Страница 7 из 75
Консул снова вздохнул. Будь прибывшее судно галерой, вернувшейся из короткого плавания по Средиземному морю, пленники на борту были бы скорее всего французами или генуэзцами, греками или испанцами, стало быть, не его заботой. Но Хаким-мореход, как известно, в своих рейдах ради захвата людей доходит до самого Английского канала. Недавно Мартин помог заключить договор между Лондоном и Алжиром, согласно которому алжирцы обещали ненападать на английские суда и на корабли с английской припиской. Но консул не был уверен, что Хаким-мореход станет выполнять этот договор. Так что будет лучше, если консул его величества установит, кто именно находится в списке пленников корсара. И если кто-то из пленников окажется подданным короля, тогда по долгу службы Мартину предстоит выяснить, кто они и какую цену за них предполагают получить. А лучше всего это сделать в тот момент, когда пленники только что сошли на берег, прежде чем они окажутся в руках разных владельцев или попадут в один из восьми «мешков» — невольничьих бараков.
Дома консул предпочитал ходить в просторном хлопчатом халате и шлепанцах — излюбленной одежде алжирских мавров — и находил таковое одеяние весьма разумным в столь жарком климате. Однако на людях он должен быть одет согласно своему рангу и титулу. Поэтому он позвал слугу, родом из Хэмпшира, который ждал последнего взноса из договоренного выкупа, и велел ему подготовить должное уличное одеяние — костюм из плотной ткани, состоящий из жилета, камзола и штанов до колен, а также накрахмаленную батистовую рубашку с оборками на груди и с кружевными манжетами и галстук.
Спустя полчаса, обливаясь потом в парадном платье, Мартин вышел на улицу. Его контора и жилье располагались в наиболее прохладной части здания, на верхнем из трех этажей. Спускаясь вниз, он проходил через комнаты, где ели и спали слуги, через общие спальни, занятые несколькими дюжинами пленников, теми, выкуп за которых ожидался вскоре, или теми, за кого частично уже заплатили, и, наконец, через складские помещения на первом этаже, где хранились товары, которыми он торговал, — в основном кожа, а также страусовые перья, привозимые издалека. Дюжий привратник, необходимое должностное лицо, в обязанности которого входило перехватывать незваных посетителей, открыл тяжелую, обитую гвоздями дверь. Мартин поправил только что причесанный парик и, ступая несколько неуверенно на двухдюймовых каблуках башмаков с пряжками, вышел на узкую улицу.
Шум и жара ошеломили его двойным ударом. Консульство располагалось на середине склона горы, и парадная дверь выходила прямо на главную улицу, которая пересекала весь город от порта до Казбы на верхнем конце. Нигде не превышая нескольких ярдов в ширину, эта улица между высокими домами с плоскими фасадами походила на жаркое ущелье. Выложенная потертыми каменными плитами, ее мостовая поднималась столь круто, что время от времени прерывалась короткими лестничными пролетами. К тому же она была главной торговой улицей — на ней располагались лавки и магазины, а также главный городской базар, так что идти по ней значило пробираться мимо прилавков и жуликоватых уличных торговцев, продающих все, от овощей до изделий из металла. Ослы со вьючными корзинами по бокам брели вверх и вниз по склону, вопили лоточники, водоносы стучали оловянными кружками по медным флягам, висящим на ремнях у них за спиной; медленно пробираясь сквозь густую толпу, консул в который раз задавался вопросом, не выйти ли ему в отставку и не вернуться ли в Англию. Сколько лет он терпит зной и шум Алжира и жульничество его обитателей! И вновь, уже в который раз, он сказал себе, что еще не настало время покинуть этот город. Цены на недвижимость в Англии растут такими темпами, что поместье, которое он столь страстно желает заполучить, пока ему не по карману.
На пристани Мартин обнаружил, что писцы дея уже сидят за столом, готовые внести новых пленников в городские списки. Старший регистратор был немного знаком ему, и Мартин отвесил чиновнику поклон — то был не более чем жест вежливости, который не может принести вреда, ибо алжирцы, даром что все они преступники, весьма ценят хорошие манеры. Обычная толпа праздношатающихся уже наблюдала за высадкой будущих рабов, отпуская замечания по поводу возможной цены каждого, а первую партию уже доставили на берег на лодке. Мартин заметил, с каким испугом и растерянностью смотрят эти бедняги на странный мир, в который их забросила судьба. Консул с грустью отметил, что вновь прибывшие слишком светлокожи, чтобы быть итальянцами или испанцами, и предположил, что это голландцы или англичане. Единственный пленник, который выказывал разумный интерес к окружающему, был красивый черноволосый молодой человек лет двадцати. Он вертел головой, явно кого-то ища. И был, по всей видимости, взволнован. Еще один — низкорослый толстяк в парике — держался слегка в стороне от товарищей-узников, всем своим видом стараясь показать, что он им не чета и ему не подобает находиться в их обществе. Каждым движением этот человек сообщал своим захватчикам, что за него стоит запросить более высокий выкуп. «Понимает ли он это?», — подумал Мартин.
Консул подошел ближе к столу. Помощник регистратора — грек-невольник, который, по сведениям Мартина, говорил по меньшей мере на восьми языках — задавал каждому пленнику одни и те же вопросы: имя, возраст, место рождения и род занятий. Мартин с трудом мог расслышать ответы за болтовней зевак, пока вдруг не настала уважительная тишина и все не повернулись в сторону гавани. На берег сходил сам капитан корсарского корабля. Консул был заинтригован. Видеть Хакима-морехода так близко — это было необычно. Хаким использовал те порты, которые его больше устраивали, и поэтому вполне мог отвезти пленников на продажу в Тунис, Сали или Триполи. Его с радостью встречали в любом месте Берберии, где бы он ни высадился, потому что он славился как самый удачливый из всех пиратских капитанов.
Хаким-мореход был в безупречно белом одеянии, отороченном золотой тесьмой, и в алом тюрбане, украшенном большим страусовым пером. В руке он держал легкую церемониальную трость с золотым набалдашником. Он взошел по ступеням, ведущим на берег, бодрым шагом совсем молодого человека, хотя Мартин знал, что корсару далеко за пятьдесят. Корсар подошел к регистратору и постоял немного у стола. «Очевидно, для того, — подумал Мартин, — чтобы дать почувствовать свое присутствие, тогда в подсчетах не будет ошибок». И тут Мартина кто-то окликнул:
— Вы, сэр, именно вы!
Толстяк в парике. Он, очевидно, узнал консула по европейскому платью.
— Прошу вас! Мое имя Джошуа Ньюленд. Я торговец тканями из Лондона. Мне нужно немедленно поговорить с представителем короля Англии.
— Я английский консул.
— Значит, счастливая встреча, — сказал Ньюленд, слегка отдуваясь из-за зноя и мгновенно напустив на себя важный тон. — Не будете ли вы так любезны послать сообщение с вашим наилучшим агентом, что Джошуа Ньюленд схвачен и желает связаться с мистером Сьюэллом с Биржевой улицы в Лондоне, чтобы побыстрее уладить это дело.
— В настоящее время я ничего не могу сделать, мистер Ньюленд, — спокойно ответил консул. — Я присутствую здесь всего лишь в качестве наблюдателя. У турок имеется твердо установленный порядок, который следует соблюдать. Возможно, позднее, когда дей сделает свой выбор, я смогу оказать какую-либо помощь.
— Дей? Какое он имеет к этому отношение?
— Дей, мистер Ньюленд, является правителем Алжира и имеет право на свой барыш, или долю. Ему отходит каждый восьмой раб, к тому же дей имеет и другие преференции, такие как голые остовы всех захваченных кораблей. Завтра или, быть может, послезавтра, когда он сделает свой выбор, я снова вас увижу.
— Погодите… — торговец тканями хотел было продолжить, но внимание Мартина снова отвлекли.
Грек-невольник, помощник регистратора, хотел переговорить с ним.
— Ваша честь, — начал невольник, — мой хозяин велит сообщить вам, что большинство пленников — из Ирландии, один-два — англичане. Он желает знать, возьмете ли вы их на свое попечение.