Страница 4 из 75
— Прошу тебя, во имя твоего Мухаммада, — взмолился Гектор, — позволь мне поговорить с сестрой, когда мы доберемся до места.
— Мы пробудем в море еще по меньшей мере неделю. — Хаким-мореход пристально взглянул на Гектора, и тот заметил, что глаза у пирата светло-серые, слишком светлые на темном от загара лице. — Теперь, когда ты знаешь, что у тебя будет возможность с ней поговорить, дашь ли ты мне слово, что за это время от тебя не будет никаких неприятностей?
Гектор кивнул.
— Хорошо, я прикажу снять с тебя оковы. И не хмурься понапрасну. Может быть, твоя жизнь сложится столь же благополучно, как моя, и ты станешь капитаном прекрасного корабля. А кроме того, за тебя дадут большую цену, если будешь ты светел лицом. — И, к удивлению Гектора, Хаким поднял блюдо с фруктами и сказал: — Вот, возьми-ка себе немного. Пусть эти плоды напоминают тебе, что ты, если захочешь, сможешь сделать свою жизнь столь же сладкой, как они.
Капитан что-то сказал младшему офицеру, тот вынул ключ и отомкнул наручники. После чего отвел Гектора обратно к люку и жестом велел спуститься в трюм. И снова над головой юноши раздался стук — клинья забили на место.
Он ждал, что его товарищи-пленники начнут расспрашивать, каково там, на палубе. Но большая часть их не обратили внимания на его возвращение. Они были равнодушны, словно смирились со своей судьбой. Кто-то бормотал молитву о спасении, повторяя ее снова и снова. То был звук, навевающий уныние, а в полутьме Гектор не видел, кто молится. Единственным, кто встрепенулся при его возвращении, был старый сумасшедший. Когда Гектор уселся на свое место, тот снова подполз к нему и прошептал:
— Это Алжир или Тунис?
— Не знаю. — Гектор даже вздрогнул, столь точен был вопрос старика.
— Только бы не Сали, — буркнул тот скорее себе, чем Гектору. — Говорят, худшее место из всех. Подземные камеры, где можно утонуть в жидком дерьме, а цепи такие тяжелые, что едва можно двигаться. Они говорили, мне очень повезло, что я попал в Алжир.
— Кто говорил и что значит «повезло»? — спросил Гектор, не понимая, о чем болтает его товарищ по несчастью.
В ответ он получил очередной хитрый взгляд.
— Хочешь поймать меня на лжи, да? На этот раз не получится, — хрипло проговорил впавший в детство старик и вдруг, вцепившись в руку юноши, свирепо прошипел: — Что тебе дали? Дай мне! Дай!
Гектор совсем забыл о полученных фруктах. Он полагал, что это оливки, хотя на ощупь они казались слишком липкими. Старик выхватил у него одну и сунул в рот. У него потекла слюна.
— Датоли, датоли, — с наслаждением проговорил он.
Гектор тоже попробовал. Это был самый сладкий плод, какой он когда-либо пробовал, — казалось, фрукт пропитан медом, а в середине была твердая косточка.
— Ты, значит, бывал в Алжире? — спросил он, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о том, что их ждет.
— Конечно! Или не я пробыл там целых пять лет и даже больше? А потом они усомнились в историях, которые я должен был рассказывать.
Гектор совсем запутался — в словах старика не было никакого смысла.
— Я тебе верю. Просто я ничего не знаю и не понимаю.
— Клянусь, все эти пять лет я был рабом бейлика, в основном работал в каменоломнях, но иногда на дамбе в гавани. И я не отказался от своей веры — о нет, ни за что! — хотя другие отказывались. Меня били, но я устоял. Но то, что случилось потом, было еще большей жестокостью.
— Что может быть хуже рабства? И кто такой бейлик?
Старик пропустил вопрос мимо ушей. Он довел себя до неистовства. Костлявые пальцы впились в руку Гектора.
— Они меня купили и обращались со мной, как с дерьмом, — прошипел он.
— Ты говоришь об алжирцах?
— Нет. Нет. Лицемерные святоши, они выкупили меня и решили, что я их вещь. Они выставляли меня напоказ, меня и дюжину других. Как обезьян, на потеху людям. Заставляли нас надевать нашу старую невольничью одежду, красную шапку и тонкий халат, так что мы все дрожали от холода. Заставляли нас стоять в повозках, вопить, потрясать нашими цепями и рассказывать о наших горестях. Так было, пока мы им не надоели. Тогда они прогнали нас без гроша в кармане. И я вернулся в море — это единственное ремесло, которое я знаю, и вот, меня схватили во второй раз.
Он захихикал и пошел, шаркая, обратно в свой угол, где снова исполнил странную пантомиму, укладываясь на жесткие доски с нарочитой предосторожностью. И отвернулся.
— Глупый старый болтун. Не верь ни единому слову из его бредней. Он шарлатан. — Это угрюмое замечание исходило от толстяка, похожего на купца, в парике и в дорогой, но сильно замаранной одежде. Очевидно, он слышал рассказ старика. — Таких ловкачей немало, ходят и врут, будто были в плену у мавров, и просят подаяния. Все мошенники.
— Но он говорил, что их «выставляли напоказ»? О чем это он? — Гектору как-то сразу не понравился этот человек.
— Так поступают редемптористы. [1]Эти филантропы собирают деньги, чтобы выкупать рабов из Берберии, а по возвращении возят несчастных по всей стране, выставляя их напоказ для того, чтобы народ видел, какие тяготы те претерпели. Они это делают, чтобы подвигнуть людей расстаться со своими денежками, а выручку пустить на выкуп новых рабов. — Он многозначительно посмотрел на Гектора. — Но кто скажет, куда уходит львиная доля этих денег? Я лично знаком с одним человеком из Сити, посредником, который занимается выкупом, и он связан с евреями, посредниками со стороны мавров. Мой друг преуспевает в этом деле, и поэтому я уверен, что недолго пробуду в Берберии. Как только мне удастся послать весточку моему другу, он сделает все, чтобы меня поскорее выкупили. И я вернусь домой к жене и детям.
— А что будет, — Гектор едва не сказал «с остальными», — если этого не случится?
Самодовольное себялюбие купца ему претило.
— Все зависит от того, что вы можете предложить. Если у вас есть деньги или влияние, или и то и другое, то вы недолго пробудете у мавров. Тем, у кого нет ни того ни другого, придется набраться терпения. Всякий народ, называющий себя христианским, рано или поздно попытается выкупить своих соотечественников, если на то найдутся деньги.
— А как вы сами здесь оказались?
— Меня зовут Джошуа Ньюленд, я торгую шелком и бархатом в Лондоне. Меня схватили на пути в Ирландию. Некто в Корке стал некредитоспособен, и ему срочно понадобилось продать груз полотна по дешевке. Я решил опередить конкурентов. Поэтому нанял рыбачье судно и отправился туда, но, на мое несчастье, нас захватили эти пираты-безбожники, а вместе со всей командой забрали и меня. Вместе с вон теми. — Он указал на людей, что недавно толпились у корзины с хлебом, а теперь сгрудились в дальнем углу. — Как видите, они держатся вместе. Они принадлежат совсем к другому классу, чем я, как и все эти простолюдины. — И он указал на жалкую горстку деревенских. Очевидно, Гектора он не причислял к их компании.
— Нас всех схватили одновременно, — ответил Гектор, стараясь говорить спокойно. Джошуа Ньюленд был самодовольным ничтожеством, об этом свидетельствовало каждое его слово. — На нашу деревню совершили набег.
Судя по всему, купец был ошарашен, хотя и не проникся сочувствием.
— Я думал, что такого больше не бывает. Когда-то пираты были очень дерзки. Они осаждали наши побережья, и это продолжалось до тех пор, пока королевский флот не начал патрулировать прибрежные воды. Теперь пираты ограничиваются тем, что захватывают суда в море, грабят грузы и берут в плен корабельщиков. Воистину я не предпринял бы этой поездки по морю, если бы его величество не заключил договор с государствами Берберии. Судя по сообщениям, мусульмане обещали не причинять вред английским кораблям. Никогда нельзя доверять ни мусульманам, ни маврам, это ненадежные люди. Или, может быть, они решили, что король Англии не станет чрезмерно беспокоиться о своих ирландских подданных, потому что незачем особенно беспокоиться о папистах.
1
Редемптористы — члены ордена Искупителя (Congregatio Sanctissimi Redemptoris). Орден редемптористов был основан в 1749 г. и тесно связан с орденом иезуитов. — Здесь и далее примеч. перев.