Страница 87 из 110
В выставочные залы ворвалась радуга новой красоты, принеся с собою свежесть прошедшей грозы и яркость раскованной палитры.
Великолепны полотна русских мастеров Левитана, Коровина, Аполлинария Васнецова, Нестерова, Рериха, внесших свой неоценимый вклад в развитие мирового искусства пейзажа. Прекрасны холсты наших современников Игоря Грабаря, Юона, Крымова, Сергея Герасимова, Кончаловского, Дейнеки, Юрия Пименова, Нисского, Чуйкова, Ромадина, воспевших в своих замечательных картинах и этюдах родную природу.
Весенний дождь
НИКОЛАЙ ИГНАТОВ
Тбилиси.
Утро.
Ласковое шафрановое ноябрьское солнце. Жемчужная дымка над городом.
Проспект Руставели. Сиреневая паутина теней на серой замше асфальта. Шорох бронзовых листьев.
Осень.
Сквозь густое кружево платанов рвутся шустрые солнечные блики.
Они взбираются по мощным торсам кариатид, карабкаются по ювелирной вязи мавританских орнаментов, застревают в барочных завитушках, взлетают по гладким бетонным стенам модернистских зданий, прыгают на лакированные спины автомашин…
Тоннель перехода.
Гулкий перестук шагов. Ступени. Праздничная колоннада. Арки. Винтовой нарядный пандус станции воздушной канатной дороги. Выход на площадку.
Откуда-то сверху, из сияющей бездны вдруг вываливается красно-желтый вагончик. Веселые, оживленные пассажиры покидают пеструю ладью.
Зазвенело большое колесо.
Что-то зарокотало, и вмиг… под нами дома, дома, дворы.
Убежала стройная башенка вокзала. Поплыли сизые дымы. Промелькнула серебряная колокольня. Далеко-далеко внизу — гостиница «Иверия», копошатся люди, движутся автомобили.
Это неспешное парение над городом незабываемо. Тбилиси, подобный огромной чаше, будто покрыт эмалью, в которой тонкими линиями обозначены улицы, переулки, проспекты.
Парение, полет…
В эти минуты как-то необычайно ярко начинаешь чувствовать, понимать этот ни с чем не сравнимый город. Ведь мы проплываем рядом, совсем рядом с узорными террасами, черепичными крышами, балконами.
Видим растворенные окна домов. Цветы. Играющих детей. Голубей, кувыркающихся в воздухе рядом с нами. Видим вечную, неумирающую жизнь.
Город раскрывает нам свои теплые ладони. Еще миг, последнее вздрагивание стальной лодки.
Мы у цели.
Гора Мтацминда. Каменный барьер. В голубой дали внизу крыши, крыши, крыши… Высота.
Рядом, стремглав рассекая воздух, проносятся острокрылые стрижи.
Гудит, гудит, как гигантская раковина, Тбилиси, поблескивая всеми цветами радуги. Плывут легкие, как перышки, облака, окутывают верхушку телебашни.
Звенит лазоревая высь осеннего неба. Широко, просторно раскинулись белые крылья новых кварталов столицы Грузии.
Тают в лиловой дали горы. Узорной лентой вьется Кура. Скользят по крышам фиолетовые прозрачные тени.
Зал приемов в здании верхней станции фуникулера на горе Мтацминде. Большой, светлый. Во всю стену напротив огромного окна — роспись «Посвящение Пиросмани», работа грузинского художника Николая Игнатова.
«Посвящение Пиросмани».
Шестьдесят квадратных метров живописи. Гигантский труд. Стоцветное марево.
Словно само солнце пришло в гости к художнику и расцветило немую стену. Заставило роспись заговорить, запеть, засиять всеми колерами спектра.
Но во всем этом буйстве, безудержном пиршестве красок, в кажущемся на первый взгляд случайным потоке стихии цветописи есть камертон — тонкий, своеобычный, определяющий лейтмотив грандиозного холста.
Посвящение Пиросмани. Фрагмент.
Букет фиалок.
Да, маленький букет фиалок в руках у веселого мальчишки-подростка.
Он принес их, принес целую корзинку и, мило улыбаясь, предлагает нам. Фиалки…
Символ весны, нежности, чистоты, надежды. «Посвящение» все пронизано фиалковой свежестью. Фиолетовые, сиреневые, лиловые кодеры вкупе с бирюзовыми, лазурными, синими, сапфировыми, голубыми, лазоревыми и другими холодными тонами создают неповторимую основу величественной полифонии.
И когда этому прозрачному миру мечты и небесных цветов вторят теплые, горячие краски земли — жаркая охра, сиена, густая умбра, звонкие золотые, оранжевые, червонные, багряные, розовые, пурпуровые, желтые, рубиновые, изумрудные, алые — пылающие цвета земной плоти, тогда мы словно слышим все голоса этого поистине космического хора поющих красок.
Вслушайтесь в мнимое беззвучие цвета.
Вглядитесь…
Еще миг, и вашего слуха достигнет музыка старого Тбилиси. Вы услышите сонное бормотание Куры. Зазывное, немудреное, то грустное, то веселое пение шарманки. Крик петуха. Тихую мелодию свирели. Гортанные звуки песни загулявших кинто в широких шароварах и лихо заломленных фуражках.
Звонкий голос молота, бьющего по наковальне.
Лепет влюбленных, шорох листьев в садах.
Глухой стук падающих спелых плодов. Цокот копыт по древней мостовой, скрежет мельничного колеса и ропот белопенных потоков, свергающихся с гор, визг ржавых уключин и глухой говор бубна.
Вот заскрипела половица, вздохнула старая дверь, лязгнул железный замок, застучали каблучки по булыжнику, раздался звук поцелуя, тихий смех.
Плеск весел. Звон стаканов. Шум застолья.
И снова, и снова протяжный голос органи — шарманки, которая то всхлипнет, то зарыдает, то захохочет. Этому завораживающему ритму подчиняется расходящееся кругами кольцевое движение света, цвета, звука.
Недаром шарманщиков четверо. Они-то и создают широкое стереофоническое звучание холста. Им вторят барабан-доли, свирель-саламури, бубен-дайра, скрипка, зурна, дудуки…
Посвящение Пиросмани. Фрагмент.
И снова до нас доносятся крики продавцов мацони, угольщиков. Ворчит, крякает, шумит Шайтан-базар.
Поют, поют девушки, и снова журчит, журчит Кура. Вечная музыка жизни, прекрасной, сладкой и горькой. Грохочут огромные винные бочки. Стонет ишак.
Тихо, тихо потрескивает нагар на десятках горящих свечей.
И над всем этим многоголосьем, перекрывая крики горластых торгашей и духанщиков, над всем этим царством пестрых звуков мы все явственней слышим тихий, тихий стук сердца доброго Нико Пиросмани — мудреца и ребенка, самого нищего и самого богатого человека в старой Грузии, одинокого художника, этого Диогена Тбилиси начала двадцатого века, поэта, любившего людей, презиравшего роскошь и бесконечно ценившего свободу.
Его муза, светлая, наивная, не знала лжи.
Бездомный бродяга, дитя Кахетии, он познал всю горечь нищеты, но все же не было человека более счастливого, чем Нико.
Ведь он владел безраздельно всем этим чудным и страшным миром, полным мрака и слез, света и радости. Творец и мыслитель, Пиросмани забывал все, когда наступал желанный миг и он натягивал на подрамник кусок обыкновенной черной клеенки. Тогда свершалось чудо.
В какие-то считанные часы из глянцевитого мрака и тьмы клеенки на свет являлись люди и звери, сияло солнце, звучали песни. Словом, во всем сверкании и убожестве, во всей веселости и безотрадности перед нами представал славный и жестокий старый Тбилиси со своими тучными князьями и поджарыми кинто, краснолицыми духанщиками и веселыми девицами из Ортачала, милыми и наивными оленями и цыплятами, медведями и жирафами.
Мы не видим лица Пиросмани.
Но его тощая спина, острые лопатки бедняка говорят нам все.
Нико пишет свой шедевр — «Девочку с шаром».
И эта маленькая картина словно озаряет весь этот тесный, мощенный булыгой, крытый черепицей, пропахший потом и все же благословенный мир простых людей труда.