтобы довести народ до ручки. Утром у меня было одно занятие, то самое, с таинственным названием «Математика повышенной сложности». Оно длилось два часа и нагнало на меня такого страху, что я, можно сказать, погрузилась в транс. Потом у меня было две свободных пары — накануне я думала, что как следует передохну. Все это время ушло на решение задач.

Без четверти три я помчалась к себе и напялила шорты, тренировочные штаны, футболку, флисовую куртку, а также наголенники и шиповки, которые мне выдала Клаудия. Теперь предстояло пересечь три улицы, чтобы попасть на стадион — он у нас был общий с местным университетом. Для человека в шлепанцах булыжная мостовая не подарок, для человека в шиповках, да еще и в огромных, неповоротливых наголенниках она превращается в настоящий кошмар. Я дошлепала до стадиона и обнаружила, что другие спортсмены (вернее, спортсменки) оказались умнее и надевают шиповки и наголенники прямо там, а также что на них только шорты и футболки. Я скинула штаны и куртку. Заново напялила наголенники и шиповки.

Потом я с тоской заметила, что Шарлотта тоже играет в хоккей. А также моя соседка Элоиза. Элоиза жила напротив, у нее единственной была отдельная комната.

Иссиня-черное каре, рука вся в татуировках — правда, в школе она ее прикрывает. В комнате у нее стоял огромный освежитель воздуха, на который она получила особое разрешение (нам никакие электрические устройства держать у себя не позволялось). Ей как-то удалось добыть у врача справку, что она страдает тяжелейшей аллергией, поэтому ей нужен освежитель и отдельная комната. На деле освежитель нужен был, чтобы скрыть, что в свободное время она курит одну сигарету за другой, а дым выдувает прямо в этот свой агрегат. Элоиза бегло говорила по-французски, потому что по нескольку месяцев в году проводила во Франции. Что до курения, она, конечно, не произносила вслух: «Это такая французская штучка», однако это подразумевалось. Тренировка, судя по всему, наводила на нее ту же тоску, что и на меня. На остальных лицах читалась мрачная решимость.

У большинства были собственные клюшки, нам же выдали казенные. Потом мы построились в шеренгу. Я содрогнулась.

— Добро пожаловать в хоккейную команду! — грохнула Клаудия. — Почти все вы и раньше играли в хоккей, так что мы сейчас быстренько повторим основы и перейдем к делу.

Очень скоро стало совершенно очевидно, что «почти все вы и раньше играли в хоккей» означает «все вы, кроме Рори, и раньше играли в хоккей». Никому, кроме меня, не пришлось объяснять с нуля, как держат клюшку, какой стороной бьют по мячику (плоской, а не выпуклой). Никому не пришлось показывать, как бегают с клюшкой, как попадают по мячу. На разъяснения ушло пять минут. Клаудия прошла вдоль строя, чтобы убедиться, что мы одеты как положено и все, что нужно, при нас. Передо мной она остановилась: