Пламя в ночи

— Вот они, социальные реформаторы. Ни капли здравого смысла. — Делберт пощелкал зубом. — Она поди и знать не знает, с какой змеей связалась.

— Знает, потому-то она и нацелилась на его заведения. Эти социальные реформаторы, похоже, уверены, что сама праведность их дела каким-то образом их защищает. Нашей разорительнице борделей и в голову не приходит, что Латтрел не колеблясь перережет ей горло.

— Похоже, она сосредоточила все внимание на публичных домах, — задумчиво произнес Делберт.

— Это было ясно еще после первых газетных сообщений о налетах.

Делберт пожал плечами:

— В таком случае нам не о чем беспокоиться, публичные дома мы не содержим. Вот если она решит заняться игорными заведениями или тавернами, тогда от нее могут быть неприятности. Но пока она ограничивается налетами на публичные дома — это проблема Латтрела.

— К сожалению, — заметил Гриффин, — если она будет упорствовать в своем хобби, то рискует в конце концов быть убитой.

Делберт бросил на него испытующий взгляд.

— Вы волнуетесь за судьбу социального реформатора? Да они же просто надоеды, как белки или голуби, которых нельзя ни поджарить, ни сделать из них хорошую тушенку.

— Я думаю, что эта конкретная реформаторша может оказаться мне очень полезной, если я смогу добраться до нее раньше, чем ее найдут мертвой в реке.

Делберт начинал волноваться.

— Проклятие, босс, я вижу, она вас чем-то зацепила. Чем? Почему именно она?

— Трудно объяснить.

Гриффин взглянул на висящий на стене портрет. Смотреть на него было все равно что смотреть в темное зеркало. Николас Уинтерс был одет по моде конца семнадцатого столетия, но черный бархатный сюртук и прихотливо повязанный галстук не умаляли поразительного сходства между ними. Во всем, начиная от темных волос и сверкающих зеленых глаз и заканчивая четкими, словно высеченными в камне чертами лица, сходство было почти сверхъестественным.

Портрет был написан вскоре после того, как у Николаса проявился его второй талант. У него уже начались кошмарные сны и галлюцинации. Всякий раз, разглядывая портрет, Гриффин ловил себя на мысли, что он выискивает признаки безумия, которое последует вскоре. Внезапно изображение на портрете колыхнулось и замерцало, Николас ожил. Глаза алхимика впились взглядом в Гриффина, который, казалось, слышал слова: «Ты — мой истинный наследник. Тебе будут даны все три таланта. Это у тебя в крови. Найди Лампу. Найди женщину».

Гриффин усилием воли прогнал видение. Дневные галлюцинации, бередящие душу, начались у него несколько недель назад, примерно в то же время, когда у него обнаружился новый талант. А ночные кошмары стали такими ужасными, что он боялся ложиться спать. Отрицать более правду было бессмысленно: его поразило проклятие Уинтерсов.

Делберт пребывал в блаженном неведении о галлюцинациях, он всмотрелся в лицо Гриффина понимающим взглядом давнего друга и наперсника.

— Вам скучно, босс, — заявил он, — вот в чем настоящая проблема. У вас не было женщины с тех пор, как вы расстались с той хорошенькой белокурой вдовушкой, с которой вы встречались несколько месяцев назад. Вы здоровый мужчина в расцвете лет, вам нужны регулярные упражнения. И ведь нет недостатка в женщинах, они будут рады удовлетворить эту конкретную потребность. Какой смысл гоняться за той, от которой наверняка будет куча неприятностей?..

— Поверь, я не стремлюсь уложить в постель социальную реформаторшу, — сказал Гриффин.

Но даже еще не закончив фразу, он уже с неудовольствием осознал, что лжет. А лгать он умел очень хорошо, это мастерство когда-то помогло ему подняться к вершинам в своем бизнесе. Но в его жизни действовало несколько незыблемых правил, и одним из них было никогда не лгать самому себе.

Хотя он не собирался объяснять ситуацию Делберту, правда состояла в том, что он был одержим женщиной, которая совершает набеги на публичные дома. Он был заворожен ею еще с тех пор, когда до него дошли с улиц первые слухи. Поначалу ему казалось необъяснимым, почему она так его зацепила. Делберт прав, социальные реформаторы — это лишь еще одна форма надоедливых созданий, живущих в городе.

— Босс, не хочу вас оскорбить, но это ваше состояние мне знакомо, — мрачно заметил Делберт. — Такой взгляд у вас появляется всякий раз, когда вы чего-то хотите и решительно настроены это заполучить. Но подумайте! Вы же ничего не знаете о той женщине, и если это вообще женщина, то она вполне может оказаться маленькой седой старушкой или сумасшедшей религиозной фанатичкой. Черт, да она может оказаться одной из тех особ, которых не интересуют мужчины.

— Все это я понимаю, — сказал Гриффин.

Однако что-то ему подсказывало уверенность в обратном. Вероятно, это «что-то» — то самое, что вскоре приведет его на край невидимой пропасти, за которым — безумие.

«Найди Лампу. Найди женщину».

Делберт глубоко вздохнул, признавая поражение.

— Значит, вы собираетесь ее выследить, так?

— У меня нет выбора. — Гриффин посмотрел на круги, нарисованные им на карте. — Но мне нужно сделать это быстро.

— Вы хотите сказать, раньше, чем до нее доберется Латтрел?

— Да. Она нашла стратегию, которая хорошо работает, и она придерживается ее. Однако предсказуемость — это всегда слабость.

— Как только мы узнаем, где она находится, мы с Джедом схватим ее и привезем к вам.

— Нет, такой подход не годится. Мне нужно, чтобы леди была готова и рада сотрудничать со мной добровольно. Ситуация требует, чтобы нас представили, как полагается в свете.

Делберт фыркнул.

— Почтенная социальная реформаторша согласится быть официально представленной криминальному лорду? Я бы дорого заплатил, чтобы на это посмотреть. Как вы собираетесь это устроить?

— Думаю, у меня и у этой леди есть общий знакомый, которого можно уговорить организовать нам встречу на нейтральной территории, — сказал Гриффин.

Глава 2

Ирен и другие девушки жадно набросились на яичницу-болтунью с сосисками, щедро положенную им на тарелки, и в это самое время в кухню благотворительного дома вошла Вдова. Девушки замерли, не донеся вилки до рта, и ошеломленно посмотрели на вошедшую. Утонченные леди, даже те, которые занимаются богоугодными делами, никогда не опускаются до того, чтобы оказаться в обществе падших женщин. А Вдова — очень утонченная леди, в этом нет сомнения.

Она была элегантна с головы до ног, ее наряд был выдержан в изысканных оттенках черного, серого и серебристого. Черты лица скрывала черная кружевная вуаль черной бархатной шляпки. Юбки ее платья были уложены прихотливыми складками, по подолу шла специальная оборка, чтобы уберечь дорогую ткань от соприкосновения с грязью и копотью на тротуаре. Из-под оборки выглядывали носки остроконечных элегантных серых ботинок на высоком каблуке. Руки дамы были затянуты в черные перчатки.

— Доброе утро, — сказала Вдова. — Рада видеть, что у всех вас здоровый аппетит. Это очень хороший признак.

Спохватившись, Ирен Бринкс поспешно закрыла рот, вскочила со скамьи — она сидела с краю — и сумела сделать небольшой реверанс. Раздался скрип дерева о дерево — это четыре ее товарки отодвинули от стола скамью и тоже встали.

— Садитесь, пожалуйста, и продолжайте завтракать, — сказала Вдова. — Я просто пришла сказать пару слов миссис Мэллори.

Маленькая пышногрудая женщина добродушного вида, стоявшая у плиты, вытерла руки о передник и радостно улыбнулась Вдове.

— Доброе утро, мэм. Вы сегодня рано.

— Я хотела посмотреть, как вы управляетесь после всех волнений прошлой ночи, — быстро проговорила Вдова. — Все в порядке?

— Да, все хорошо. — Миссис Мэллори сияла от удовлетворения. — Как вы видите, девушки получили хороший завтрак. Думаю, большинство из них давненько не ели как следует.

— Так же, как и в прошлый раз, — заметила Вдова. Она сказала это очень мягко. — Девушки чуть ли не голодают.

— Боюсь, что так, — согласилась миссис Мэллори. — Но мы это скоро исправим.