Страница 3 из 39
Однажды она допустила непростительную ошибку: поделилась своими бедами с другой уборщицей, когда они вместе вышли на перекур. По-настоящему Джинетт не курила, да и денег на сигареты жалела, но сигареты отгоняли сон, а без перекуров она бы просто не вынесла бесконечную череду грязных классов, коридоров и туалетов. Джинетт умоляла сослуживицу по имени Элис никому не говорить, понимая, что может нажить себе серьезные проблемы, но та, разумеется, отправилась прямиком к завхозу, и Джинетт уволили. «Нельзя оставлять ребенка одного! — поучал завхоз в крохотной комнатушке у бойлеров, где стояли исцарапанный стол и продавленное кресло, а на стене висел прошлогодний календарь. От жары и духоты Джинетт едва не задыхалась. — Скажи спасибо, что в Отдел по защите прав детей не сообщил!» «А ведь он прав, — думала Джинетт. — Господи, куда я качусь?!» Прежде завхоз никогда ее не обижал, и в другой ситуации Джинетт, вероятно, сумела бы объяснить: без ночной работы им с Эми не выжить, но от усталости не нашла нужных слов. Она молча взяла последний платежный чек и поехала домой на развалюхе марки «киа», купленной еще в школьные годы. Машина рассыпалась буквально на глазах: Джинетт казалось, по дороге за ней тянется шлейф болтов и гаек. Она остановилась у «Квик-Марта» купить сигареты, а потом мотор попросту не завелся. Джинетт разрыдалась и не могла успокоиться добрых полчаса.
В машине «умер» аккумулятор, за новый пришлось выложить в «Сирз» целых восемьдесят три доллара. К тому времени Джинетт не появлялась в Коробке целую неделю, и ее уволили и оттуда. Оставалось одно — собрать вещи и уехать.
Никто так и не узнал, куда подевались Джинетт и Эми. Дом промерз насквозь; трубы лопнули, как переспелый плод, а весной дали течь. Коммунальное предприятие, обнаружив, что счета не оплачиваются, прислало рабочих перекрыть воду. Первыми в доме поселились мыши, а после того, как во время летней грозы разбилось окно второго этажа, — ласточки. Они свили гнезда в спальне, где зимой мерзли Джинетт и Эми, и вскоре стали в доме настоящими хозяевами.
В Дубьюке Джинетт работала по ночам на заправке, а Эми спала в подсобке, пока об этом не узнал хозяин и не выгнал их. Слава Богу, было лето — они жили в своей «киа» и умывались в туалете заправки, поэтому «убраться» означало лишь уехать. На какое-то время они поселились в Рочестере у школьной подруги Джинетт, которая перебралась туда учиться на медсестру. Подруга устроила Джинетт уборщицей в больницу, где работала сама, но за мытье полов платили сущие крохи, а в квартирке и без ребенка места не хватало. Джинетт сняла номер в мотеле, но там Эми оказалась без присмотра. В итоге мать и дочь снова стали жить в машине. Пришел сентябрь, а с ним осенняя прохлада. По радио круглые сутки говорили о войне. Джинетт двигалась на юг и, прежде чем «киа» «умерла» окончательно, успела доехать до Мемфиса. Подобрал их мужчина на «мерседесе», который назвался Джоном, но Джинетт тотчас догадалась: врет. Таким тоном дети рассказывают байки о «случайно» разбитых вазах или чашках. «Меня зовут… Джон», — заявил мужчина, оценивающе посмотрев на Джинетт. Он выглядел лет на пятьдесят, хотя она вполне могла ошибиться. Аккуратная бородка, темный костюм — ни дать ни взять распорядитель похорон. По дороге Джон то и дело поглядывал на Эми, крутился на сиденье, задавал Джинетт вопросы: кто она, куда направляется, чем любит заниматься, что привело ее в штат Теннесси. Машина сильно смахивала на «гран-при» Билла Рейнолдса, только была еще лучше. Окна почти не пропускали внешних звуков, и разомлевшей на мягком сиденье Джинетт чудилось, что она попала в вазочку с мороженым. Глаза слипались, и, когда «мерседес» остановился у мотеля, ее уже не волновало, что случится дальше. Чему быть, того не миновать. Равнина в районе аэропорта напоминала родную Айову, огни самолетов кружили по ней медленно, как мишени в тире.
«Эми, солнышко, сейчас мама на минутку зайдет в мотель с этим добрым дядей, а ты пока картинки в книжке посмотри!»
Джон оказался очень милым: называл ее зайкой, деткой и так далее, а перед уходом положил на прикроватный столик пятьдесят долларов, на которые Джинетт с Эми смогли снять номер.
Увы, «милые» попадались нечасто.
По ночам Джинетт запирала дочку в номере, включала телевизор, чтобы не было подозрительно тихо, выбиралась на трассу у мотеля и ждала. Ожидание не затягивалось — останавливался какой-нибудь мужчина, и, договорившись о цене, Джинетт вела его в мотель. Она заходила в номер первой и перекладывала спящую девочку в ванну, предварительно постелив несколько одеял.
Эми исполнилось шесть. Девочка росла тихой, почти не разговаривала, зато, в сотый раз просматривая одни и те же книжки, выучила буквы с цифрами и вскоре уже умела читать и решать простейшие задачки. Как-то раз они с Джинетт смотрели «Колесо фортуны», и, когда победительница стала распоряжаться выигрышем, Эми моментально определила: на поездку в Канкун его не хватит, зато вполне достаточно на мебель для гостиной и набор клюшек для гольфа. Джинетт подумала: для шестилетки дочка соображает хорошо, да что там, отлично, и ей пора в школу, но есть ли школы поблизости, она не знала. В районе их мотеля «Супер-Сикс» были сплошные ломбарды, автосервисы и другие мотели. Владелец «Супер-Сикса» очень походил на Элвиса Пресли, только не на молодого Элвиса-симпатягу, а на зрелого, располневшего, вечно потного, в массивных очках, за которыми глаза напоминали рыбок в аквариуме. В подражание Элвису он носил атласный пиджак с зигзагом молнии на спине. Он целыми днями просиживал за конторкой, раскладывал пасьянсы и курил сигары с пластмассовым наконечником. Джинетт еженедельно платила ему наличными, а если подбрасывала полсотни сверху, в псевдо-Элвисе просыпалась особая сердечность. Однажды он поинтересовался, что Джинетт думает о самообороне, и предложил купить у него «пушку». Молодая женщина тут же согласилась, и псевдо-Элвис продемонстрировал ржавый револьвер двадцать второго калибра. Джинетт «пушкой» особо не впечатлилась, даже когда в руки взяла. Не верилось, что из такой можно убить человека. Зато она запросто умещалась в сумочке и ночью на трассе была бы весьма кстати. «Смотри, куда целишься», — опасливо посоветовал псевдо-Элвис. «Раз боишься, значит, вещь стоящая. Лучшей рекламы для “пушки” не придумаешь», — ухмыльнулась Джинетт.
Покупка действительно не разочаровала. Лишь когда в сумочке появилась «пушка», Джинетт поняла, что прежде сильно боялась, а теперь — нет, ну, или боялась, но куда меньше. Она не расставалась с револьвером, носила его с собой, словно талисман. Он стал ее секретом, последним напоминанием о настоящей Джинетт. Другая Джинетт, та, что стояла у трассы в мини-юбке и обтягивающем топе, игриво качала бедрами и говорила: «Привет, малыш! Хочешь, расслабиться помогу?», была вымышленным персонажем, героиней истории, которую совершенно не хотелось читать до конца.
Парень, снявший ее в ту роковую ночь, никаких подозрений не вызвал. «Психов» и «опасных» Джинетт вычисляла мгновенно и безошибочно, бормотала: «Спасибо, нет» — и решительно шагала прочь. Однако тот парень выглядел прилично, эдакий студент колледжа, по крайней мере, возрастом он вполне годился в студенты. Отглаженные брюки, рубашка с лейблом в виде всадника, размахивающего молотом, — казалось, он собрался на свидание. Свидание… Джинетт едва не рассмеялась и без страха села в большой «форд-экспо» с багажником для велосипедов и всякой всячины на крыше.
А потом случилось непредвиденное. В мотель парень ехать не пожелал. Что ж, некоторые клиенты просили обслужить прямо на трассе, даже притормозить не удосуживались. Джинетт решила «приступить к исполнению», но парень отстранился и предложил ей «романтический вояж».
— Какой еще вояж? — насторожилась она.
— Поедем в чудесное местечко. Разве ты не хочешь романтики? По повышенному тарифу заплачу!
Джинетт подумала о спящей в мотеле дочке… Вояж — не вояж, какая разница?