Страница 5 из 8
— Не умирайте, отец!
— Слушайте меня, дети, — из последних сил выговорил Батист, сохраняя полное самообладание и ясность разума, — прислоните меня спиной к стене… вот так! Отойдите немного назад, чтобы я видел всех… Знайте, меня убил кто-то из наших… Я слышал выстрел… в армии не такое оружие… Стрелял метис. Рана совсем крохотная, правда, Франсуа? У меня нет врагов, я никому не причинил зла… только один мог желать моей смерти… Это Туссен Лебеф… предатель, погубивший нас… У Туссена хранится крупная сумма денег… десять тысяч долларов… Они принадлежат мне! Слышите?.. Я доверил… увеличить ваше состояние… он решил присвоить… Господи! Я слабею… а еще столько нужно сказать… Жан, флягу!
Старший сын послушно откупорил флягу, до половины заполненную водкой, и поднес к губам умирающего. Тот с трудом отпил несколько глотков.
— Спасибо, сын… мне полегчало. Во что бы то ни стало отыщите Туссена и отберите у него деньги… слышите? Десять тысяч долларов… это ваше… Я честно заработал на золотых приисках в Карибу… [26]Как христианин, прощаю ему мою смерть. А вы сами решите, что делать… как подскажут сердце и разум… простить ли вам того, кто предал ваших братьев, кто сделал напрасными наши жертвы… потоки пролитой крови… Вы остаетесь одни… в этом мире… поступайте всегда так, как если бы я был с вами… если сомнение посетит вас, спросите себя: а что сделал бы отец на нашем месте? Никогда не причиняйте зла людям и не делайте того, что себе не желаете… оставайтесь верными честными французами… Поклонитесь от меня Луи Рилю… пусть не отступается от нашего дела… но здесь оно проиграно… Перед смертью так ясно видишь будущее! Гораздо лучше, если он с нашими товарищами перейдет в Америку… а вы поезжайте к родным… к вашему дяде Перо… к братьям моей дорогой покойной жены, вашей матери… Скажите им… Боже! Вот она, смерть!.. Я еще не кончил… прощайте, дорогие дети… ухожу верным сыном Франции и честным христианином…
Слабеющей рукой Батист благословил сыновей. На губах его выступила кровавая пена, судорога прошла по телу, и он замер, пристально глядя на крест, что венчал колокольню. Там, наверху, стоял метис, пытаясь под градом пуль снять белое знамя с золотыми лилиями. Через секунду Батиста не стало.
Когда Батист умирал на руках сыновей, последние «угольки» поспешно отступали. Действия тех, кто был в арьергарде [27], уже походили на бегство; отставшие желали только одного — догнать своих.
Однако каждый замедлил шаг, склонив голову перед погибшим патриархом войны за независимость метисов. Слышались неловкие, но искренние слова сочувствия его сыновьям.
А Жан, Жак и Франсуа на какое-то время словно забыли обо всем, не в силах справиться со скорбью и отчаянием.
— Братья, — заговорил Жан, первым выйдя из оцепенения, — нужно перенести его вниз, к нашим…
— Ты прав, старший, — ответил Жак, — серые мундиры будут здесь с минуты на минуту… И мы даже не сможем похоронить отца по нашему обычаю.
— Братья, — вскричал Франсуа, — беда! Они уже подходят!
Уверенный в своих силах, молодой человек подхватил тело отца и бросился в узкий проход между горящими домами, где собиралось разбитое войско Луи Риля. Но грубый голос приказал:
— Ни с места! Еще один шаг, и я стреляю!
Человек двадцать рыжеволосых и рыжебородых солдат, потных, всклокоченных, в изодранных мундирах, бежали к ним.
Мгновенно юноши были взяты в кольцо штыков.
Солдаты, измученные сражением, разъяренные отчаянным сопротивлением метисов, раздраженные тем, что не удалось захватить Луи Риля, готовы были растерзать пленных. Совсем недавно подобное происходило в стане «угольков».
Юноши прижались к решетке ограды. Положив тело отца на землю, они прикрыли его собой, готовые сразиться с целой армией, но не отдать дорогого им человека на поругание.
— Клянусь Богом! — заговорил долговязый сухопарый сержант с медно-рыжими бакенбардами и длинными лошадиными зубами. — Что с ними церемониться? Они восстали против ее величества королевы! Это поджигатели, убийцы, дикари!
— Расстрелять их!
Воюющие державы обычно соблюдают правила, установленные международными соглашениями: оказывают помощь раненым и сохраняют жизнь пленным.
Гражданская война не признает никаких законов. Это ужасающая бойня, которая — увы! — не ведает паллиативов [28], привносимых в войну цивилизацией. Обезоруженный враг не может надеяться на пощаду, а раненый — на великодушие, хотя на первый взгляд кажется, что нет ничего более естественного и логичного, чем снисхождение к согражданам, если те оказались по разные стороны баррикад.
Насколько сокрушительной должна быть ненависть между членами одной семьи, если враждующие отказывают друг другу в том, что свято исполняется по отношению к чужим!
Высокий сержант принадлежал к числу тех безжалостных вояк, кто всегда готов поставить к стенке взятого в плен. Среди солдат тотчас обнаружились желающие привести приговор в исполнение.
Им не терпелось расправиться с «угольками».
— Позвольте нам похоронить отца, — с достоинством вымолвил Жан.
— Господи, помилуй мою душу! — завопил сержант, которому ударило в голову выпитое бренди [29].— Эти дикари еще важничают! Не стоит беспокоиться! Мы похороним всех в одной могиле, чтобы доставить вам удовольствие. — И с этими словами навел карабин на Жака, намереваясь разнести юноше череп выстрелом в упор.
Палец англичанина уже лежал на курке.
Внезапно какой-то человек в мундире ополченца, растолкав солдат, изо всей силы ударил по стволу. Пуля попала в ограду, и каменные осколки брызнули во все стороны.
— Сержант! — вскричал ополченец в негодовании. — Вы совершаете подлость!
— По какому праву вы мешаете вершить правосудие? — высокомерно произнес унтер-офицер.
— Вот именно! — подхватили голоса из толпы. — Это справедливый суд! Сержант поступает по закону.
Чувствуя поддержку, сержант продолжал с нарастающим гневом:
— Эти дикари разбойничают, грабят, поджигают, убивают, снимают скальпы… [30]
— Ложь! — вскричал нежданный защитник метисов. — Вам прекрасно известно, что эти люди даже на войне никогда не допускают бесчинств, какими славятся индейцы.
— Наплевать! Они наполовину индейцы… они восстали против законных властей! А ну, посторонись, приятель! Солдаты, огонь по этим подонкам!
Однако незнакомец, вместо того чтобы отступить, бросился к «уголькам», хранившим полную невозмутимость, и заслонил их своим телом.
— Что ж! — крикнул он в бешенстве. — Стреляйте! Убейте и меня вместе с ними! Но пока я жив, ни один волос не упадет с их головы.
Естественно, сержант не мог пойти на попятный. В Канаде, как, впрочем, и в других странах, ни один человек, облеченный властью, а в особенности унтер-офицер, никогда не потерпит посягательств на свой авторитет.
Великодушный порыв ополченца тронул нескольких солдат, но большинство держалось крайне враждебно по отношению к метисам. Незнакомец, опасаясь, что его оттеснят силой, тревожно оглянулся, ища поддержки.
Разглядев двух бегущих к нему сквозь дым и пламя человек, он радостно крикнул:
— Ко мне, Стивен! Ко мне, Питер!
— Эдвард! Эдвард Мидлтон… и наши метисы!
Они прорвались к другу сквозь толпу, успев задать только один вопрос.
— Что случилось, Эдвард?
— Что случилось? — с горечью переспросил тот. — Посмотрите на парней, которым мы обязаны жизнью… Их собираются расстрелять и говорят о каком-то приговоре! Сержант пьян или сошел с ума…
— Я выше по званию, и вы обязаны подчиниться! Приказываю…
— А я заявляю: дикари вы, а не они! Вы, победители, готовы убить беззащитных пленных! Вот какова ваша цивилизованность! Мне стыдно за английский флаг…
26
Карибу — горный массив в Скалистых горах Канады (длина около 300 км, средняя высота 3 тыс. м).
27
Арьергард — часть сил, выдвинутая в сторону противника для охраны войск при отступлении или при отходе с фронта в тыл.
28
Паллиатив — в данном случае: средство, дающее временное облегчение страдании.
29
Бренди — крепкий спиртной напиток типа коньяка.
30
Скальп — волосы с кожей, содранные с головы побежденного врага; у североамериканских индейцев — почетный боевой трофей.