Черная башня

Пулен скрещивает руки на своей птичьей груди.

— Из подметок, бывает, торчат гвозди, — роняет он.

— Верно.

— Отпечатки ног смывает дождем.

— Смывает. И этот тоже смыло бы, если бы я не вынул его из грязи. Весь целиком. Через пару часов у меня в кабинете он стал твердым, как штукатурка.

Видок запускает руку в мешок и извлекает кусок черной глины квадратной формы, с соломой по краям… и отпечатком ступни, похожим на окаменевшую ископаемую рыбу.

— А теперь, — говорит он, сияя, — не будешь ли так любезен снять сапог?

Когда доходит до дела, Пулен ведет себя точно так же, как головорезы в кабаре Денуа. Он подчиняется приказу, потому что не видит другого пути.

— Сам посмотри, — объясняет Видок, помещая ногу Пулена в глиняный оттиск. — Сидит как влитой. И погляди: форма серпа полностью совпадает. Да, мой друг, похоже, налицо полное совпадение.

Следует отдать ему должное, в его голосе не прозвучало ни нотки самодовольства. Он говорил как профессионал: он и сам строит церкви, но сейчас бескорыстно восхищается нефом работы другого мастера.

— Ботинок не соврет, мой друг. Да и зачем ему? Надень его, вот молодец. Нет, подожди. Дай завяжу.

Молниеносным движением он приматывает ногу Пулена к стулу.

— Не обижайся, мой друг. Просто небольшая предосторожность. Но что-то ты побледнел. Эй, мамаша Мальтез! Еще графинчик для моего приятеля!

Как медленно наливает он на этот раз! Словно вино воплотило в себе процесс формирования одной-единственной мысли.

— Пулен, — он тихонько подталкивает собеседнику стакан, — ты много кем являешься — поверь, мне известны все твои ипостаси, — но ты не убийца. Пока.

Приставив сложенную чашечкой руку ко рту Пулена, он наклоняется к своему маленькому собеседнику, его глаза сверкают.

— Скажи, как было дело, — шепчет он. — И может, в мешке милосердия старины Видока найдется что-нибудь и для тебя.

Слышно, как где-то, в темных глубинах заведения, с наслаждением умывается кот.

— Мне повезло, — произносит Пулен. — Вот и все.

— В каком смысле?

— В том смысле, что я случайно оказался там. Если непременно надо знать, то у меня было там свое дело. Забрать тележку.

— Твою собственную, разумеется.

Глаза Пулена сузились еще больше.

— Ее кто-то оставил на улице.

— Продолжай.

— И тут я услышал шум, понятно? В переулке, что отходит от улицы Макон.

— Какой шум?

— Как будто… трудно сказать… как будто что-то пинали и кидали. Я подумал, надо пойти взглянуть, мало ли что.

— Тогда-то ты впервые и увидел Леблана.

После долгого размышления Пулен утвердительно кивает.

— Что он делал? — осведомляется Видок.

— Из него кишки вытаскивали.

— И он не кричал? Не звал на помощь? Многие на его месте, наверное, попытались бы.

— Он бы, ясно, и не против. Но они ему кляп в рот засунули.

— Они, — задумчиво повторяет Видок. — Их было больше одного.

— Двое.

— Ты их узнал?

— Ну, уж нет, — отвечает Пулен. — Я с любителями не знаюсь.

— С любителями?

— Черт возьми, они обшарили его карманы и не взяли денег! Вынули только какой-то жалкий конверт. Зачем рубить дерево, если не собираешься его обтрясать?

— Что было дальше?

Движения губ Пулена непередаваемы. Искривление, гримаса — назовем это улыбкой.

— Я позвал жандармов, — отвечает он.

Видок, сияя, постукивает маленького человека по руке.

— Предварительно удостоверившись, что поблизости жандармов нет?

— Само собой.

— И сработало? Они испугались шума?

— Спрашиваете! Рванули, как зайцы от выстрела. С лап еще кровь капала. Даже сапоги с него не сняли. Я потому и считаю, что они непрофессионалы.

Видок устремляет взгляд на бильярдный стол.

— Значит, эти двое убегают, — произносит он. — Сцена пуста. На нее выходит Пулен.

— Я задержался только на минутку. Взглянуть, что при нем осталось.

— И ты взял часы. Возможно, еще кошелек.

Пулен пожимает плечами.

— И одежду? — подталкивает Видок.

— Времени не хватило.

— Что такое? Кто-то вмешался?

— Нет, — отвечает Пулен. — Никто.

И в первый раз за все время по ровному полотну лица Пулена пробегает тревожная рябь. Едва заметно задрожав, он наклоняется к Видоку и шепчет:

— Эта сволочь вцепилась в меня.

— Какая сволочь?

— Да покойник же.

Глава 7

ИЗ МОГИЛЬНОГО МРАКА

Видок неторопливо наливает себе новый стакан. На этот раз — я слежу — выпивает до дна. Голосом святого он произносит:

— Похоже, твой мертвец был не настолько уж мертв.

— Угу, пару метров до цели не дотянул, — соглашается Пулен.

— За что он тебя схватил? За лодыжку?

— За обе. Ни за что бы не подумал, что у него хватит сил.

— Хмм.

— Чертовски неудобно.

— Уж думаю.

— И все время что-то бормотал.

Видок наполняет следующий стакан, но не пьет. Просто ставит на стол.

— Бормотал? А как же кляп?

— Я его вынул. Хотел посмотреть, нет ли золотых коронок.

— И что именно он бормотал?

— Господи, да откуда мне знать? Что-то вроде… — Глаза Пулена широко раскрываются. — «Он здесь». Он сказал, что кто-то там «здесь». Повторял это раз за разом, что твой попугай.

Молчание, неотъемлемая составляющая атмосферы питейной, заполняет помещение, как вода аквариум. Вот он, подумал я, момент, когда Видок умолкает. Потому что получил желаемое.

— И он не сказал тебе, кто именно «здесь»?

— Нет. А я не собирался торчать там и выспрашивать у него. Нет уж, увольте!

Видок кивает. Потом еще раз, медленнее.

— Отлично, Пулен. Значит, на тебе повисло тело. Что было дальше?

— Что дальше? Оторвал его и дал деру.

— А!

— А вы думаете, мне охота было, чтобы он запомнил меня? Святой Петр иной раз вышвыривает их обратно. Реши он спровадить этого, я сел бы в тюрягу.

Видок смотрит на потолок с таким выражением, будто вот-вот мертвое тело, проломив его, в ворохе щепок обрушится на стол.

— Деньги, — произносит он. — Из кошелька и те, что получил за часы. На что ты их истратил?

— Прошвырнулись с Агнес в «Матушку Бариоль». Приоделись.

И вдруг, под воздействием внезапной мысли, на его лице самопроизвольно проступает озарение.

— Надо было купить новые ботинки!

— А для ребенка ничего не купил? — осведомляется Видок.

— Больно жирно будет!

Видок открывает рот, чтобы ответить, но над ним уже нависает вдова Мальтез, на глазах разбухающая от гнева.

— Заканчивай свои дела, Видок. Или я позову жандармов.

Вот она: странная загадка, сопровождающая его повсюду. Он существует отдельно от всего — даже от формально нанявшей его префектуры.

Он ласково поглаживает ее по руке. Он нашептывает ей на ушко.

— Еще несколько минут, радость моя. О, я не забыл сказать, что телятина была — пальчики оближешь?

К этому моменту Пулен уже вошел в новый образ. Теперь он нищий у ворот Сен-Сюльпис.

— Послушайте, месье, — взывает он. — Я был с вами честен! Ответил на все вопросы. Разве я не заслуживаю снисхождения?

Что касается Видока, то он теперь официальный представитель Сен-Сюльпис, со скорбью осознающий свой тяжкий долг.

— Понимаю, о чем ты, Пулен, прекрасно понимаю. Но остается еще кража. У полумертвого. И твое бурное прошлое тоже не упрощает дело. Не знаю, как отнесется к этому месье Анри. — Он наливает вору еще один, последний, стакан. — Я, конечно, с ним поговорю. Расскажу, как ты помог следствию.

Пулен неотрывно смотрит на стакан, словно пытаясь разглядеть в нем свое будущее. И, по мере возможности сделав это, скребет подбородок, чешет в затылке и поднимает глаза. Зрачки у него расширены, губы сжаты.

— Трубку можно взять с собой?

— Разумеется, мой друг, разумеется. И вот что я скажу — по воскресеньям я буду присылать к тебе Агнес. Или Лизу. Она-то умеет развеселить в минуту грусти. И знаешь что еще? Я постараюсь присмотреть за Жанной Викторией и ребенком.