Страница 16 из 36
«Это что-то значит – смотреть кому-то в глаза так долго», – подумала Дженни. Ей не стоило этого делать.
Но конечно ей с самого начала было интересно, что он мог увидеть в ней. Чтобы следить за ней так долго, с того времени, когда ей было всего пять лет, чтобы покинуть свой мир, прийти, выслеживать и подстерегать, как будто ни о чем другом он и не думал.
– Почему, Джулиан? – мягко спросила она.
– Тебе нужен перечень? – Его лицо было абсолютно непроницаемым, его голос был отрывистым и равнодушным.
– Что?
– Волосы, как янтарь, глаза, зеленые, как воды Нила, – произнес он, как показалось, совершенно бесстрастно. С таким же успехом он мог бы читать вслух домашнее задание. – Но дело не в цвете, а в выражении. В том, что они становятся глубокими и мягкими, когда ты думаешь. – Дженни открыла было рот, но он продолжал: – Кожа, которая светится, когда ты радуешься, золотое сияние тела…
– Но…
– Но существует много красивых девушек. Конечно. Ты другая. Есть что-то внутри тебя, что делает тебя другой, какой-то особый дух. Ты – невинна. Даже после всего, что с тобой произошло. Нежная. Но в душе как огонь.
– Я не такая, – возразила Дженни почти испуганно. – Одри говорит, что я слишком простая…
– Простая, как свет и воздух. Люди считают это само собой разумеющимся, но без этого они умерли бы.
Дженни была напугана. Этот новый Джулиан был опасен – он заставил ее почувствовать слабость и головокружение.
– Когда я увидел тебя в первый раз? Ты была как поток солнечного света. Все остальные хотели убить тебя. Они думали, я сошел с ума. Они смеялись…
«Он имеет в виду других Сумеречных людей», – подумала Дженни.
– Но я знал об этом, и я следил за тобой. Ты росла и становилась все более красивой. Ты была совсем не такой, как все остальные. Я не хотел убивать или использовать тебя, как это иногда делают с другими людьми. Ты была нужна мне.
Однако за полным безразличием в его голосе теперь скрывалось что-то еще.
«Это голод, – подумала Дженни, – но не холодный, озлобленный голод, который она видела и слышала в страшных глазах и шепчущих голосах Сумеречных людей. Похоже, Джулиан испытывает голод к тому, чего у него никогда не было, голод, наполненный парализующим желанием, которого он даже не осознает».
– Я не видел ничего другого, не слышал ничего другого. Все, о чем я мог думать, была ты. Я никогда никому не позволил бы причинить тебе страдание. Я знал, что должен заполучить тебя любыми путями. Они говорили, что я безумно влюбился в тебя.
Он поднялся и подошел ближе к огню, Дженни казалось, что она видит его в первый раз, она смотрела на него другими глазами. Он казался маленьким и незащищенным.
Все в мире замерло, только ее сердце стучало, и это приводило ее в ужас.
Она никогда не заботилась о том, что другие Сумеречные люди могут сказать Джулиану. Она знала, что он был самым молодым в их древнем роде, но никогда не задумывалась о его жизни, взглядах.
– Что это значит – быть… – Дженни колебалась.
– Быть Сумеречным человеком, наблюдать из темноты за всем, что происходит в мире, где нет теней? На земле есть цвета, которых здесь никогда не встретишь.
– Но ты можешь делать все, что хочешь. Ты можешь их создать.
– Это не одно и то же. Вещи здесь блекнут. Они недолговечны.
– Но тогда почему ты остаешься здесь? Вместо того чтобы смотреть на нас, ты мог бы… – Дженни снова умолкла, не договорив. «Боже, что я несу? Приглашать Сумеречного человека в свой собственный мир?» Она глубоко вздохнула. – Если бы ты мог измениться…
– Я не могу изменить себя. Никто из нас не может. Остальные девять миров не допускают нас, держат нас в своих пределах; там утверждают, что наша природа разрушительна. Нам нигде не рады, но мы всегда будем рядом, будем наблюдать. Из тени. – В его голосе было нечто новое – горькая отчужденность. За этими словами скрывалась покорность. – Всегда, – закончил он.
– Всегда? Ты никогда не умрешь?
– Что не родилось, не может умереть. У нас есть начало, конечно. Наши имена вырезаны на доске рун, на специальной доске рун… – Он закончил фразу почти с насмешкой: – На Доске Жизни.
В дедушкином дневнике было что-то об этой доске. Картинка, нарисованная чернилами…
– Вырежи наши имена на доске – и мы оживем, – сказал Джулиан, – Уничтожь их – и мы исчезнем.
Это показалось Дженни бессердечным. Создания, которые оживали после вырезания знаков на дереве или камне.
«Как страшно быть Сумеречным человеком, – мелькнуло у нее в голове, – И как печально! Обречен собственной разрушительностью всегда оставаться неизменным».
Джулиан стоял спокойно у самого огня, пристально вглядываясь в темноту, лицо его было наполовину в тени.
Дженни вдруг подумала: что бы было, если бы он не пытался применять силу по отношению к ней?
С самого начала Джулиан использовал силу и обман. Он завлек ее в магазин «Иные игры», заставил купить игру, зная, что, когда она соберет картонный дом, он затянет ее в Сумеречный мир. Он взял ее в заложницы. Заставил играть в свою собственную дьявольскую игру, чтобы она попыталась завоевать свободу. Он угрожал ей, заставил ее друзей страдать, он убил Саммер. Он сделал все, чтобы вынудить ее подчиниться.
– Неужели ты не мог просто прийти и спросить? – пробормотала она.
Она говорила ему то же самое в башне картонного дома: «Неужели это никогда не приходило тебе в голову? Что ты мог просто появиться перед моей дверью, без игр, без угроз, и просто спросить меня?» Но тогда, в башне, эти слова были лишь уловкой, чтобы выбраться, и она не думала так на самом деле.
Сейчас она подумала именно об этом. А что, если Джулиан появился бы как-нибудь ночью из тени, например, когда она шла домой, и сказал бы ей, что любит ее? Что бы она сделала?
Она бы испугалась. Да. А потом? Если бы Джулиан, нежный, ранимый, как сейчас, приходил, дарил ей подарки?
Если бы она принимала его подарки…
Это было невозможно, слишком странно, чтобы случиться на самом деле, но подозрительно волнующе. Было слишком фантастично представить себя в роли принцессы с Князем тьмы в качестве супруга. Однако на мгновение в голове Дженни возникла яркая картинка. Она в черном шелке, в соболях, на черном мраморном троне в большом каменном зале, в вечных сумерках. Она становится равнодушной, забывая о мире, который оставила, – но, возможно, она счастлива от обретенной власти и положения. Будут ли рядом с ней маленькие создания из Сумеречного мира, которые прислуживали бы ей и заботились о ней? Будет ли она способна управлять так же, как это делает Джулиан?
Или, может, не черное платье, а белое, с маленькими сосульками, как в «Снежной королеве» Андерсена. И драгоценности в виде замороженных цветов на шее, и голубоглазый белый тигр, припавший к ее ногам.
Что бы подумали Ди и Одри, если бы увидели ее такой? Они сначала, наверное, испугались бы – но она подала бы им напитки, как тот в кружке, сладкие и горячие, И со временем они привыкли бы. Одри стала бы завидовать милым штучкам, а Ди – власти.
Что еще? Джулиан сказал, что у нее было бы все, что угодно… Если бы она могла иметь все, что хотела, без ограничений, не сдерживая воображение… Если бы она могла иметь все…
«Я бы хотела Тома».
Дженни на миг забыла о нем, потому что нарисованная ею картина совершенно не вязалась с его образом. Теплота и сила Тома, его ленивая улыбка совсем не вписывались в нее, да и Джулиан никогда бы не впустил его туда. Но Дженни не нужен другой мир, если в нем нет Тома.
Видение исчезло, и Дженни каким-то образом поняла, что оно никогда не возникнет снова, что оно существовало только мгновение, когда она поверила в это. Она никогда не забудет, но в то же время никогда не сможет снова представить себе эту ситуацию.
«Тем лучше», – неуверенно подумала она.
Она больше не хотела думать об этом.
Она вся дрожала, чувствуя опасность.
– Я согрелась, – сказала она, отбрасывая в сторону белый мех.