Страж

— Нет, в свитке я не нашел ничего такого, что говорило бы о настоящем наводнении, — сказал Эзра с уверенностью ученого, перелопатившего гору информации. — Ни ковчега, ни Ноя, [52]ничего такого. Но есть кое-что, это трудно перевести буквально, об огромных переменах, о чем-то вроде ливня, который все вымыл начисто. После поражения мятежных ангелов, после того как они были погребены в недрах Земли, — сказал Эзра, указывая на нижние строчки еще одного фрагмента ветхого свитка, — вот здесь написано: «И нечестивые и люди стали, как лев и шакал, смертными врагами. И с тех пор кровосмешение вело к смерти». Я допустил некоторые вольности в синтаксисе, но в целом перевод правильный, я в этом уверен.

Картер шумно выдохнул и зажал руки между коленями.

— Но как что-то из этого может быть правдой? Разве мы, во-первых, не установили, что Земля значительно старше, чем говорится во всех этих историях? Что, во-вторых, эволюция происходит много миллионов лет? Что мы произошли от обезьян, а не от ангелов? Разве мы не перешли от воззрений Блаженного Августина к воззрениям Дарвина? И как насчет…

— Как насчет этого? — прервал его Эзра, широким жестом указав на плоды своих трудов. — Если верить результатам лабораторных исследований, этот свиток представляет собой живую ткань, которая древнее всего остального, что когда-либо подвергалось датированию. Ее возраст вообще невозможно определить. Ваш друг Руссо, да покоится он с миром, это принял. А вы почему не можете принять?

Потому что даже теперь, несмотря на все случившееся, это не укладывалось в голове у Картера. Потому, что все, во что он всю жизнь верил, что изучал, исследовал и знал, вступало с этим в противоречие.

— Вы все еще не видите картину целиком, Картер, — сказал Эзра. — Все, о чем мы говорим сейчас, произошло за много миллионов лет до тех событий, который описаны в Библии. Это был мир, существовавший до того, о чем мы знаем, что мы можем себе представить, — до динозавров, до дрейфа материков, до зарождения звезд и появления на их орбитах планет.

— Но тогда как же мы можем знать об этом?

Эзра пожал плечами.

— Божественное вдохновение? Коллективное бессознательное? — Похоже, даже Эзре не хватало слов. Он устало уселся на стул перед чертежной доской. — Этот свиток?

Все возвращалось к свитку… и к окаменелости. К результатам исследования ДНК, которые показали, что оба материала получены от одного и того же непостижимого существа… и к итогам датирования, судя по которым возраст этих материалов оказался столь же невероятным. Только Эзре этот возраст представлялся достойным доверия.

А теперь у Картера имелась еще одна тайная улика, столь же необъяснимая. По пути к Эзре он заехал в полицейский участок и оставил там ручку от двери палаты Руссо с запиской для детектива Финли, в которой попросил его исследовать эту ручку на предмет наличия отпечатков пальцев. Через несколько часов Картер позвонил на свой рабочий номер и прослушал сообщения автоответчика.

«Спасибо за дверную ручку, — наговорил на автоответчик Финли. — К вашему сведению, на ней те же самые идеальные отпечатки пальцев. Не желаете ли перезвонить мне и сказать, где вы раздобыли этот предмет?»

Картер собирался позвонить Финли на следующий день, хотя мысль о разговоре с детективом его вовсе не грела. Он знал, что отпечатки на дверной ручке совпадут с теми, которые Финли обнаружил на месте убийства трансвестита Дональда Добкинса, и знал, кому принадлежат эти отпечатки. Но еще он знал, что если хотя бы попытается растолковать все это детективу из нью-йоркской полиции, то окажется в палате психбольницы быстрее, чем успеет произнести слова «падший ангел».

— Мне нужен перерыв, — сказал Эзра. — Пойду посмотрю, что есть у Гертруды в холодильнике. Хотите сэндвич или еще что-нибудь?

Картер покачал головой. Эзра вышел. У Картера было сильное искушение подойти к балконной двери и распахнуть ее настежь, но он не хотел рисковать — Эзра мог разозлиться, он постоянно был на взводе. Так что Картер встал, размялся и пару раз подпрыгнул на месте, чтобы хоть немного разогнать кровь и развеять сонливость. Он подошел к чертежной доске и посмотрел на несколько разложенных на листке ацетатной ткани обрывков пергамента. Эзра не шутил. Он действительно был близок к завершению работы. Все остальные фрагменты древней рукописи были собраны целиком, развешаны по стенам и прикрыты тонкой прозрачной тканью. Оставалось только добавить те самые обрывки, что лежали на доске, — и, судя по всему, свиток будет восстановлен окончательно. Когда Картер пригляделся более внимательно, он увидел, что один из кусочков пергамента нужно только повернуть и его оборванный край точно совпадет с краем большого собранного фрагмента. О чем говорилось в этом фрагменте, Картер понятия не имел — он просто увидел, как подогнать одно к другому. «Это не так уж сильно отличается, — подумал он, — от работы по совмещению обломков костей».

Он сел на рабочий стул Эзры и без особых раздумий аккуратно повернул клочок пергамента и придвинул его к большому фрагменту. При этом он ощутил в кончиках пальцев странное покалывание. Он пробежался взглядом по стене и увидел то место свитка, куда должен был идеально войти собранный на доске фрагмент. Отчасти Картер понимал, что Эзра взбесится, если он попробует вмешаться в его работу, но почему-то ему непреодолимо захотелось это сделать. Он просидел тут столько часов подряд, словно студент на лекции, и так приятно было наконец сделать хоть что-то, почувствовать себя полезным. А ощущение было такое, словно свиток сам приглашал Картера поучаствовать в его восстановлении. «Не такая же неудержимая тяга, — подумал он, — привела Билла Митчелла к катастрофе в лаборатории и гибели?»

Взяв третий, последний обрывок пергамента, он придвинул его к двум первым и накрыл листком ацетатной ткани. Да, они подошли друг к другу идеально, словно кусочки картонной головоломки. И Картер понял, что края собранного им фрагмента теперь прекрасно подойдут к другому фрагменту и работа Эзры будет завершена.

Вот будет сюрприз: сейчас он вернется и увидит, что свиток собран полностью.

Картер встал, держа в руках собранный, накрытый с двух сторон ацетатной тканью фрагмент свитка. Должен ли был он делать это? Словно облако окутало его разум. Он понимал, что это неправильно, он знал, как он сам разозлился бы, если бы кто-то вот так влез в его работу (он снова вспомнил Билла Митчелла и злополучный обломок челюсти смилодона), но искушение было слишком велико.

Он подошел к стене. Казалось, его рукой движет некая невидимая сила. Картер приподнял листок ацетатной ткани, поднес собранный им фрагмент ближе к стене. Да, именно сюда. Он выдернул кнопку из стены (в нее было воткнуто много лишних кнопок) и приколол ею один уголок листка ткани. Затем приколол второй уголок и сделал шаг назад, чтобы полюбоваться результатом своего труда.

— Гертруда испекла шоколадное печенье, — сообщил Эзра, закрыв за собой дверь спальни.

Он вошел в рабочую комнату с подносом в руках.

Картер с неуверенной улыбкой обернулся. Он ждал, когда Эзра заметит, что он сделал. Он уже потерял всякую уверенность в том, что поступил правильно.

Эзра остановился и обвел взглядом стену.

— Что вы сделали? — хриплым шепотом спросил он.

— Я хотел помочь, — ответил Картер.

Послышался негромкий гул — будто заработал и начал набирать обороты генератор. Обернувшись, Картер увидел, что листки ацетатной ткани задрожали, как от легкого ветерка. Их края начали таять, а фрагменты свитка начали соединяться между собой и наконец слились воедино, без пробелов и швов. От свитка вдруг начало исходить еле заметное сиреневое свечение.

А ветер становился все сильнее, все теплее, он начал кружить по комнате.

Эзра выронил поднос, чашки и тарелки попадали на пол. Хлопнула дверь, ведущая в спальню. Эзра бросился в гардеробную.

«Что он задумал?» — гадал Картер.

52

На самом деле и потоп, и Ной в «Книге Еноха» упоминаются.