Страница 22 из 78
— Ты сражался, как Сет, — с восторгом отметил военачальник. Медный шлем волос на голове наследника трона притягивал его взор, как магнит.
Кто-то из младших командиров прислал лекаря, чтобы тот промыл и перевязал раны того, кто номинально был командующим армии Хора, фактически руководимой Пер-Ту. Боевой задор, похоже, сделал тело Па-Рамессу нечувствительным к боли. Он осознавал, что лекарь прикладывает к его ранам обжигающее зелье, но даже не вздрогнул. Принц осматривал окрестности.
Оставшиеся в живых воины-техену разомкнули свои ряды, пропуская мужчину, без сомнения, своего командующего, за которым следовали два офицера. Он шел медленно, словно на ногах у него были сандалии с каменными подошвами, и, по всей видимости, искал командующего армии Хора. Пер-Ту приказал его привести. Тем временем младшие командиры египетской армии связывали пленным руки. Па-Рамессу во все глаза смотрел на вражеского военачальника и его офицеров. Все как один худые, и на бледных бородатых лицах читалась одна лишь горечь. Их взгляды пробежали по шеренгам солдат-победителей и колесницам и наконец остановились на военачальниках. Было очевидно, что присутствие такого юного воина, каким был Па-Рамессу, а может, и рыжий цвет его шевелюры и диковатый вид, вызвали у них удивление. Пер-Ту подозвал своего переводчика и приказал сообщить побежденным, что намеревается войти в крепость и велит им следовать за ним.
Мрачнее картины, открывшейся взорам по дороге в крепость, Па-Рамессу в жизни не видел. Трупы и умирающие обеих сторон усеяли поле битвы; налетевший ветер забивал в ноздри тошнотворный запах крови, испаряющейся с раскаленной земли. Ранения были ужасны: рядом с солдатом Хора лежит его отрубленная рука, и песок жадно пьет сочащуюся кровь; солдат-техену пытается руками удержать свои внутренности, которые вываливаются из живота, вспоротого ударом сабли… Голый человек с выколотыми глазами и красным от крови лицом мечется, словно помешанный, но никто не обращает на него внимания. Солдаты пытаются помочь тем, кого еще можно спасти. Лекари противоборствующих сторон достают последние снадобья из своих быстро опустевших ларчиков…
Который час? Живые отбрасывали очень короткую черную тень. Значит, близок полдень. Па-Рамессу спросил себя, хочется ли ему есть или пить. Ему чего-то хотелось, но чего именно, он не мог понять.
Военачальники армии Хора наконец вошли в ворота крепости. И тогда Па-Рамессу понял, чего ему хочется, — оказывается, спать. Он в полусне наблюдал за переговорами между военачальниками армии техену и Пер-Ту. Победители обнаружили в крепости запасы провианта и заставили напуганных рабов на скорую руку приготовить еду. Па-Рамессу смог съесть только кусочек лепешки, зато выпил почти две полные чаши воды. Во рту было сухо. Принц с трудом держал открытыми глаза, иссушенные и ослепленные солнцем пустыни.
Выходит, свет может быть адом.
От его внимания не укрылось, что обе стороны приступили к подсчету убитых и пленных. Военные писцы записывали цифры на папирусах, которые затем аккуратно сворачивали и прятали в футляры. Чернила тщательно оберегали от высыхания. В схватке сошлись четыре тысячи двести воинов. На поле битвы осталось лежать шестьсот семнадцать трупов. Победителям не нужны были раненые техену, им достаточно было своих. Таким образом, три или четыре сотни солдат-техену обрели свободу ценой своей крови. Их участь никого не волновала. Увечных из рядов побежденных в расчет не принимали.
Был вырыт ров, в который, предварительно собрав все оружие, сбросили всех убитых, вне зависимости от того, на чьей стороне они сражались. Их тени с миром войдут в Поле Маат.
Обратный путь в лагерь армии Хора показался бесконечным. По прибытии Па-Рамессу последовал примеру Солнечного Диска: лег спать. Сон пришел моментально. Проснулся Па-Рамессу, когда кто-то тронул его за плечо. Ночь прошла. Пора было возвращаться в Уасет.
Младшие командиры готовили в путь пленников. Военную добычу погрузили на две повозки. Добро, найденное в крепости, — несколько сотен медных колец — весило совсем немного. Победители не обнаружили ни женщин, ни детей, которых можно было бы сделать рабами: все жители покинули цитадель, как только поняли, что перевес на стороне египтян, а у тех не было времени и сил, чтобы их преследовать. Египетские воины все как один досадовали на судьбу: что это за война без добычи? Самолюбие некоторых все же было удовлетворено с помощью золотых мушек: их получили офицеры, отличившиеся на поле боя, — «за то, что, как мухи, неотступно преследовали врага».
Па-Рамессу вступил в новый период жизни. Он прошел инициацию кровью.
Глава 11
«Бык восстал во всей мощи своей юности»
Представ перед фараоном, Пер-Ту рассыпался в похвалах наследнику престола. Да и разве могло быть по-другому? Па-Рамессу был слишком юн, чтобы быть закоренелым циником, однако даже он с явным презрением смотрел на командующего армии Хора. Расхваливая на все лады подвиги принца, Пер-Ту пекся прежде всего о своем благополучии. Па-Рамессу не видел в своих действиях ничего героического и не считал, что жизнь его подвергалась опасности, как утверждал этот бравый вояка. Он просто сделал то, что должен был сделать. Для того, чтобы в таком юном возрасте принять участие в настоящем бою, нужны немалая смелость и решительность, и Па-Рамессу принял этот вызов, однако теперь он чувствовал себя как выпивоха, который, выходя поутру из питейного заведения, злится на себя за то, что он — пьяница. Вид горы трупов и сотен раненых солдат значительно поумерил его аппетит к дешевой славе. Он не успел познать настоящей боли, чтобы понять, что это такое, но интуитивно понял, что лично ему хвалиться нечем. Да, он участвовал в яростной сече, но при этом ни на минуту не оставался без защиты и опеки. Пустым словам опьяненных желанием славы его не одурачить.
— …лицом к лицу с полчищем копейщиков, окруживших нашу колесницу, невзирая на нанесенные свирепыми техену раны, храбрый принц не дрогнул, исполняя приказ воплощенного божества, своего отца, Быка бога Птаха, — разглагольствовал Пер-Ту перед фараоном и присутствовавшими тут же военачальниками.
Взгляд Сети то и дело останавливался на повязках, украшавших предплечье и бедро сына, и вскоре это начало раздражать Па-Рамессу; отец, бесспорно, гордился сыном, но был далек от того, чтобы восхищаться его доблестью. Монарх был не настолько легковерным, чтобы не понимать очевидного: полученные в бою раны еще не свидетельствуют об отваге солдата, так как и самый отъявленный трус может похвастаться боевыми шрамами. Однако один важный вывод он для себя все же сделал: сын достойно выдержал первое серьезное испытание.
— Мне было семь, когда мой божественный отец в первый раз взял меня в военный поход против фенху, — сказал он наставительно.
По приказу царя Пер-Ту преподнес юному воину золотую мушку и украшенное эмалью золотое ожерелье — почетный дар тому, кто особенно отличился в сражении.
Па-Рамессу ответил благодарной и слегка смущенной улыбкой, как и полагается человеку скромному. Но в глубине души он был доволен.
— Мой отец мною гордится, — сказал он позднее своему наставнику Тиа. — Но помнит ли он, что я сам завоевал для себя то место, которое теперь занимаю? Если бы я не устранил со своего пути Птахмоса, сегодня не меня бы чествовали, а его!
Пораженный его словами Тиа не сразу нашелся, что на это ответить. Он осознал, что гордыня в его ученике говорит намного громче тщеславия. Па-Рамессу гордился тем, что создал себя сам.
Равнодушный к лести, Па-Рамессу терпеливо выслушал восхваления чиновников. Особенно старался визирь Юга Небамон. Именно его фараон определил в наставники сыну, дав задание ввести мальчика в курс государственных дел. Отныне каждое утро Небамон часами рассказывал Па-Рамессу о том, как пополняется государственная казна, какие отчисления поступают от номов, о системе учета доходов, которую используют писцы, щедро сдабривая факты своими комментариями. Иногда в монолог визиря вставлял свое слово его первый писец.