Зима королей

Мелмордха, словно большая птица, нахлестывая лошадь, галопом промчался к своим людям. На краю леса датчане, наконец, вышли во фланг ирландцам, но лейнстерцы, убегая, увлекли ирландцев за собой, и датчане тоже неожиданно дрогнули и побежали. Мюртах про себя вскрикнул. Он смотрел в сторону лейнстерцев. Они побросали свои мечи и бежали, в их криках было отчаяние. Среди них скакал без наездника огромный серый жеребец Мелмордхи.

Битва была полностью проиграна. Повсюду один воин сражал другого, в то время как половина ирландцев преследовала лейнстерцев. Датчане пробивались вперед к своим кораблям, обратив лица к ирландцам, пытаясь их сдержать.

Мюртах соскользнул с дерева. Люди уже сражались среди деревьев. Он слышал вокруг себя крики: голос Бродира: «За мной, идите сюда, все кончено!», Эйнар выкрикивал языческие проклятия. Трое датчан пробивались через лес.

Мюртах побежал к лагерю, надеясь поймать лошадь. Некоторые ирландцы даже останавливались, чтобы ограбить трупы, на него они не обращали внимания. На другом конце поля он явственно увидел группу датчан, среди них ярла, окруженную ирландцами. Он свернул к ним неуверенно, бешеный напор ирландцев обрушился на ярла и его людей.

На дальней опушке леса стоял Эйнар, с ним — два солдата за его спиной, сражаясь с вопящей группой ирландцев. Ирландцы отходили назад, собирались и снова бросались на

Эйнара, пытаясь сбить его с ног, похоже, что два воина, сражавшиеся вместе с ним, не имели никакого значения. Мюртах приложил стрелу и подбежал ближе.

— Эйнар! — крикнул Бьорн. Он мчался по полю, его волосы и плащ летели в беспорядке, по лицу струилась кровь. Он врезался в ирландцев, один против двадцати. Они обернулись, чтобы встретить его. Мюртах опустился на одно колено и выпустил все свои, кроме трех, последних, стрелы в этот узел, стараясь не задеть Бьорна. Ирландцы повернулись и побежали прочь, а Бьорн и Эйнар кинулись по полю в сторону Дублина.

Мюртах направился к ним навстречу. Он не бежал, они тоже устали. Он встретил их в узкой луговине между лесом и берегом, вслед им летели хриплые ругательства ирландцев. Бьорн и Эйнар обернулись, чтобы снова отогнать их. Ирландцы увидели подходящего Мюртаха, развернулись и отбежали на безопасную дистанцию. Мюртах был так изумлен, что натолкнулся на Бьорна.

Бьорн и Эйнар схватили его каждый за руку и побежали рысцой по лесу, волоча его между собой.

— Отпустите меня, я так же могу бежать, как вы, — кричал он.

Они остановились, чтобы перевести дыхание. Эйнар сказал:

— Я подумал там, что мне конец. Почему ты стал бегать вокруг, словно чья-то потерявшаяся собака?

Бьорн засмеялся:

— Потому что они не видели меня в лицо.

Они бежали по направлению к Дублину. Солнце снизилось, и облака окрасились в золото. Ирландцы верхом охотились на них. Мюртах слышал собачий лай, и кровь стыла в его жилах.

Уже отойдя от поля, они наткнулись на Торстейна Холлесона, сидящего под деревом и зашнуровывающего свою обувь.

— Пошли, — сказал Бьорн, грудь его тяжело вздымалась.

— Нет, — сказал Торстейн. — Прилив в самом разгаре, они не смогут стянуть корабли, и у вас будут в реке неприятности. Куда я могу бежать?

Мюртах сказал:

— Это говорит мудрый человек. Бьорн взглянул на Эйнара:

— Может быть, тебя надо тащить? Пошли, мальчик.

Они побежали. Вслед за ними послышался приближающийся собачий лай. Сумерки сгущались вокруг них, и Мюртах остановился.

— Нет, — сказал он, — я не хочу идти дальше. Ты слышишь собак. Они поймают нас раньше, чем взойдут звезды. Я задержу их, а вы уходите.

— Они убьют тебя, — сказал Бьорн.

— Ну и что? Вас они убьют тоже. Идите, или вы уже прожили так долго, чтобы быть поверженными наземь собаками?

Бьорн тяжело взглянул на него:

— Тогда ладно.

— Да будет с вами Бог.

— Ты немного набожен… — Бьорн потянул Эйнара за рукав и побежал.

Мюртах присел на колено в высокой траве, приложил стрелу и стал ждать. Довольно скоро всадники со своими собаками на привязи появились по их следу, двигаясь проворной рысью.

Он оттянул тетиву и выпустил стрелу. Собака, пронзенная в грудь, завизжала и упала, находящаяся с ней в одной связке вторая собака перевернулась через голову. Мюртах тихо лежал в траве. Ирландцы рассыпались и спрыгнули со своих лошадей.

— Кто это? — крикнул один.

— О, можно догадаться, — откликнулся кто-то еще. — Держись пониже, ему будет слишком темно, чтобы хорошо видеть.

Мюртах выстрелил на голос и услышал вопль ярости.

— Для тебя хорошо, Кормак мак Догерти.

У него оставалась одна стрела, и он тут же пожалел, что дистанция для выстрела слишком велика. Он слушал их. Они шарили в траве, сгорбившись, и он тихо придвинулся к Кормаку. Один из них надумал спустить собаку.

Собака стала нюхать и глухо скулить в темноте.

Мюртах заткнул лук за спину под рубашку и на четвереньках пополз к Кормаку. Собака унюхала его и помчалась к нему. Мюртах повернулся, схватил лук и выстрелил в нее на середине прыжка. Собака, обмякнув, рухнула на ноги Мюртаху.

— Эгон? Где Эгон? — закричал Кормак.

— Здесь, — откликнулся Эгон откуда-то слева от Мюртаха. Его голос был спокойным, даже кротким. Мюртах еще подполз в направлении Кормака.

— Ищи его.

— Ты мне не приказывай.

— Тебя он не убьет.

Мюртах находился так близко к Кормаку, что мог слышать шуршание его одежды. Он скользнул вокруг, спустил тетиву своего лука и, прыгнув, захлестнул тетиву вокруг головы Кормака, потом круговым движением рванул лук на себя. Кормак хватил ртом воздух, схватился рукой за горло, и Мюртах сильно потянул. Кормак обмяк. Мюртах бросил лук и пополз в сторону.

Большая тяжесть навалилась на него, прижала к земле, обдала его лицо горячим дыханием. Он забыл о второй собаке, она не лаяла. Он перевернулся и отчаянно вцепился пальцами собаке под шею, удерживая смертоносные челюсти от своего горла. Клыки собаки скребли его, разорвали ему ногу от бедра до колена, потом рывком головы собака поймала между зубов запястье Мюртаха. Мюртах высвободил вторую руку и схватил свой кинжал. Собачьи слюни и рычанье вызвали пот, покрывший все его тело, и он услышал собственное рыдание. Он вонзил кинжал по рукоятку в собачий бок, собака прорычала ему в лицо и щелкнула челюстями. Ее зубы вонзились Мюртаху в щеку. Один клык зацепил его губу. Собака издала жалобный стон и обмякла.

Но люди уже стояли над ним, и когда он сбросил с себя собаку, к груди Мюртаха было приставлено острие копья.

— Вставай, — сказал человек с другого конца копья холодным голосом. Мюртах не узнал его.

Кто-то зажег факел. Свет разлился над ним, над их суровыми лицами, застывшими, словно маски. Человек с копьем достал из своей рубашки платок и бросил вниз. Мюртах стер кровь со своего лица.

— Приведите ему лошадь Кормака, — сказал Эгон. — Кормаку она больше не понадобится.

— Я говорю, убей его, — сказал человек с копьем. Из темноты прозвучал спокойный голос Эгона:

— Кто здесь вождь? Он мой пленник. Мы поведем его обратно. Его будут судить.

Круг ирландцев распался. Они разошлись к лошадям и сели на них верхом. Они связали руки Мюртаху, связали ему их за спиной, а ноги связали под животом лошади. Эгон подъехал, чтобы взять ее поводья, тело Кормака он погрузил перед собой на черного пони. Два других воина ехали по обе стороны Мюртаха, так они тронулись по направлению к лагерю ирландцев.

— Ты получил то, что я послал тебе в Дублин? — спросил Эгон.

— Да.

Мюртах закрыл глаза. Его лицо было изранено, и он совершенно выдохся. Та же странная гордость за Эгона наполняла все его существо, и он кивнул головой.

— Да свершится Божья воля, — сказал Эгон.

— Верховный король оказал тебе некоторую честь в самом начале сражения.

— Я оправдал эту честь Верховного короля, — спокойно ответил Эгон.

— Это он был в деревьях, — сказал другой человек, человек с копьем, — тот, кто подстреливал нас, словно оленей.