Возвращение: Тень души

Если бы она рискнула, она бы просто сошла с ума и начала просить Деймона ехать быстрее. Хотя боль убивала ее изнутри, Елена не была самоубийцей. Они остановились в каком-то безымянном городе, чтобы пообедать. У Елены не было аппетита, но Деймон крутился вокруг нее как заботливая наседка, что ее почему-то стало раздражать. К тому времени как они снова сели в машину, чтобы продолжить путь, напряжение в машине сгустилось до такой степени, что его можно было разрезать даже сложенной надвое салфеткой, не говоря уже о ноже, — подумала Елена.

И тут до нее дошло, что за напряжение это было. Деймона спасало одно — его гордость.

Он знал, что Елена все поняла. Она прекратила попытки дотронуться до него или даже заговорить с ним. И это было правильно. Но то, что он чувствовал сейчас, ему не нравилось. Вампиры выбирают девушек за их красивые бледные шейки, но эстетические чувства Деймона требовали, чтобы его доноры и во всем остальном соответствовали его понятиям о прекрасном. А притягательная человеческая аура Елены предлагала вампиру уникальную жизненную силу не только ее крови.

И сущность Деймона отзывалась на нее непроизвольно. Он не думал о девушке в этом смысле уже почти пятьсот лет. Вампиры не были на это способны. Но Деймон сейчас был способен — и даже очень. И чем ближе он находился к Елене, чем сильнее ее аура притягивала его, тем меньше он мог себя контролировать. Благодаря всем демонам в аду, его гордость была сильнее его плотских желаний. Деймон никогда никого ни о чем не просил в своей жизни. Он платил за кровь, которую брал у людей, своей особой монетой: удовольствиями, фантазиями и мечтами. Но Елене не нужны были фантазии, не нужны мечты. Ей не нужен был он. Она хотела Стефана.

И гордость Деймона никогда бы не позволила ему просить Елену о том, что желал один лишь он, как равно он никогда бы не смог взять это без ее согласия… оставалось надеяться.

Только несколько дней назад он был пустой оболочкой, его тело было куклой, которую за ниточки дергали близнецы-китцуны, которые заставили его причинять Елене боль так извращенно, что внутри его все сжималось от страха. Деймон не существовал тогда как личность, а его телом, играя, управлял Шиничи. И хотя он едва мог в это поверить, власть Шиничи над ним была настолько полной, что он повиновался каждой команде китцуна, он мучил Елену, он мог бы даже убить ее. И у него не было никаких оснований не верить этому или утверждать, что это не может быть правдой. Это было правдой. Это произошло. Шиничи был намного сильнее его, когда дело доходило до управления разумом, и у китцуна не было вампирских слабостей к красивым девушкам — и их шеям. К тому же он оказался садистом. Ему нравилась боль — боль других людей, и в этом все дело.

Деймон не мог отрицать того, что было в прошлом, не мог винить себя, почему он не «проснулся», не вышел из игры Шиничи и не прекратил муки Елены. В нем было нечему «просыпаться». И если какая-то маленькая часть его сознания все еще оплакивала причиненное ей зло, Деймон хорошенько постарался, чтобы засунуть эти мысли куда подальше. Ему некогда было тратить время на сожаления, он собирался контролировать события в будущем.

И этого больше не произойдет никогда — он не допустит этого, даже ценой своей жизни.

Деймон не мог понять только одного, почему Елена его не отталкивает. Она вела себя так, будто доверяла ему. Из всех людей на свете у нее было больше всего прав ненавидеть его, направить на него карающую десницу. Но она ни разу не напомнила ему об этом. Он ни разу не увидел злость в ее голубых, обрамленных золотом глазах. Она единственная, наверное, понимала, что тот, кто полностью подчинен власти малаха, как это было с Деймоном, не имеет выбора — вернее, не может его сделать, потому что не находится в этот момент в себе — и не осознает, что делает. Быть может, это происходит потому, что она достала из него то, что малах внедрил в него — пульсирующее, полупрозрачное тельце.

Деймон с усилием подавил нарастающую дрожь.

Он знал это только потому, что Шиничи весело упомянул это, пока убирал все воспоминания Деймона, начиная с того времени, когда двое, китцун и вампир, встретились в Старом Лесу. Деймон был бы рад избавиться от этих воспоминаний. С момента, когда он встретился с пристальным взглядом лисьих смеющихся золотых глаз, его жизнь была отравлена.

И теперь… прямо сейчас он был наедине с Еленой, посреди пустыни, с немногочисленными, значительно отдаленными городами. Они были совершенно, исключительно одни, и Деймон безнадежно хотел от нее то, что и любой обычный парень, которого она бы встретила на своем пути. Хуже всего было то, что очаровывать девушек, вводить их в заблуждение, в действительности было смыслом существования Деймона. Конечно, это была только одна из причин, по которой он был в состоянии продолжать жить в течение прошлой половины тысячелетия. И все же он понимал, что не надо так поступать с этой девушкой, которая была для него бриллиантом среди серой человеческой массы.

Судя по всему, он полностью контролировал ситуацию, холодно и отчетливо, сухо и бескорыстно. Правда заключалась в том, что он сходил с ума. Той ночью, убедившись, что Елена накормлена, напоена и безопасно закрыта в машине, Деймон призвал густой туман и темную силу и начал устанавливать защиту.

Это было объявлением для всех сестер и братьев ночи, которые могли бы натолкнуться на автомобиль, что девушка внутри была под защитой Деймона; и что Деймон выследит и живьем сдерет шкуру с любого, кто просто нарушит отдых девушки… а затем он нашел бы время для реального наказания преступника.

Деймон пролетел в обличье ворона несколько миль на юг, нашел какой-то кабак с парочкой выпивающих там оборотней и парочкой обслуживающих их симпатичных барменш, которые всю ночью напролет ругались и спорили.

Но этого было не достаточно, чтобы отвлечь его — почти не достаточно. На утро, вернувшись рано, он увидел, что защита вокруг автомобиля изорвана в клочья.

Прежде, чем он успел запаниковать, он понял, что Елена взломала ее изнутри. Она не хотела напугать его, потому что ее намерения были мирными, а сердце невинным. Потом появилась сама Елена, возвращаясь с берега реки, Она выглядела умытой и освежившейся.

У Деймона пересохло в горле, когда он увидел ее. Ее изяществом, ее красотой, ее невыносимой близостью. Он мог ощущать ее влажную кожу, и не мог сопротивляться себе, вдыхая снова и снова ее необыкновенный аромат. Он не знал, как бы он мог вынести еще один день этого.

И тогда у Деймона внезапно возникла Идея.

— Не хотела бы ты научиться кое-чему, что помогло бы тебе контролировать ауру? — спросил он, когда он проходила мимо, направляясь к машине.

Елена бросила на него косой взгляд.

— Значит, ты решил снова со мной говорить. Я должна в обморок от радости упасть?

— Ладно, это всегда бы приветствовалось…

— Да ладно? — сказала она резко, и Деймон осознал, что он недооценивал масштабы шторма, поднятого им в этой грозной девушке.

— Нет.

— Нет, я серьезно, сказал он, останавливая на ней мрачный взгляд.

— Я знаю. Ты скажешь мне стать вампиром, чтобы мне легче было контролировать свою Силу.

— Нет, нет, нет. Это не связано с превращением в вампира.

Деймон не стал спорить и это, видимо, впечатлило Елену, потому что в итоге она сказала: — И что же это тогда?

— Это обучение тому, как циркулировать твою Силу. Кровь циркулирует, так? И Сила тоже может циркулировать. Даже люди знали это веками, хотя и называли жизненной силой, ци или ки. Сейчас ты просто разбрасываешься своей Силой. Это твоя аура. Но если ты научишься управлять ею, ты можешь накопить ее для какого-нибудь большого выброса, одновременно, накапливая ее, она будет менее заметной.

Елена пришла в полный восторг.

— Почему ты не рассказал мне об этом раньше?

«Потому что я дурак», — подумал Деймон. «Потому что для вампиров это на уровне инстинкта, как дышать для тебя».