Страница 53 из 57
— Ты говорил сейчас о герметичных ящиках… Это что-то похожее на корабельные отсеки?
— Кое-что общее есть, но…
— Извини, еще один вопрос: эта машина была построена, чтобы плавать?
— Нет, не думаю.
— Тогда зачем этот цельный кузов из стального листа, укрывающий ее и снизу и сбоку как воротничком или, пожалуй, как корабельной обшивкой?
— Может быть, для того, чтобы изолировать машину от мокрых соленых трав или от влаги низин. Эта колымага тяжеловата для больших глубин.
— Однако она плавает!
— Да, но очень плохо, и то при условии, что пассажиры не побоятся промочить ноги, а в трюме не появится дырка.
— И все же зачем эти отсеки? — продолжал допытываться американец.
— Вот что я думаю: автомобиль рассчитан на долгие поездки по пустыне, отсюда — и большие емкости для припасов…
— Само собой разумеется.
— А здесь, в тропиках, главный враг в течение половины года — это влажность.
— Да, в сезон дождей.
— Так вот, чтобы избежать гибели или порчи провианта, устроены герметичные ящики для них…
— Это настоящие трюмы.
— Да, если угодно, или можешь считать, что это консервные банки. Предельно надежны — крышки стянуты болтами, плюс каучуковые прокладки. Когда мы уехали, трюмы были пусты, но плотно закрыты. Настоящие кессоны [184]с заключенным в них воздухом… Они-то и сыграли роль поплавков согласно закону, когда-то провозглашенному знаменитым стариканом по имени Архимед [185].
— Знаю: всякое тело, погруженное в жидкость, испытывает снизу вверх давление, пропорциональное весу вытесненной им жидкости.
— Меринос, у тебя есть данные стать доктором наук, ты попал в точку! Благодаря отсекам, которые пусты и хорошо закрыты, вес объема воды, вытесненной автомобилем, превышает вес самого автомобиля, включая нас самих и наши манатки. Давление снизу превосходит то, что сверху, и мы плывем!.. Чего не случилось бы, имей мы на борту хотя бы сотню килограммов твердого или жидкого провианта! Я говорю «на борту», потому что мы на барже, и это слово должно льстить таким гордым мореплавателям, как мы.
— Мощный довод, о Тотор, смелейший из капитанов и надежнейший из шоферов нынешних и будущих.
— Нечего смущать мою застенчивость!
— Договорились, ты — скромная фиалка, — продолжил Меринос, к которому вернулось хорошее настроение. — Тем не менее я всего лишь громко и твердо провозгласил, что именно благодаря тебе, одному тебе, враг остался бессмысленно топтаться на берегу, а мы оказались в безопасности. Пальба прекратилась, дистанция увеличивается… Продолжим же, капитан, это оригинальное плавание, которое уже милями отделяет нас от преследователей…
— Морскими милями, черт возьми!
— Самыми что ни на есть морскими, но давай позволим себе пожить спокойно после стольких опасных приключений, которым пора положить конец.
— Ты соскучишься по ним!
— Сомневаюсь, их слишком много!
— А между тем, чтобы жить, нужно есть, — напомнил парижанин.
— Недурная мысль.
— Бо предусмотрительно забросил в наш корабль на колесах съестные припасы покойника О’Брайена…
— Богоугодный поступок! Мой желудок будет вечно признателен нашему другу!
— Я заторможу… или застопорю машину, как говорим мы, моряки… и поедим.
— Голосую «за» обеими руками и особенно зубами! У меня каннибальский аппетит!
ГЛАВА 8
Легкий перекус. — Веселое плавание. — Причалили. — Ужасное пробуждение. — На поляне гигантских гераней. — Тот, кого не ждали. — Бедный Тотор! — Неслыханное оскорбление. — На пороге смерти. — Залп.
Тотор, как и его спутники, съел целую миску разведенной в воде муки, вытер губы обшлагом рукава и серьезно сказал:
— Это сразу и хлеб, и каша, и суп, и клейстер… жаловаться нечего…
— Все же я добавил бы на десерт клубнику в шампанском.
— У меня нет такой привычки, я предпочел бы пакетик жареной картошки.
— Не пробовал!
— Ну да, ты миллиардер! Но это и есть клубника в шампанском парижских гаврошей и мидинеток… [186]Когда будешь в Париже, я тебе куплю на два су… Вот увидишь… ради одного этого стоит приехать!
— А пока мне не хватает только зонта.
— Действительно, припекает солнышко на этом спокойном озере, по которому разъезжает автомобиль с выпивкой в брюхе.
— О, знаешь, я жалуюсь не всерьез, на самом деле я счастлив, что все опасности позади…
— Хм… Не будем распевать победные песни раньше времени!
— Чего же ты боишься сейчас, на этом маленьком море, которое мы переплываем, не оставляя следов?
— Не очень-то успокоишься с разбойниками, которые у тебя за спиной, а особенно — с ужасным бандитом, скромно именующим себя Королем Ночи. Возможности его столь же безграничны, как его ненависть и злоба!.. Смотри, вот странно!
— В чем дело?
— Стараюсь рулить на восток, а нас неумолимо сносит на юг…
— Вероятно, сильное течение; может быть, река пересекает озеро.
— Правильно, — отозвался Тотор. — Я останавливаю машину.
— Зачем?
— Чтобы сберечь перно [187]и спокойно дрейфовать по течению.
— Опыт мореплавателя, предусмотрительность, бережливость… Нет, ты действительно король шоферов!
Автомобиль плыл и плыл, а трое беглецов, чтобы не перевернуть его, не осмеливались даже шевельнуться, от напряжения у них болели спины, а ноги сводило.
И все же друзья продолжали беззаботно болтать, наперекор усталости, жаре и лишениям, и понемногу успокаивались относительно исхода их экстравагантного и рискованного предприятия.
Наступила ночь, а с нею пришла прохлада. С близкого уже берега долетал бриз, пропитанный благоуханием роз.
Уносимые течением друзья плыли, плыли, любуясь круговращением звезд, борясь с дремотой, с нетерпением ожидая восхода солнца.
Вдруг они почувствовали легкий толчок, и автомобиль замер. Темные массы листвы закрывали начинавший светлеть горизонт.
— Причалили! — радостно вскричал бывалый моряк Тотор.
— И вовремя, потому что я падаю от усталости, — зевая, ответил Меринос.
Через четверть часа уже рассвело. Автомобиль был вынесен на небольшую отмель из красного песка в десятке метров от берега.
Тотор запустил мотор, выехал из воды и через двести метров остановил машину на лужайке с чудесной травой, на которой жемчужинами сверкала роса.
У парижанина вырвался крик восхищения. В окаймлении синих эвкалиптов-небоскребов, толстых казуарин вдаль уходил великолепный партер [188]гигантских гераней, каких еще никогда не видывал человеческий глаз. Высотой в десять — пятнадцать метров, с обильной листвой, они как звездами были обильно усыпаны неисчислимыми соцветьями всех оттенков. А запах! Настоящий аромат роз — им было пронизано все… Пришедший в экстаз Тотор кричал:
— Ты только посмотри, только посмотри! Нет ничего прекрасней во всем мире! Честное слово, это, должно быть, личный сад феи цветов! Взгляни же, этому нельзя не поразиться…
— Тотор, верю тебе на слово, но я засыпаю… Я обязательно повосхищаюсь, когда проснусь.
— Я, собственно, тоже засыпаю на ходу, но наверняка увижу это во сне!
Оба свалились на землю и заснули, не заметив даже, что неутомимый, преданный Бо подобрал винчестер и нырнул в благоухающие заросли, умиленно взглянув на юношей:
— Спите, ребятишки… спите спокойно, а я пойду добывать еду.
Насколько сон был целительным, настолько внезапное пробуждение — ужасным. Тотор и Меринос не проспали и часа, как ощутили, что их грубо хватают, расталкивают, встряхивают.
Разбитые усталостью, лишениями и волнениями последних дней, они зевали и отмахивались. Юноши никак не могли вырваться из глубокого, сладкого оцепенения сна.
184
Кессон — открытый снизу ящик, применяемый при устройстве оснований глубоких подводных инженерных сооружений (мостов, плотин и проч.).
185
Архимед (около 287–212 до н. э.) — древнегреческий ученый, автор многих изобретений.
186
Мидинетка — девушка из мастериц, модисток, продавщиц и т. п., которые в обеденный час (midi — полдень) высыпали на улицы Парижа.
187
Перно — популярная во Франции полынная настойка, абсент. (Примеч. перев.)
188
Партер — здесь: открытая часть парка или сада, украшенная газонами, цветниками, бассейнами, фонтанами, статуями и т. д., расположенными в определенной системе. Также — растения одного вида, высаженные (выросшие) ровно и красиво.