Страница 108 из 114
Но не думайте, что эти строки начертал хладнокровный, расчетливый педант.
К Сурикову, как нельзя лучше, относятся тургеневские слова:
«Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце».
И это свойство зажигало всех его друзей, бесило врагов…
«Суриков горячо любил искусство, — говорил Репин, — всегда горел им, и этот огонь горел кругом него».
О том, как далеко проникал свет его творчества, говорит эпизод из жизни художника.
Свыше трех тысяч верст верхом проехал Суриков по таежным дебрям Сибири.
Писал этюды.
Рисовал. Собирал материал для картины «Ермак».
В ту далекую пору самолетов, портативных фотоаппаратов, вертолетов не было. Вот и приходилось странствовать.
Как-то уж под вечер подъезжает Василий Иванович к крохотной деревушке, приютившейся на берегу быстроводной реки. Лошадка привезла его на огонек.
Сумеречно.
Тишина неземная.
Безлюдье. Холодно, сыро. Зябко.
««Где, спрашиваю, переночевать да попить хоть чаю?»
Ни у кого ничего нет.
«Вот, — говорят, — учительница ссыльная живет, у нее, может, чего найдется».
Стучусь к ней.
«Пустите, говорю, обогреться да хоть чайку согреть».
«А вы кто?» — спрашивает она.
«Суриков, говорю, художник».
«Боярыня, говорит, Морозова»? «Казнь стрельцов»?
В. Суриков. Боярыня Морозова. Фрагмент.
«Да, говорю, я».
«Да как же это вы здесь?»
«Да так, говорю, я тут как тут!»
Бросилась она топить печь, мед, хлеб поставила, а сама и говорить не может от волнения. Понял я ее и тоже вначале молчал. А потом за чаем так разговорились, что проговорили до утра».
Суриков и Лев Толстой. Тема отдельного исследования. Нет сомнения, что общение этих людей было плодотворно…
«Цель художника не в том, — писал Лев Толстой, — чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться, и полюбят жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы».
…Живописец, замыслив «Боярыню Морозову», счел нужным сделать все, чтобы быть во всеоружии мастерства.
В 1883 году он вместе с семьей едет в Европу. Укрепить свое знание колорита, рисунка, композиции.
…Ни с чем не сравнимо звучание «Боярыни Морозовой». Оно поистине полифонично.
В этом полотне слышится тревожный гуд той далекой эпохи.
Шум древней Москвы.
Визжат полозья саней по укатанному снегу. Глухо звучит топот копыт, до слуха долетают лязг и бряцание оружия стрельцов. Неясный ропот тысячной толпы.
Лепет, смех, вздохи, тихий говор.
Словно струна, звенит голос Морозовой. Горький и страстный.
И, как ни странно, несмотря на сонм звучаний, перебивающий и мешающий его воспринять, он слышен всем. Этот стон одинокой души передал гениально Василий Суриков.
Вглядитесь.
Вам не хватит целого дня, чтобы разобраться в бездне психологической ткани, созданной кистью мастера. Каждый персонаж, каждый участник этого события — характер.
Начиная от улыбающегося мальчишки, вовсе не смыслящего, что за трагедия происходит на его глазах, до отрешенной фигуры девушки в синей шубке.
Что за океан чувств хлещет на нас с этой огромной картины!
Все переливы людских состояний — от горя, страдания, ненависти до смеха, ликования, сарказма — видятся на холсте. Перед вами трагедия народная, ничуть не уступающая Шекспиру.
Между прочим, среди критиков Сурикова раздавались голоса о «корявости» его живописи, об отсутствии идеальности в типаже, рисунке. Вчитайтесь в Шекспира.
И вы услышите время. Увидите зримо драму столкновения характеров людских. Почуете правду, невероятную по жестокости. Почти немыслимую истину бытия.
А форма выражения?
Конечно, это никак не мадригалы или сонеты модных поэтов.
Слово английского драматурга терпко, дерзко, грубо.
Но разве можно замечать лишь родинку на щеке титана? Это неумно и пошло. Подумайте о его деяниях, о том грандиозном потоке ассоциаций, мышления, которые вызывает его творчество…
«Боярыня Морозова». Одна из самых потрясающих картин планеты.
В ней главенствует дух людской. Проявление характеров.
Тайные движения души.
Здесь нет академической и классической жестикуляции. Нет изысканного и взвешенного салонного представления.
Сама жизнь — грозная и прекрасная — глядит на нас в это гигантское, раскрытое художником окно. Это подвиг искусства.
А. Н. Бенуа писал:
«Лишь редкие художники, такие, как Суриков, способны построить мосты из глубокой древности до наших дней и бесконечно вперед — в вечность. Никакие славянофильские рассуждения не способны были открыть такие прочные, кровные жизненные связи между вчерашним и нынешним днем России, они тогдашние люди, но они в то же время, несомненно, родные наши отцы…»
Особенно важно сегодня понять колоссальный труд души, мастерство станковой живописи, а главное, то, что «Боярыня Морозова» — изумительная, величественная картина.
В. Васнецов. Богатыри. Фрагмент.
Ахтырка близ Абрамцева. Здесь в 1880 году жил Виктор Васнецов. Он работал в ту пору над своей знаменитой «Аленушкой». Писал этюды чудесной природы в окрестностях Абрамцева.
Здесь судьба свела его с кружком Мамонтова.
Именно сюда частенько приезжали и подолгу гостили Илья Репин, Василий Поленов, Василий Суриков, Константин Коровин, Михаил Врубель, Михаил Нестеров.
Собирались, вечерами слушали сказителей древних былин.
Восхищались народными певцами.
Читали вслух Тургенева, Пушкина, Фета. Словом, в Абрамцеве царил дух преклонения перед великой культурой Руси.
Виктора Михайловича Васнецова сразу очень полюбили. В этом коренном вятиче быстро почувствовали своеобычного, почти сказочного мастера. Могучего и в то же время нежного, наполненного какой-то неподдельной, цельной, доброй романтикой вечно юной Отчизны.
Именно для него построил Мамонтов просторную светлую студию, где художник начал писать свой огромный холст «Богатыри»
Творил его неотрывно.
Год, другой, приводя всех в удивление своим неистовым и радостным трудом.
Картина была уже почти готова.
Друзья восхищались ею.
Но Виктор Михайлович не спешил показывать ее на выставках, несмотря на уговоры близких. «Нет, подожду», — говорил он. В этой неспешности — совестливость души живописца и богатырская ухватка истинного мастера. Автор хотел достичь впечатления подлинности былинного чуда.
В его ушах звучали слова Гоголя, который писал:
«Здесь ли не быть богатырю — когда есть место где развернуться и пройтись ему».
Это волнующее художника, возвышенное, эпическое ощущение Родины не покидало его весь долгий срок созидания картины. Он чувствовал душой огромную, тяжкую ответственность.
Желание спеть ярче, чище, светлее песнь о любимой Родине, ее народе.
И святое, гражданственное устремление не позволяло Виктору Васнецову скомкать, смять эту задачу. Раньше времени он не смел остановить бег воображения.
Вот воистину пример подлинно творческого отношения к своему детищу. Об этом стоит сегодня подумать некоторым любителям скороспелых и сырых полотен.
Ныне условия для создания этапных, глубоких, серьезных станковых картин ныне ничуть не хуже, чем у того же Василия Сурикова, который писал «Боярыню Морозову», поставив колоссальный холст в маленькой мастерской и разместив картину по диагонали помещения. А ведь теперь мастерские за сто квадратных метров не редкость. .