Драконы моря

Уселся в тени кормовой надстройки, прижался спиной к фальшборту и, сняв с шеи медное распятие, принялся начищать его о джинсы, старенькие, много раз штопанные, выданные как гуманитарная помощь. Начищал, полировал, думал. Потом достал из специально пришитого к рубахе кармана паспорт. Хоть и без всяких виз, но документ есть документ, всегда сгодится. Полистал, убрал и снова задумался…

Вообще, Кано — хороший город. Из всех африканских городов — а Луи, когда пробирался в Тунис, видел и нигерские, и алжирские города — самый лучший, самый красивый. Но вот места в нем Луи после смерти тетушки, увы, не нашел. Ведь все жили кланами, а он пришлый, никто! А раз ты никто, то и звать тебя никак, и никому ты не нужен — лишний человек, лишний рот, обуза! И некуда податься, совсем некуда. Даже разгружать чего — попробуй сунься, там уж все между своими поделено, лучше и не мечтать.

Чего только Луи после смерти тетки не делал! Милостыню просил — много-то не подадут, да еще смотри, как бы не попасться на глаза профессиональным нищим. Эти уж точно зарежут или уведут в джунгли, к колдунам. А уж те разберут по косточкам, по органам, в буквальном смысле слова разберут. Печенка, селезенка, легкие, роговицы — все в черном колдовском деле сгодится! Бывали случаи, Луи сам несколько подобных историй знал. Ужас!

Вот и решил сваливать. Насобирал денежек, так, мелочь, потом как-то повезло — от автовокзала одной богатой женщине вещи поднес. Так и стал около автостанции ошиваться, стараясь не пересекаться с местными. Но те, конечно, все равно узнали, подстерегли, избили. Хорошо не убили и колдунам не отдали, проявили, можно сказать, гуманизм. Хорошо, что все заработанные денежки, что не проел, Луи с собой не носил, а припрятал на церковном дворе, у отца Ансельма. Он тоже помог, посадил в попутный грузовик до Агадеса. Агадес — это уже Нигер, почти полпути до Франции. Ну не полпути, пусть треть, четверть — не важно, главное было первый шаг сделать. Луи и сделал, спасибо отцу Ансельму.

Кюре перекрестил на прощанье, крестик подарил. Ничего особо желать не стал, лишь улыбнулся: мол, французский ты знаешь, не пропадешь, доберешься. Так и случилось, не пропал.

В Агадесе встретился с такими же беженцами из Кот-д'Ивуара и Мали. Аннолез и его братия почти всю Французскую Африку пересекли, да что там почти — всю! Кот-д'Ивуар (который раньше назывался Берег Слоновой Кости), Буркина Фасо (бывшая Верхняя Вольта), Мали (эта как только не называлась), Алжир.

Из Нигера в Алжир беженцы с караваном пошли, с берберами. Верблюды, колючки, скрипящий на зубах песок. А ночи холодные — зуб на зуб не попадал. К тому же берберы их не просто так с собой взяли: использовали, можно сказать, вместо рабов в самом прямом смысле! Парни и тюки какие-то на себе тащили, и прислуживали, и все, что угодно, делали, вплоть до того самого, не к столу будь сказанного. Луи тоже, а куда денешься? Бросят в пустыне — кто там найдет твои кости? А и найдут, так… Человек в Африке — невелика ценность.

Луи держался. Трудно было, иногда вообще казалось — невозможно, но держался. Слезы глотал пополам с песком и едкой от костра из верблюжьего помета сажей, все вспоминал… Нет, не мать. Отец давно, еще в самом раннем детстве на охоте погиб, а убитых фульбе мать, сестер, братьев и прочих родственников вспоминать было больно. Тут и так несладко, к чему еще и воспоминания эти? Лучше вот… Что там дальше-то, если по Сене, на батомуш? Мост Александра Третьего? Нет, мост Искусств.

— Все сидим? — На палубе показался Алим Кишанди, хозяин судна.

Кто он был, араб, бербер или вообще еврей, Луи не особенно интересовался. Знал одно — месье Кишанди тот еще выжига! Мало того что он забрал в оплату за «провоз» все, что у несчастных беженцев имелось, так они еще и горбатились на него три месяца подряд совершенно бесплатно. Жили на старом портовом складе, снятом для них ушлым контрабандистом в Карфагене, около рю Виржиль. Древние развалины, не особенно-то и людный порт, невдалеке — за авеню Хабиба Бургиба — одноколейная железнодорожная ветка.

Карфаген… Говорят, в древние времена это был жутко знаменитый город, Луи об этом читал в школьном учебнике. Да уж, были времена, но они давно прошли, и ныне Карфаген — всего лишь пригород Туниса, правда с римскими термами и национальным музеем, что располагался в бывшем соборе Людовика Святого. Луи, конечно, хотел бы туда сходить, но, увы, хозяин требовал работать!

От заката и до рассвета беженцы ловили и разделывали рыбу — чем больше, тем лучше. Алим Кишанди не упускал случая показать свое недовольство, мол, только по доброте душевной и согласился, рискуя жизнью, переправить «этих бездельников». Ага, по доброте душевной, как же! Вкалывали, как рабы! Не только рыбой занимались, еще и ограду вокруг хозяйского особнячка поправили, а особнячок-то располагался в богатом предместье Сиди-Бу-Саид с белыми и голубыми домами. Можно сказать, райское местечко, даже нет автомобильного движения — запрещено! Как и строить дома другого, не белого и не голубого цвета — тоже. В общем, тот еще хмырь был «почтеннейший негоциант» Алим Кишанди, что уж туг говорить, использовал дармовый труд на всю катушку. Правда, похоже, не обманул: они плыли на Корсику.

— Если вдруг пограничный катер, мы — мирные рыбаки из Бизерты, просто немного сбились с пути, судно-то старое, — обмахиваясь газетой, инструктировал почтительно столпившихся вокруг беженцев месье Кишанди. Кишанди-реис — так он любил себя называть, — Как подойдем к деревне, я скажу, переправитесь на лодке. А уж там, если попадетесь — ваша вина, вам и отбрехиваться, ясно?

— Ясно, реис.

Ну а что тут еще-то скажешь?

Луи только добавил еще:

— Месье! Газетку оставьте почитать… пожалуйста.

Кишанди-реис прищурился, но газету дал:

— Можешь потом выкинуть или по-другому как-нибудь употребить, — Захохотав, контрабандист поднялся в рубку.

Вот в этот-то момент судно едва не врезалось в древние корабли, схватившиеся в суровой морской битве. Немного одуревшие от вынужденного безделья беженцы смотрели во все глаза:

— Глянь, глянь, чего там!

— Смотри, он ему сейчас башку отрубит!

— А этот вон, упал…

— А тот-то! Тот!

— А этот…

— Чего тут такое делается-то, а?

Ну Аннелез, ну башка тупая! Сразу видно — Берег Слоновой Кости. Диагноз, можно сказать.

Луи усмехнулся:

— Это морские разбойники, пираты. Сейчас, дружище Аннелез, они и на нас кинутся, так что спасайся!

— Что, и в самом деле пираты? — озабоченно переспросил парень.

— Маленький ибо тебя разыгрывает, братец! — обернувшись, с ухмылкой пояснил Нгоно — Проще говоря — дурит.

— Да я шучу просто!

«Дурит…» Ну это ж надо так сказать! Сразу видно — фульбе. Сволочь краснокожая.

— Это они, Аннелез, кино снимают.

— Кино? Ах да… А где же камера?

— Да во-он, на том катере.

Луи показал рукой, и д'ивуарец понятливо закивал:

— Вижу. А чего они нам кулаками машут? Чего мы им сделали-то?

— Чего-чего… Непонятно? В кадр влезли! Можно понять: снимали себе, снимали древность и вдруг — на тебе, «L'Etoile» во всей красе, с чадящим двигателем, некрашеная…

Фульбе — сволочуги! — неожиданно расхохотались:

— Так наша шхуна на древний корабль похожа!

— Ага, такую в кино увидят, так зрителей точно стошнит!

Хозяин, Кишанди-реис, тоже любовался на киносъемки: высунувшись в иллюминатор, разглядывал суда и артистов в бинокль, иногда цокая языком, непонятно — то ли осуждая, то ли восхищаясь. Впрочем, все это длилось недолго. Шхуна быстро миновала «пиратов» и, повернув от мыса на север, резко прибавила ходу.

Когда киношники скрылись за кормой, Луи вновь уселся на свое место, раскрыл газету.

— О, грамотный? Какие мы умные! Ну, что там пишут?

Фульбе! Проклятые фульбе! Вот уроды. И носит же таких земля!

— Эй, ибо! Чего пишут, спрашиваю?

— Да так… — Луи вовсе не собирался ни с кем связываться, и уж тем более с этими долговязыми фульбе.