Страница 74 из 85
— В 1971 году он уехал во Вьетнам, в одиннадцатый моторизованный кавалерийский полк, если говорить точно. В Суан Луке вместе с ним служил парень по имени Уэнделл Джонсон. Они подружились. Однажды им довелось участвовать в военной операции, которую иначе как бойней не назовешь, и они оказались единственными уцелевшими в ней из всего взвода. Вьетконговцы взяли их в плен, а потом использовали в качестве живого щита против бомбардировки.
Рассел помолчал, соображая, не слишком ли быстро говорит, и заметил, что Бен Шепард слушает его с интересом, обращая внимание, наверное, скорее на тон, чем на смысл.
— И, несмотря на то что они находились там, бомбы все равно сбросили. Уэнделла Джонсона и Мэтта Кори накрыли напалмом. Один из них заживо сгорел, обуглился. Другой спасся, но получил тяжелейшие ожоги по всему телу. После длительного лечения и реабилитации в военном госпитале его выписали в очень плохом состоянии — и физическом, и психическом.
Рассел опять помолчал, понимая, что у обоих перехватило дыхание.
— У меня есть основания полагать, что по какой-то причине, объяснить которую не берусь, солдатские медальоны этих парней перепутали. Мэтта Кори объявили погибшим, и все поверили, что выживший — Уэнделл Джонсон. И он, придя в себя, воспользовался этой переменой имени. Не сохранилось никаких фотографий или отпечатков, которые могли бы опровергнуть это. Лицо его оказалось до неузнаваемости обезображено, а пальцы, вероятно, лишились отпечатков.
В комнате воцарилось молчание. Такое, что вызывает воспоминания и помогает появляться призракам. Бен Шепард позволил слезе, которую сдерживал, наверное, многие годы, скатиться по щеке и упасть на снимок.
— Мистер Шепард…
Старик прервал его и посмотрел своими чистыми глазами, которых не испортили ни время, ни люди:
— Бен.
Это приглашение обращаться к нему по имени означало, что благодаря какому-то странному разряду, возникшему между людьми, минуту назад совершенно незнакомыми, теперь их связывает что-то еще, не только слова. Неожиданное доверие, которое проявил Шепард, позволило Расселу задать главный вопрос — и сделать это как можно спокойнее:
— Бен, когда ты последний раз видел Мэтта Кори?
Прошла вечность, прежде чем старик ответил:
— Летом 1972 года, сразу после того, как он вышел из госпиталя.
Сказав это, Бен решился наконец налить кофе и себе. Взял чашку и отпил большой глоток.
— Он пришел ко мне и рассказал вот эту самую историю, которую ты только что повторил. Потом взял кота и ушел. Больше я его никогда не видел.
Рассел подумал, что Бен Шепард не способен лгать и то, что он говорит, если не ложь, то полуправда. Но понял также, что, если бы только он сам хоть в чем-то ошибся, этот человек замкнулся бы в себе, как еж, и из него ничего не удалось бы вытянуть.
— Ты знал, что у Мэтта был сын?
— Нет.
Бен Шепард как-то чересчур торопливо поднес чашку ко рту после того, как произнес это короткое слово, и Рассел понял, что необходимо объяснить ему чрезвычайную важность любых сведений, которыми он располагает.
Существовал только один способ сделать это.
— Бен, я вижу, ты человек чести, в лучшем значении этого слова. И намерен воздать этому должное. Я ни за что не стал бы говорить тебе то, о чем хочу рассказать, не будь ты таким, каким представляешься мне.
С чашкой в руке Бен жестом поблагодарил его и попросил продолжать.
— Эту историю трудно рассказать, потому что в нее трудно поверить.
Слова эти, адресованные собеседнику, и самому Расселу помогли до конца осознать масштабы происходящего безумия. И крайнюю необходимость с ним покончить.
— Ты следил в новостях за взрывами в Нью-Йорке?
Бен кивнул:
— Да. Скверное дело.
Рассел вздохнул, прежде чем продолжить. И взмолился всем богам, чтобы помогли. Затем посмотрел Бену прямо в глаза:
— Мэтт Кори после вашей последней встречи перебрался туда и всю жизнь проработал на стройке.
По лицу старика стало заметно, что он рад этому.
— Он был отличным работником. Рожден был для этого дела. В свои годы он разбирался в нем куда лучше многих, получивших образование.
На лице Бена Шепарда отразились и волнение, и сожаление. А Рассел уже устремился дальше и постарался, чтобы слова его прозвучали как сожаление, а не как оскорбление.
— Мэтт был очень больным человеком, Бен. И после всего, что он пережил, долгие годы одиночества ухудшили его психическое состояние. Работая в Нью-Йорке, он закладывал взрывчатку в дома, которые строил. В Нью-Йорке таких уйма. Через полгода после его смерти они начали взрываться.
Лицо старика внезапно побелело. Рассел помолчал, давая ему время осознать известие. Наконец постарался внушить ему одну очень важную мысль:
— Если не найдем сына Мэтта Кори, эти взрывы будут продолжаться.
Бен Шепард поставил чашку на столик, поднялся и прошел к окну. Постоял там, глядя наружу и что-то слушая. Может, пение птиц или биение сердца, а может, шелест листвы на деревьях. Возможно, что-то доносившееся не снаружи, а звеневшее в душе. И быть может, в его ясной памяти вновь прозвучали последние слова, которыми они обменялись с Мэттом Кори много лет назад.
Рассел счел нужным пояснить, какова его собственная роль в этой истории:
— Я приехал сюда, потому что сотрудничаю с нью-йоркской полицией. Мне дали эту привилегию, так как я помог следствию. Даю тебе честное слово, что из всего, что расскажешь, я использую только самое необходимое, чтобы предотвратить взрывы, не вовлекая тебя в эту историю.
Шепард все так же стоял спиной к нему и молчал. Рассел постарался объяснить ему всю опасность ситуации:
— Погибло более ста человек, Бен. И умрут еще многие. Не знаю сколько, но в следующий раз может произойти куда более страшная бойня.
Старик заговорил не оборачиваясь:
— Я познакомился с Мэттом, когда он находился в исправительной тюрьме на севере, на границе штата. Я получил тогда подряд на перестройку здания. Когда мы приехали туда и начали монтировать леса, другие парни с недоверием смотрели на нас. Некоторые смеялись над нами. Мэтт, напротив, с живым интересом наблюдал за нашей работой, которая проходила у него на глазах день за днем. Он расспрашивал меня, желая понять, что и как мы делаем. В конце концов я убедился, что дело всерьез интересует его, и попросил начальника тюрьмы позволить ему работать с нами. Поколебавшись, он разрешил, предупредив, что парень этот — трудный тип. За ним такая семейная история, что кто угодно содрогнется.
Рассел понял, что Бен заново переживает важный момент своей жизни, и не сомневался почему-то, что он первый, кому старик рассказывает все это, не скрывая волнения.
— Я привязался к мальчику. Молчаливый и недоверчивый, он очень быстро учился работать. Когда он вышел из тюрьмы, я взял его к себе на постоянную работу. И дал комнату в ангаре. У него глаза засияли, когда он вошел туда первый раз. С тех пор как появился на свет, он впервые получил собственное жилье.
Старик отошел от окна и снова опустился в кресло перед Расселом.
— Постепенно Мэтт заменил мне сына, которого у меня не было. И сделался моей правой рукой. Рабочие прозвали его Младшим Боссом, потому что он руководил работой в мое отсутствие. Остался бы он — я передал бы ему предприятие, а не стал бы продавать этому мерзавцу, который купил его. Но Мэтт вдруг заявил однажды, что уезжает добровольцем во Вьетнам.
— Добровольцем? Я этого не знал.
— Это самая отвратительная часть истории. Подобные вещи заставляют устыдиться того, что ты человек.
Рассел помолчал, ожидая. Его собеседник решил поделиться с ним своей болью, с которой все это время, видимо, не мог справиться в одиночку.
— Однажды нас пригласили провести работы в доме окружного судьи. Герберт Льюис Свенсон, да проклянет его господь, где бы он ни был. Там-то Мэтт и познакомился с Карен, дочерью судьи. Я присутствовал при их первой встрече. Сразу догадался, что между ними что-то произошло. И сразу понял, что это может привести только к беде.