Страница 6 из 83
— Черт возьми, голова трещит! Облом этот Митрыч в восемь часов сегодня поднял… Слушай, Сережка, убери ты его, пожалуйста, от нас в другую комнату, я с ним, с подлецом, не могу спать.
Митрыч, осклабив лицо, посмеивался.
— Ты же сам вчера просил разбудить тебя.
— А сегодня утром я тебя просил не будить… Черт знает, как восемь часов, — хватает и стаскивает с постели. Этакая свинья!
— А уж Сашка-то тут извивается! — засмеялся Вегнер. — Осторожнее, ты меня запутал!.. Ой, Митрыч, оставь, я очень похудел!.. Бог знает, что говорит, и самым серьезным, озабоченным тоном.
— Потеха у нас… того… бывает с ними по утрам! — обратился Митрыч к Токареву. — Вечером просят будить: это, говорят, разврат — спать до полудня. Ну, я и стараюсь. Значит, стащишь Сашку с постели, он ругается, а потом вдруг вскочит и бросится немца стаскивать.
Шеметов сердито говорил:
— Нет, я, главное, не понимаю, для чего будить! Невыспавшийся человек не в состоянии работать; что же он? Будет только сидеть над книгой и клевать носом. Это все равно, что пустым ведром воду черпать!
— Гм… — Сергей задумался. — А ты полагаешь, что обыкновенно воду черпают полным ведром?
— Полным, пустым — мне все равно. Я ваших глупых пословиц вовсе не желаю знать.
— Он вообще насчет пословиц и цитат любитель, — заметил Вегнер. — Вчера вдруг провозглашает:
Уверяет, что это Шекспир сказал… [3]
Сергей заорал:
— Эй, вы, девицы! Скоро вы?
От пруда донесся голос Тани:
— Сейча-ас.
Но там все слышались плеск воды и смех.
Токарев кипел. Что за бесцеремонность! Она даже и не считает нужным поторопиться!.. Вообще за эту неделю у Токарева много накопилось против Тани. Приехавшая с ними из Томилинска Темпераментова была действительно невыносимо скучна, но так третировать человека, как третировала ее Таня, было положительно невозможно. Больше же всего Токарева возмущало в Тане ее невыносимое разгильдяйство, — она приехала сюда, не взяв с собою из одежды решительно ничего, — не стоит возиться, а тут без церемонии носила белье и платья Варвары Васильевны и Кати. Так же она относилась и к чужим деньгам: Токарев из своего скудного заработка в Пожарске высылал ей в Петербург денег, чтоб дать возможность кончить курсы; ни разу она не отказалась от денег, хотя могли же быть у нее хоть иногда кой-какие заработки; этою весною она вышла с курсов, ничего ему даже не написала, а деньги от него продолжала получать.
Наконец, со стороны пруда раздалось:
— Идите!.. Можно!
Барышни поднимались по тропинке. Таня сказала Токареву:
— Ну, видишь, в одно время кончила со всеми!
Он ничего не ответил и прошел мимо.
Горячее солнце играло на глади большого пруда, старые ивы на плотине свешивали ветви к воде. От берега шли мостки к купальне, обтянутой ветхою, посеревшею парусиною, но все раздевались на берегу, на лавочках под большою березою
Шеметов и Сергей лениво разделись и остались сидеть на скамейке. Вегнер уж давно был в воде. Маленький и юркий, он, как рыба, нырял и плескался посредине пруда. Шеметов спросил:
— Слушай, немец, вода теплая?
— Приятная! — значительно крикнул Вегнер.
— Гм… — Шеметов взошел на мостки и попробовал ногою воду. — Да-а, «приятная»!..
Борисоглебский стоял на берегу — огромный, мускулистый и голый, обросший жесткими черными волосами, с странно щурившимися без очков глазами. Протянув руку вперед, он пел своею глубокою, рычащею октавою:
Ой, черт!..
Шеметов с мостков брызнул в него водою. Борисоглебский серьезно сказал:
— Ну, что за свинья! Ведь холодная она, вода-то! — Он потер себе бок и продолжал:
Сергей перемигнулся с Шеметовым и Вегнером, с невинным видом вошел в воду, — и на Митрыча полился целый дождь брызг.
— Чер-рти!! — зарычал Митрыч и ринулся на них. Вегнер и Сергей, как лягушки, бросились в воду. Шеметов перед носом Митрыча захлопнул дверь купальни и заперся на крючок. Митрыч, сильный, как медведь, плавал плохо и в воде чувствовал себя неуверенно.
— Погодите вы, черти! Выйдете на берег, я вас каждого заставлю «Проклятый мир» спеть!
Шеметов из купальни крикнул:
— Ребята! Заключим против него общий морской союз!
— Идет! — отозвался с середины пруда Сергей. — Лезь в воду, Сашка!
— Да вода, брат, холодная!
Борисоглебский на берегу пел:
Сергей и Вегнер тихо, стараясь не шуметь, подплывали к купальне.
— Ой, подлецы!.. Карау-ул!! — завопил вдруг в запертой купальне Шеметов под хохот других голосов. Сергей и Вегнер нырнули в купальню и обрызгали Шеметова.
— Ой!.. Погодите, мне вам что-то нужно сказать! — кричал Шеметов, а вода бурлила в купальне, и брызги взлетали высоко вверх.
Дверь хлопнула, и Шеметов бомбою вылетел на берег.
рявкнул Борисоглебский и, широко расставив руки, облапил Шеметова.
Шеметов серьезным, озабоченным тоном говорил:
— Ой, Митрыч, погоди! Что мне тебе нужно сказать!.. Поосторожнее, пожалуйста, я запутался!
— Он запутался! — смеялись в купальне.
— Пой: «Проклятый мир!»
— Убирайся к черту!.. Ах ты, кутья несчастная!
Шеметов ловко дернулся и охватил Борисоглебского. Началась борьба. Шеметов, ловкий и стройный, искусно увертывался от попыток Митрыча сломить ему спину. Тела переплелись, напрягшиеся крепкие мышцы оставляли на коже красные следы. Митрыч с силою налег на Шеметова, тот увернулся и брякнул Митрыча наземь, но Митрыч уж на земле подмял его под себя.
Задыхаясь, он навалился на Шеметова.
— А-а, брат!.. Ну, пой: «Проклятый мир!»
И запустил ему толстый большой палец под ребра.
— Бо-ольно, Митрошка!
— Пой: «Проклятый мир!»
— Ой-ой!.. Кишки выдавишь, свинья!
— Пой, — сейчас пущу!.. «Прокля-атый мир!..»
Шеметов неистово завопил:
— «Проклятый мир!»
— «Презре-енный мир!.. Несчастный!..» — подсказывал Борисоглебский и ворочал пальцем под ребрами Шеметова.
— «Презренный мир!..» Ой, Митрофан проклятый, саврас без узды!..
Митрыч мрачно и сосредоточенно подсказывал:
— «Несча-астный…»
— «Несча-астный…»
— Морской союз идет на континент! — крикнул Сергей.
Он и Вегнер выскочили из воды и вцепились в Митрыча.
Четыре тела слились в общую кучу. Они возились и барахтались на траве. Мелькало красное, напряженное лицо Митрыча и его огромные мускулистые руки, охватывавшие сразу двоих, а то и всех троих. Токарев сидел на скамейке, смеялся и смотрел на борьбу. Ему бросилось в глаза злобно-нахмуренное лицо Сергея, придавленного к земле локтем Митрыча. Наконец, Борисоглебского подмяли под низ, и все трое навалились на него.
Все еще со злым лицом, Сергей запустил ему палец в живот и крикнул:
— Пой: «Проклятый мир!»
— «Прокля-атый мир!» — покорно заорал Митрыч — так дико, что галки на ивах всполохнулись и с криком полетели прочь.
— Дальше.
— «Презре-енный мир!.. Несчастный!.. Ненавистный мне мир!..»
Его выпустили. Все поднялись — красные, взлохмаченные, задыхающиеся. Шеметов поглаживал ладонью бока и возмущался.
3
«Гамлет», действие 1, явление 5.
4
Ария из оперы А. Г. Рубинштейна «Демон» (1872), написанной на слова поэмы М. Ю. Лермонтова.