Страж

— Да, мы перевели его сюда сегодня утром. Его состояние стабилизировалось, и вскоре мы сможем начать процедуры по пересадке кожи.

Картер вздрогнул. Заметив это, доктор сказала:

— Вы правы. Для него это будет не загородная прогулка. Если кто-то из его родственников хочет приехать и навестить его, сейчас для этого самое подходящее время.

— Жива только его мать, — сказал Картер. — А она сама очень больна и не сможет покинуть Италию.

Доктор Баптисте покачала головой.

— Если так, то ему очень повезло, что у него есть такой друг, как вы.

«Если бы она знала все, — подумал Картер с тоской, — если бы она только знала».

— Я могу навестить его? Я принес ему журналы.

Баптисте взглянула на журналы и сдвинула брови.

— Вряд ли это то, что бы доктор прописал, — усмехнулась она, — но я не возражаю.

Войдя в палату, он увидел, что Руссо там один. Он полусидел в кровати, рядом стояла тележка с пустыми тарелками и сдвинутыми в сторону алюминиевыми крышками.

— Здесь, — сказал Картер, обведя палату взглядом, — намного лучше.

Так и было. Цветы в вазе, репродукция с картины Ван Гога с изображением пшеничного поля на стене, а самое лучшее — большое окно с поднятыми жалюзи.

К сожалению, сам Руссо выглядел ненамного лучше. Не покрытая повязками кожа представляла собой жутковатую картину — смесь черных и красных пятен. Но теперь, по крайней мере, пластиковая шапочка, прежде накрывавшая голову Руссо, была сдвинута назад.

— Я тебе тут кое-какого чтива принес, — сказал Картер и осторожно положил журналы на кровать рядом с обожженной рукой Руссо. К руке он прикасаться не стал, боясь, что физический контакт по-прежнему противопоказан.

— Спасибо, — прошептал-прохрипел Руссо.

Картер подошел к окну. Вид из палаты открывался неплохой: улица прямо перед главным входом в больницу, по которой сновали машины, а дальше была видна почти вся южная часть города. Единственным, что отчасти заслоняло перспективу, было старое здание бывшего городского санатория с заколоченными окнами и ржавыми пожарными лестницами. Те из них, что уцелели, едва держались на полуразрушенном фасаде. Казалось, если в самом скором времени сюда не доберется машина для сноса зданий, дом может рухнуть от порыва сильного ветра.

— Ты… виделся с ним? — спросил Руссо.

С Эзрой.

— Да, виделся. — С чего же начать? — В одном я оказался прав — он действительно из очень богатой семьи.

— А что… он сказал?

— Он сказал, что верит тебе, в том смысле, что окаменелость ожила. — Картер говорил и сам не верил, что произносит эти слова. — Он сказал, что большинство ученых отличается закрытым сознанием, но что твое сознание открылось из-за того, что ты увидел.

Руссо застонал. Похоже, таким образом он выразил свое печальное согласие.

— Что еще… он… знает?

Этот вопрос был посложнее. Картер не был уверен в ответе. Но он знал, во что верил Эзра. А Эзра верил в то, что шла игра, в которой участвовали чрезвычайно могущественные силы, сущность которых еще предстоит понять. Но как он мог хоть что-то из этого объяснить Руссо? В особенности при том, что он сам мало что из этого понял или принял.

— Оказалось, что этот Эзра — вроде вольнонаемного библеиста.

Руссо это сообщение явно озадачило.

— Понимаю, — кивнул Картер. — Я сам не вполне уяснил, что к чему. Но если только я не свихнулся окончательно, то этот парень держит у себя в квартире подлинные свитки из района Мертвого моря и восстанавливает их. Он хотел, чтобы я помог ему с лабораторным анализом фрагментов.

Затем Картер описал рабочую комнату Эзры, рассказал обо всем, что он там увидел, упомянул о колокольном звоне, зазвучавшем сразу же после взрыва в лаборатории, и о том, что Эзра видит в этом не просто совпадение. Чем больше он рассказывал, тем безумнее это звучало даже для него самого, но выражение лица Руссо при этом не менялось. Казалось, он просто впитывает информацию, ничто не ставит под вопрос и пытается выстроить полученные сведения в какую-то собственную логическую схему. Когда Картер наконец умолк, чтобы перевести дух, Руссо поджал обожженные губы — вернее, то, что от них осталось — две черные полоски кожи, и выговорил:

— Bene.

— Bene? — переспросил Картер. — Почему? Что тут хорошего?

— Если… я чокнулся, — прохрипел Руссо, — то приятно… иметь компанию.

«Значит, он понял, — подумал Картер, — что я ко всему этому отношусь скептически».

— Еще одно… одолжение.

— Конечно, — кивнул Картер. — Только сигарету не проси. Ты знаешь, тут с этим строго.

— Приведи… его сюда.

— Эзру Метцгера? — уточнил Картер, хотя в этом не было нужды.

Но хорошая ли это была идея? Знакомить друга, пребывающего в таком тяжелом состоянии, с человеком, который вполне мог оказаться самым настоящим сумасшедшим?

Руссо кивнул.

— Я позвоню ему, — пообещал Картер.

— Хорошо. А вот теперь, — прохрипел Руссо и с болью пошевелил пальцами искалеченной руки, — сигаретку бы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

— Я вижу пустые бокалы для шампанского, — строго сказала Кимберли одному из официантов, — а на моих приемах я не люблю видеть пустые бокалы.

— Хорошо, мэм, — ответил официант, — сию секунду.

И упорхнул в кухню, чтобы пополнить запас «Кристал». [42]

На самом деле таких малозначительных погрешностей было совсем немного, и Кимберли чувствовала, что вечер удался. Мэр, его супруга и его любовница, известная также как казначей предвыборной кампании, все они были здесь, и вокруг каждого из них в разных комнатах собирались другие гости. Кимберли пригласила на вечеринку также несколько крупных издателей и известных журналистов, банкиров и юристов и даже парочку бродвейских звезд. Сообщение об этом приеме непременно должно было попасть на шестую страницу, а может быть, даже в колонку Лиз Смит. [43]А если бы получилось так, что в результате удалось бы увеличить фонд предвыборной кампании мэра, что ж, это тоже было бы совсем неплохо.

Кимберли переходила из комнаты в комнату, приветствовала гостей, заботилась о том, чтобы все нужные люди перезнакомились между собой, и при этом все посматривала, не появится ли наконец тот загадочный человек, которого она пыталась выбросить из головы со вчерашнего дня. Пыталась, но не смогла. Мистер Ариус. Кимберли ни разу в жизни не встречала мужчин с такой внешностью. Никто и никогда не производил на нее такого мгновенного и неизгладимого впечатления. Вечер еще только начался, но она уже начала волноваться, что он может вообще не прийти.

Сэм стоял в углу большого салона вместе с двумя-тремя воротилами рынка недвижимости. Наверняка они обсуждали планы возведения очередной офисной башни или торгового центра. Проходя мимо мужа, Кимберли помахала ему ручкой, но он ее, похоже, даже не заметил.

А вот другие мужчины, к ее удовольствию, ее очень даже замечали.

На ней было алое шифоновое платье от Тьерри Мюглера: [44]приспущенные плечи, оголенная спина, разрез сбоку. Волосы уложены с тугим шиньоном и украшены заколкой с рубинами и бриллиантами в виде радуги. Сам мэр сегодня, целуя ее, долго не мог оторваться, и Кимберли заметила, каким свирепым взглядом одарила ее «казначей предвыборной кампании». «Не бойся, — подумала Кимберли. — Сегодня я намерена поймать рыбку покрупнее».

Обходя комнаты в очередной раз, она увидела его. Он стоял в вестибюле и передавал лакею длинное черное кашемировое пальто. Как и вчера, он был в темном костюме и тонированных темно-янтарных очках. Чуть приподняв подбородок, он повернул голову и в этот момент стал похож на слепого, пытающегося почувствовать, что его окружает. Кимберли устремилась к нему.

— Я так рада, что вы смогли прийти, мистер Ариус, — сказала она, протянула ему руку и подставила щеку для поцелуя.

42

«Кристал» («Cristal») — французское шампанское. Средняя цена одной бутылки в США — 350 долларов.

43

Ведущая колонки светских новостей газеты «Нью-Йорк пост».

44

Тьерри Мюглер (р. 1948) — знаменитый парижский модельер.