Страж

После небольшой паузы Картер проговорил:

— Хорошо… спасибо. Где вы живете?

Эзра продиктовал ему адрес, нажал на кнопку разъединения связи и некоторое время стоял неподвижно в глубокой задумчивости. «Что же, интересно, — гадал он, — вдруг заставило Картера позвонить по номеру, который я нацарапал на клочке бумаги?» На самом деле он уже был готов расстаться с надеждой на этот звонок. И вот теперь, надо же, Картер позвонил, и что-то снова сдвинулось с места. Что-то огромное, великое, чего даже он, Эзра, не в силах был себе представить. Если о самом деле существовал какой-то «высший» план, то, вероятно, он только что видел мелкий фрагмент этого плана.

По такому случаю Эзра принял душ, побрился и надел свежую черную водолазку. Через час приехал Картер, и Эзра встретил его в вестибюле. Эзра заметил, что Картера потрясла роскошь квартиры — скульптуры Родена, сводчатые потолки и виды, открывавшиеся из окон пентхауса. Эзра, естественно, к этому привык.

— Спасибо, что пришли, — сказал Эзра, взял у Картера кожаную куртку и передал Гертруде. Та хлопотала вокруг них, словно наседка.

— Пойдемте со мной, — пригласил Эзра и зашагал по полированному мраморному полу. — Мы поедим в столовой. Там мы будем совершенно одни.

Но неожиданно он остановился, услышав голос Кимберли. Она шла им навстречу. Разве она не должна была уже уехать за покупками?

— Я сегодня собираюсь заглянуть в несколько галерей, — говорила Кимберли, — но к вечеру освобожусь. Запишите меня на пять тридцать.

В следующее мгновение она появилась в вестибюле. Захлопнула складной мобильный телефон, увидела Эзру и Картера и удивленно переводила взгляд с одного на другого. Она явно пыталась сообразить, что не так в представшем перед ней зрелище. На фоне каштановых волос Кимберли сверкали сережки с бриллиантами.

— У тебя в гостях друг? — спросила она у Эзры с изумлением.

— Я — Кимберли Метцгер, — представилась она Картеру и протянула холеную руку.

— Картер Кокс.

— Вы, случайно, не из бригады реабилитации? — спросила Кимберли негромко.

Как ни ненавидел ее Эзра, он вынужден был восхититься. Она с поистине рекордной скоростью начала рисовать его отрицательный портрет.

— Из суда? — продолжала она, не дав Картеру ответить. — Или от доктора Ньюманн?

— Нет-нет, — покачал головой Картер. — Ничего подобного. Я преподаю в Нью-Йоркском университете. Нам с Эзрой нужно кое-что обсудить. Относительно его… исследований.

Кимберли кивнула и сказала:

— Ах, относительно его исследований. — Она изящным движением убрала мобильный телефон в черную сумочку от Шанель. — Наверняка это будет очень полезно.

Она нажала на кнопку вызова кабины лифта и перестала обращать на Эзру и Картера внимание.

Не говоря ни слова, Эзра провел Картера через несколько огромных, роскошно обставленных и декорированных комнат, По пути на глаза Картеру попался портрет кисти какого-то фламандца, и он готов был поклясться, что этот портрет некогда висел в галерее Рейли. Ему казалось, что он теряет рассудок. А эта женщина… Вряд ли она, такая молодая и красивая, могла быть матерью Эзры. Значит, это его мачеха. Его злая мачеха, судя по их отношению друг к другу.

В столовой было накрыто на две персоны: сложенные льняные салфетки, хрустальные фужеры, сверкающие серебряные приборы. А стол был такой величины, что за ним легко могли бы разместиться двадцать человек. Две тарелки с красиво уложенными ломтиками отварной семги с гарниром из дикого риса и абрикосовым салатом. Они сели рядом: Эзра — во главе стола, Картер — справа от него, лицом к нескольким застекленным дверям, выходившим на широкую веранду, где стояли небольшие деревца и кусты.

Картер был голоден, а еда была не только красиво подана, она была прекрасно приготовлена. От гостя не укрылось, что хозяин ел рассеянно, без аппетита. Пару раз из-за двери кухни выглядывала домоправительница и тут же прикрывала дверь.

Похоже, хотела убедиться, что у Эзры с Картером все в порядке.

После недолгого нейтрального разговора насчет возможности объявленной забастовки водителей общественного транспорта Картер спросил у Эзры, на самом ли деле будущее строительство элитного дома напротив больницы Святого Винсента — проект его отца.

— Все такие проекты его, — ворчливо ответил Эзра.

«Так, — подумал Картер. — Я наступил на еще одну больную мозоль». Теперь он уже не осмеливался спросить, что имела в виду мачеха Эзры, спросив у него, не является ли он представителем бригады реабилитации. Кто он был вообще, этот парень? Преступник?

— Когда же вы расскажете мне, почему позвонили? — спросил Эзра, не в силах более сдерживаться. — Это ваша собственная идея или кто-то вас надоумил? Ваш итальянский друг, к примеру?

Эти вопросы произвели на Картера сильное впечатление. Парень, конечно, был странноватый, но интуиция помогала ему почти всегда попадать в точку.

— Да. Я позвонил вам после разговора с Руссо. Я навещал его в больнице сегодня утром.

— Что он сказал?

Картеру не хотелось даже думать об этом. Но когда он, навещая Руссо, упомянул о том, что познакомился с человеком, который, как и Джо, верил в то, что окаменелость ожила, Руссо схватил маркер и написал на дощечке: «Поговори с ним!»

— Он хотел, чтобы я поговорил с вами и узнал, что вам известно.

— И все? — спросил Эзра.

— Сам он пока говорить не может. Легкие и голосовые связки у него пострадали при пожаре. Он способен произнести только несколько слов.

— Как только ему станет лучше, я бы очень хотел сам с ним поговорить. Вы дадите мне знать, когда это будет возможно?

Картер кивнул, хотя ему до сих пор казалось, что Эзра — последний человек, который узнает от него об этом.

— В один прекрасный день мне понадобится посидеть с ним и обсудить некоторые мои теории.

— Теории? Какого рода?

Эзра некоторое время молча гонял вилкой по тарелке зернышки риса. Видимо, соображал, как лучше подойти к тому, о чем он собирался сказать.

— Сознание вашего друга приоткрылось в результате ужасных обстоятельств. Но насчет вашего сознания и восприятия мне пока трудно судить. Вы — ученый, — проговорил Эзра, по-прежнему не отрывая взгляд от тарелки. — А по моему опыту обычно это означает, что сознание у человека закрытое.

Картер возразил:

— А по моему опыту это как раз наоборот. Ученые, позвольте заметить, это люди, отличающиеся самой большой широтой взглядов, самые любознательные люди на свете.

— Это так только до той поры, пока возникающие перед ними вопросы приводят их к тем ответам, которые они ожидали получить, — отозвался Эзра. — Только до той поры, пока они находят то, что ищут, в тех местах, где ожидали найти.

Не желая полностью переходить в оборонительную позицию, Картер задумался над репликой Эзры… и неожиданно увидел в ней зерно истины. Разве его находки в «Костяной шахте» не отвергались поначалу большинством его вышестоящих коллег? Разве он и другие палеонтологи не наталкивались на упорное сопротивление гипотезе о том, что современные птицы — прямые потомки динозавров? Разве теория геохронологии, под которой он готов был подписаться, не пробивала себе до сих пор дорогу к всеобщему признанию?

— Хорошо, — покладисто произнес Картер, — я знаю, к чему вы клоните. Готов признать: я и сам порой ощущал в себе сопротивление новым идеям.

Эзра равнодушно фыркнул.

— Но любой хороший ученый, — продолжал Картер, — будь то астроном или палеонтолог, на самом деле хочет докопаться до истины. Он хочет узнать, о чем говорят собранные эмпирическим путем данные. Он не заинтересован в том, чтобы подгонять отдельные случаи под ту или иную теорию — до тех пор, пока он не увидит закономерность или идею, придающую смысл всему в целом.

— Но это предполагает, что он знает, куда смотреть. Знает, какие данные собирать и как их связывать между собой.

— Да, конечно, — сказал Картер, гадая, как может быть иначе. — Тот ученый, который не знает, какой материал имеет отношение к его работе, никогда ни к чему не придет.