Я — Господь Бог

Голубые глаза женщины-ветеринара сделались ледяными, а ее голос, казалось, накрыл их инеем. Но муж и жена слишком торопились, чтобы заметить это.

— Нет, не будет страдать.

Супруги расплатились и как-то чересчур торопливо удалились, аккуратно прикрыв за собой дверь. Шум отъезжающей машины, донесшийся с улицы, подтвердил окончательный, без надежды на помилование приговор несчастному животному.

Он присутствовал при этой сцене, не переставая работать. И только теперь оставил разведенный в ведре гипс и подошел к Клодин Петерсон. Оба белые — она в своем халате, он — от пыли на одежде.

— Не убивайте, доктор. Я возьму его.

Она не ответила, окинула его изучающим взглядом, еще помолчала и наконец произнесла только одно слово:

— Хорошо.

Повернулась и ушла в свой кабинет, оставив хозяина наедине с его трехлапым котом. А имя появилось само собой — движения котенка походили на танцевальное па в ритме вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

И Вальс остался.

Он хотел переложить кота, который громко мурлыкал у него на коленях, на кровать, как вдруг кто-то сильным ударом ноги распахнул дверь. Вальс испугался и мгновенно шмыгнул под кровать — он оказался весьма проворен и на трех лапах.

Властный голос прогремел в комнате. До того, что осталось от его ушей, донеслось:

— Кто бы ты ни был, лучше выйди, вытянув вперед руки, и без резких движений. У меня ружье, и я намерен им воспользоваться.

Он на мгновение замер.

Потом, не проронив ни слова, поднялся, спокойно прошел к двери и перед тем, как ступить в освещенный проем, поднял руки. Это было единственное движение, которое еще вызывало у него боль.

И лавину воспоминаний.

Глава 5

Бен Шепард отошел за бетономешалку, стараясь занять такую позицию, чтобы дверь оставалась под прицелом. Капли пота стекали по вискам, напоминая о том времени, когда в этом ангаре бывало жарко и сыро. Ему хотелось смахнуть пот, но он все же решил не выпускать из рук свой «ремингтон». Кто бы ни был там, в той комнате, неизвестно, как он ответит на требование выйти.

Но самое главное, Бен не знал, вооружен ли тот человек. Так или иначе, он предупредил его. У него в руках помповое ружье, и слов на ветер он не бросает. Он воевал в Корее. И если этот тип или эти типы не верят, что он действительно намерен стрелять, то сильно ошибаются.

Но ничего не произошло.

Он предпочел не включать свет. В полумраке время, казалось, принадлежит только ему и его сердцу. Он подождал несколько мгновений, тянувшихся целую вечность.

Вообще-то он случайно оказался здесь.

Возвращался после игры в кегли со своей командой. Клуб находился на Вестерн-авеню, но, как только он выехал из Норт-Фолк-Виллидж, на приборном щитке его старого фургона замигала лампочка — масло на исходе. Если поедет дальше, рискует застрять.

Совсем недалеко был переулок, который вел к его ангару. Не сбавляя скорости, он круто развернулся на встречной полосе, а затем выключил двигатель и на холостом ходу подъехал к ограде. Приближаясь к зданию, он слушал, как шуршит под колесами галька — все громче по мере того, как машина теряла скорость. И тут ему показалось на мгновение, будто он заметил неяркий свет в окне.

Он сразу же остановил фургон. Достал из-под сиденья «ремингтон» и проверил, заряжено ли ружье. Осторожно, не хлопая дверцей, вышел из машины и двинулся вдоль дороги по траве, чтобы приглушить шаги в тяжелых ботинках.

Наверное, когда уезжал отсюда пару часов назад, просто забыл погасить свет.

Конечно, так и было.

Но в любом случае он предпочел убедиться в этом с ружьем в руках. Как говорил его старый отец, от излишней предосторожности еще никто не умирал.

Он прошел вдоль ограды и обнаружил разрезанную сетку. Потом увидел в окне задней комнаты свет и какую-то тень.

Руки, сжимавшие ружье, вспотели сильнее, чем следовало бы. Он быстро огляделся.

И не заметил поблизости никаких машин. Это весьма смутило его. В ангаре полно разных материалов и инструментов. Стоят они не так уж и дорого, но какой-нибудь вор вполне мог позариться и на них. Однако все это довольно тяжелые вещи. Ему показалось странным, что кто-то, задумав обчистить его склад, решил заявиться сюда пешком.

Он пролез в отверстие и прошел к двери у въездных ворот. Толкнув створку, понял, что она открыта, обнаружил в замочной скважине ключ и при слабом свете фонаря заметил открытую дверцу шкафа с пожарным краном.

Странно. Очень странно.

Только он один знал о запасном ключе.

Заинтригованный, он осторожно пробрался среди груды материалов и наконец ударом ноги распахнул дверь в комнату.

Теперь он держал на прицеле того, кто рискнет появиться перед ним.

На пороге возникла фигура с поднятыми руками. Человек шагнул вперед и остановился. Бен тоже отступил — за бетономешалку. Отсюда он мог держать этого типа на мушке и, если только тот сделает хоть одно резкое движение, укоротить его на десять дюймов.

— Ты один?

Ответ прозвучал сразу. Спокойный, мирный и, похоже, честный.

— Один.

— Хорошо, тогда выхожу. Но если ты или твои дружки вздумаете сыграть со мной плохую шутку, дыра в твоем животе будет как железнодорожный туннель.

Подождав с минуту, он осторожно вышел из укрытия, нацелив ружье в живот человека, и шагнул навстречу, желая взглянуть на него.

От того, что он увидел, у него мурашки побежали по всему телу. Лицо и голова человека были чудовищно обезображены шрамами, по всей видимости от ужасного ожога. Шрамы покрывали также шею и грудь за расстегнутым воротом рубашки. Правого уха вообще не было, а от левого остался только кусок, приставленный, словно в насмешку, к черепу, на котором грубо зарубцевавшаяся кожа заменяла волосы.

Шрамов не оказалось только вокруг глаз. И теперь, пока он приближался, эти глаза наблюдали за ним скорее с иронией, чем с тревогой.

— Что еще за черт?

Человек улыбнулся. Если, конечно, то, что появилось при этом на его лице, можно назвать улыбкой.

— Спасибо, Бен. Хорошо хоть не спросил, что я такое.

И, не спрашивая разрешения, опустил руки. Только сейчас Бен заметил на них тонкие нитяные перчатки.

— Знаю, что трудно узнать. Надеялся, что хотя бы голос у меня не изменился.

Бен Шепард вытаращил глаза. И невольно опустил ружье, словно руки ослабели и не в силах держать его. Наконец он обрел дар речи.

— Боже! Младший Босс. Ты. Мы все думали, что ты…

Он не договорил. Парень сделал неопределенный жест:

— Умер?

И добавил слова, прозвучавшие небрежно и в то же время с тайной надеждой:

— А что, по-твоему, — нет?

Бен внезапно ощутил себя стариком. И понял, что человек, стоящий перед ним, куда старше него. Все еще в растерянности от такой неожиданной встречи, не соображая толком, что делать и что сказать, он протянул руку к рубильнику. Неяркий дежурный свет заполнил помещение. Собрался было включить еще, но Младший Босс жестом остановил его:

— Не нужно. Уверяю тебя, что от более яркого света не стану красивее.

У Бена увлажнились глаза. Он почувствовал себя глупым и ненужным. Наконец сделал единственное, что подсказало ему сердце. Положил «ремингтон» на груду ящиков, подошел и осторожно обнял этого солдата, чьи глаза видели только разрушение.

— Черт возьми, Младший Босс, как чудесно, что ты жив.

И ощутил ответное дружеское объятие.

— Младшего Босса больше нет, Бен. Но это замечательно — увидеть тебя.

Некоторое время они стояли, обнявшись, как отец с сыном. С наивной надеждой, что, когда разомкнут объятия, все опять окажется таким, как когда-то в прошлом. Тогда они тоже обнялись, и все было нормально, и Бен Шепард, строитель, задержался в ангаре, давая своему рабочему распоряжения на следующий день.

Они разомкнули объятия и вновь очутились в дне сегодняшнем, лицом к лицу.

Бен кивнул:

— Пойдем. Наверное, еще найдется немного пива. Если не возражаешь.