Страница 14 из 99
Князь чувствовал к сиделке огромную благодарность и относился к ней с большой почтительностью. Увидев, что та протянула руку к графину, он моментально поставил свой стакан на поднос и подал ей.
– Там, вероятно, слишком жарко натоплено, сестра. Мне думается, достаточно было бы калорифера, а огонь в камине надо велеть погасить.
– Я того же мнения, – сказала сиделка, принимая стакан из рук князя.
Она быстро опустошила стакан.
Едва женщина успела допить последний глоток, как на ее лице, всегда таком спокойном, появилось странное выражение, точно его свело судорогой. К бледным щекам прихлынула кровь, яблоки глаз широко раскрылись и начали вращаться.
На лице появился ужас, она несколько раз глубоко вздохнула, потом покачнулась и выдавила прерывающимся голосом:
– Я умираю!.. Господи, сжалься над рабой Твоей!
Перепуганный князь бросился к ней, поддержал, усадил в кресло, думая, что это обморок или спазм сосудов, постарался успокоить, бессвязно произнося обычные бессмысленные слова:
– Все будет хорошо… все пройдет… успокойтесь, сестра! Вода, наверно, была слишком холодной…
Она вскрикнула, попыталась подняться и вновь упала в кресло.
Теряя голову, князь стал звать на помощь и нажимать на разные электрические звонки, отчего по дому начался трезвон.
Первым прибежал Владислав, за ним Бамбош и другие слуги.
– Доктора!.. Скорее доктора!.. Все равно какого, – приказывал князь. – Беги, Владислав! Зови быстрее… за любую цену!.. И вы, Жан, тоже бегите! Ищите врача!
Владислав опрометью понесся с лестницы, за ним побежал Бамбош, в совершенном бешенстве твердя про себя: «Точно! У него есть веревка повешенного… [28]Это он должен был скопытиться, а вместо него монашка выпила зелье. Промах!.. Надо смываться».
Как раз тут и появился в доме Бобино.
Увидев явно умирающую монахиню с лицом белее ее головного платка, не менее бледного князя и за полуоткрытой дверью следующей комнаты, на постели, Жермену, что звала на помощь слабым голосом, парень осмелился-таки сказать князю:
– Я тот, кого вы разыскиваете, Жан Робер по прозванию Бобино, друг Жермены и ее сестер…
Мишель протянул руку.
– Спасибо, что пришли. Помогите… Я совсем потерял голову…
Жермена услышала знакомый голос человека и позвала:
– Бобино… Жан… Дорогой Жан…
– Жермена!.. Дорогая мадемуазель Жермена!..
– Что у нас?.. Что с мамой?.. Где сестры?.. И здесь – что случилось?..
– Жермена, крепитесь! Я вынужден… Дело в том, что все несчастья сразу!.. Мадам Роллен…
– Мама больна?.. Да говорите же скорей!..
Князь, поддерживая голову умирающей монахини, сделал Бобино незаметный знак; боясь, что тот неосторожно скажет о смерти мадам Роллен и желая помешать ему, Мишель сказал:
– И с бедной милой сестрицей сделался обморок. Только ради Бога! Успокойтесь, Жермена! – И еле слышно попросил Бобино: – А вы подойдите к ней, успокойте, только ни в коем случае не говорите, что мать ее умерла.
Как ни тихо сказал он это, Жермена, с обостренной чуткостью больного человека, все-таки услышала. И закричала так, что мужчины испугались:
– Mама! Мама умерла!.. У меня больше нет мамы! Ни у сестренок… Берта!.. Мария!.. С кем они теперь?! О! Бог несправедлив, за что он так карает невинных?! Мама!.. Мамочка моя!..
В этот момент пришел Владислав с доктором, первым попавшимся, кого дворецкий застал дома.
Пока вконец перепуганный князь суетился у постели Жермены, опасаясь, что у бедняжки снова начнется обострение болезни, врач увидел, как сестра-монахиня содрогнулась в последний раз и замерла, вытянувшись в кресле.
– Она скончалась, – сказал он, посмотрев на помутневшие глаза.
Жермена услышала, что сказал лекарь, и закричала:
– Умерла!.. И она умерла!.. Я, наверное, проклята Богом!..
В нескольких словах князь, по-прежнему не подозревавший отравления, рассказал доктору о том, как все произошло.
Медик, пожилой, небольшого роста, с крючковатым носом и с маленькими глазами за толстыми стеклами очков, тонкими губами и аккуратной седой бородкой, с огромным выпуклым лбом и лысой головой, внимательно выслушал князя.
Когда хозяин дома закончил наконец бессвязные объяснения, то и дело прерываемые горестными возгласами Жермены, врач приподнял веки покойницы, сжал губы и проговорил:
– Вы не могли бы предположить, отчего погибла эта молодая особа?
– Нет. Может быть, кровоизлияние в мозг?
– Она отравлена, – заключил доктор.
– Отравлена! – воскликнул Мишель.
Услышав эти слова, Жермена снова разрыдалась.
– Отравлена!.. Она… святая женщина…
– Но это невозможно!.. Она ничего не пила, кроме воды из этого… как его, да, графина… из стакана, я ей подал…
– Значит, кто-то влил сюда смертельный яд…
– Я один пью из этого графина, и несчастная лишь по совершенной случайности…
– Значит, яд предназначался вам.
– Доктор, простите, вы не могли ошибиться?
– Посмотрите, – ответил врач, – как расширены зрачки. И еще более странное обстоятельство обращает на себя внимание: она умерла только что, тело еще теплое, но уже совершенно окостенело.
Врач взял графин, налил в горсть немного воды, понюхал, попробовал кончиком языка и заключил:
– Никакого запаха, вкус чуть-чуть сладковатый, но вы бы этого не заметили и приняли бы смертельную дозу, как эта жертва.
Князь покачал головой, все еще сомневаясь.
Чтобы убедить его, доктор спросил:
– Есть ли у вас в доме животное, которым вы не очень дорожите, чтобы произвести решающий опыт?
– Да, есть, собака.
– Большая?
– Огромный дог.
– Если можно, прикажите доставить его сюда.
– Владислав, приведи Стронга.
Мужик, до смерти напуганный тем, что любимому барину угрожала такая опасность, побежал и вскоре вернулся, ведя за ошейник очень крупную собаку грозного вида.
Доктор сказал князю:
– Возьмите три кусочка сахара и пропитайте водой из этого вашего сосуда. Так, а теперь угостите, пожалуйста, ими вашего пса.
Князь сделал, как велел доктор. Дог обнюхал лакомство, завилял хвостом и с наслаждением сгрыз все три куска.
Не прошло и десяти секунд, как псина раскрыла пасть, словно почувствовав нечто неприятное внутри, глубоко вздохнула, отрывисто и придушенно взлаяла, сделала несколько неверных шагов и упала на ковер в судорогах, очень скоро вытянувшись мертвой.
Вопреки своему бесстрашию, Мишель вскрикнул в удивлении и ужасе. Разом издали вопли Жермена, Владислав и Бобино, они видели из других комнат страшную сцену.
– Теперь вы убедились? – спокойно спросил доктор. – Но ветеринар, если бы его позвали, наверняка констатировал бы кровоизлияние в мозг, да и доктор, на чьей обязанности лежит удостоверение смерти, поставил бы монахине тот же диагноз.
– А вы сами, почему вы подумали о другой причине?..
– Я – иное дело, я всю жизнь интересовался токсикологией и, увидав умершую, сразу заподозрил преступление. Что касается до природы яда, то он, пожалуй, похож на тот, каким пользуются индейцы бассейна Амазонки [29], где я бывал во дни моей молодости. Я не предполагал, что в Париже кто-либо может иметь сей страшный яд. Теперь мне остается только покинуть вас, сожалея, что не смог ничем помочь.
– Но вы оказали огромную услугу тем, что с удивительной прозорливостью открыли подлое покушение на мою жизнь, – сказал князь.
Он достал бумажник и, вынув тысячефранковую купюру, вручил врачу, совершенно ошарашенному столь щедрым вознаграждением. Поблагодарив, тот сказал:
– Мой визит даже при хорошей оплате стоит не больше луидора, но я принимаю с благодарностью, я беден.
И, привычный исследовать тайны человеческих судеб, добавил:
– Прежде чем уйти, разрешите дать совет… Мне уже скоро шестьдесят, поэтому, полагаю, мне это дозволительно. Не доверяйте никому и ничему… Люди, хотевшие вас убить, несомненно могущественны, если сумели безнаказанно проникнуть сюда. Теперь о жертве преступления. Советую вызвать врача, удостоверяющего смерть, он поставит диагноз «инсульт» и не заподозрит отравления. Иначе начнутся вскрытие, дознание, следствие, примутся вызывать вас в суд, влезать в вашу личную жизнь и, вдобавок, все это может очень навредить общине, где состояла покойная.
28
Существует поверье, по которому веревка повешенного отвращает от человека несчастье. (Примеч. перев.)
29
Амазонка – в данном случае: река в Южной Америке, величайшая в мире по водности; длина около семи тысяч километров.