Страница 10 из 11
Что за бред, откуда горы в степи?! Вернее, мы тащились почти по краю отвесной кручи, умопомрачительно изрезанной и немыслимо красивой. Круча была слева, а справа все так же ровный каменистый стол с такырами, колючками и песком без конца и края.
Карим тоже спокоен:
– Устюрт. Это чинк.
Я забыла проглотить то, что не глотнулось до произнесенных слов. Нет, про плато Устюрт я что–то слышала, что там пусто, лысо и опасно. Пока шли, выяснилось, что не так уж пусто и не так уж лысо, караван–сараи хоть и несколько потрепанные, но вполне пригодны для жизни и поставлены равномерно. Но я никак не думала, что мы постепенно поднимаемся вместе с плато вверх и вот теперь подошли к краю. Ладно бы край, так ведь какой!
Ответственно заявляю: если кто–то хвалится, что он прошел Устюрт, но при этом не захлебывается от восторга и не таращит сумасшедшие глаза, описывая чинк, смело плюйте мерзавцу в лицо, потому что на Устюрте он был только на краю, и то северном! Кто хоть раз в жизни увидел ЭТО…
Чинк даже не Гранд–Каньон, тот против него мелочь, не достойная внимания, чинк – это… это ЧИНК! Там природа натворила такого, что голова кружилась от одного созерцания. Сверху смотреть – дух захватывало от обрыва, испещренного скалами самых немыслимых цветов и оттенков, а снизу эти скалы вообще казались декорацией сказок «Тысячи и одной ночи». Отвесный слоеный пирог, расцвеченный всеми цветами радуги, весь в каких–то столбах и столбиках, весь в колоннах и выступах… Красиво неимоверно!
Но я даже не представляла, что можно вообще спуститься с этой высоты. Карим на вопрос, как мы это сделаем, недоуменно пожал плечами:
– Как все. С чинка есть спуски, а там пойдем уже обжитыми местами. Гургенджи с самого края чинка можно даже увидеть тому, у кого глаза хорошие.
Так, какой козел, хотела бы я знать, организовывал нашу поездку в Ургенч в двадцать первом веке?! Почему я, побывав в Ургенче, видела какие–то древние минареты, но не видела вот этого?! Вернусь в Москву, набью морду!
У меня руки чесались показать кузькину мать всем, лишившим меня когда–то в той, нормальной, московской жизни такой красоты. Дело в том, что я ездила по части Шелкового пути, то есть была в Ургенче, Хиве, Бухаре, Самарканде… даже в Шахрисабзе была, но чинк–то не видела!
– А от Гургенджи чинк можно?
Дурацкий вопрос, если можно город, то почему нельзя горы? Ну, пусть не горы, но высокие скалы, да еще такие? Карим только кивнул в ответ. Значит, я не могла не увидеть.
Так, здесь что–то не то… Начинаем снова.
– Карим, а после Гургенджи мы куда?
– На Бухару, потом в Самарканд. Там встанем, пока соберется караван, самим через горы опасно.
– А этот?
– Этот разделится, часть пойдет в Персию, часть с нами на восток.
– А мы на восток?
– А мы или через Тараз, Каракорум на Джунгарские ворота, или через Иссык–Куль на Урумчи и в Каракорум. Можно идти прямо от чинка на Отрар, но нам лучше с караваном. Если ты не торопишься, как на пожар.
– Не тороплюсь.
Я попыталась вспомнить, где Джунгарские ворота, кажется, где–то на востоке Казахстана. Тогда почему он назвал сначала Каракорум, потом ворота? Наверное, перепутал. Да, я помню, нам твердили, что Шелковый путь шел через Джунгарские ворота, вернее, одна из его ветвей, северная, кажется. Ладно, на месте разберемся, пока меня куда больше интересовал чинк.
Карим окликнул, показывая куда–то вдаль, на равнину у подножия чинка:
– Во–он там Гургенджи… Конечно, отсюда не видно, но мы через два дня там будем. Только спустимся с чинка.
Спуск с этого самого чинка оказался делом не таким уж легким, верблюдов пришлось вести в поводу, все время приостанавливая, потому что дорожка–то крутая…
После спуска встали у реки на отдых. Неподалеку также стоял встречный караван, видно, решили подниматься поутру. Тоже верно, к чему рисковать, когда скоро ночь?
Я принялась расспрашивать:
– Карим, а Хива где?
Он махнул рукой на юг:
– Там.
– А Бухара?
Теперь на юго–восток:
– Там.
– А Тараз большой город?
– Большой. Богатый, базар хороший.
– А Каракорум?
Мгновение задумчивости, потом кивок:
– Тоже большой.
Мы действительно шли благодатными местами, но меня не оставляло ощущение, что тут не все гладко. Карим кивнул:
– Здесь много городов и селений было, теперь нет.
– Почему?
Он только глазами показал на сопровождавших монголов, и я подумала, что морды набить не мешало бы сначала вот этим. Пусть не они рушили и разоряли, но за своих тоже надо отвечать.
Аманкул держался поближе к Кариму, я услышала, как толмач поинтересовался:
– В Гургенджи останешься?
– Мне теперь там делать нечего, я бы с вами пошел, дорогу на Каракорум знаю.
– Мы только рады будем.
Меня такая готовность следовать неизвестно куда неизвестно с кем насторожила, кто его знает, что это за человек? Надо понаблюдать, все же у нас странная миссия, как бы не попасть в переделку…
Это был неправильный Ургенч, совсем неправильный! Даже с учетом разрушения татарами город просто находился не на том берегу. Я хорошо помнила Ургенч, который видела в своем путешествии в нормальной московской жизни, как я теперь называла свою жизнь в двадцать первом веке. Ничего подобного не наблюдалось.
– Карим, ты уверен, что это Ургенч?
– Да, почему ты спрашиваешь?
– Я его себе по–другому представляла.
Не могла же я сказать, что была совсем в другом Ургенче!
– Как Сарайджук? Нет, это уже Мавераннахр, здесь настоящие города.
Если честно, то на настоящее то, что мы видели, не тянуло вообще, так, развалины какие–то…
Карим подтвердил мои размышления:
– Только его монголы разрушили. Знаешь как?
Ну откуда я могла знать? Рязань защищала, Козельск тоже, даже Сырну защищала, а вот Ургенч точно нет.
– Разрушили плотину и затопили город. Здания упали.
Я с трудом удержалась, чтобы не съехидничать, мол, строить надо не из глины, тогда и падать не будут. Немного позже я поняла, почему падали даже самые крепкие здания, если река подтапливала город.
А тогда поразилась: в Ургенче был жив базар! И не просто жив, а цвел вовсю. Карим грустно покачал головой:
– Это не базар, это его слезы… Три десятка лет назад Гургенджи был столицей Великого Хорезма, самым цветущим городом Востока. Вот когда был базар… А еще здесь жили ученые светочи, Бируни, например…
Да уж, от прежнего величия действительно остались лишь развалины. Но в том, что здания и правда были весьма большие и эффектные, я убедилась быстро. На одном из непонятных глиняных холмов в пыли возились старики и дети.
– Чего они там ищут?
– Кирпичи.
– Что?
– Кирпичи. Минарет рухнул, но не все кирпичи разбились, они ищут целые и используют для своих домов.
– Этот холм был минаретом?
– Да, здесь стоял минарет, ему было больше ста лет, когда пришел Чингисхан…
Вот ведь гады, а?! Больше ста лет здание стояло, а они пришли и… теперь гора глины. Но судя по этой горе, минарет был большим…
Много еще удивительного ждало меня в Ургенче, но долго там быть мы не могли – спешили в Самарканд. По сведениям купцов, оттуда вот–вот должен уйти большой караван на Каракорум, хорошо бы присоединиться. В Ургенче мы хотели заменить лошадей, но сделать это не удалось, пришлось поверить одному из знающих людей (таких всегда бывает много), что лошадей гонят навстречу, можно будет перехватить в ближайшем караван–сарае. Отправились дальше к этому самому караван–сараю.
Мне было жаль, но Аманкул остался в Ургенче, его нога все же не выдерживала нагрузок и то и дело подворачивалась снова. Бедолага вздыхал:
– Неужели я теперь не смогу ходить с караванами?
Его заверили, что просто нужно дать ей окрепнуть.
Мало того, обнаружился еще один потрясающий факт. Тем, кто никогда не бывал в этих местах, все равно, а кто бывал, точно знают, что Амударья впадает в Аральское море и что именно из–за разбора воды ее и Сырдарьи Аральское море стремительно мелеет.