Страж

— Что?

— То, о чем ты собираешься мне сказать.

Картер разыграл возмущение.

— Что, неужели человеку уже нельзя порадовать жену романтическим ужином в прекрасный осенний денек?

— Нет, нельзя, если это тот самый человек, который считает, что переходит Рубикон, когда уходит дальше Четырнадцатой улицы. Ты ни за что бы не потащился в такую даль без особой причины.

«И почему, — подумал Картер, — я решил, будто смогу ее обмануть?» И верно, дальше тянуть не было смысла.

— У меня для тебя есть одна хорошая новость, — признался он. — Помнишь, я получил бандероль от Джо Руссо?

— Конечно. Ты мне рассказывал о его грандиозной находке.

— Ну вот. А через несколько дней он сам сможет тебе все рассказать. Руссо приезжает в Нью-Йорк.

— Замечательно. Хорошо было бы с ним встретиться.

Похоже, решив, что опасность миновала, Бет взяла с салфетки сэндвич и откусила приличный кусок.

Картер продолжал двигаться к цели.

— О, ты с ним легко сможешь встретиться, — сказал он. — Дело в том, что ему нужно где-то остановиться, пока он будет здесь.

Бет перестала жевать.

— И я сказал ему, что он может поселиться у нас.

Бет с трудом проглотила кусок.

— Но где? Если ты не заметил, у нас нет комнаты для гостей.

— Он неприхотлив. Диван в гостиной его вполне устроит.

— На этом диване даже сидеть неудобно.

— Ему случалось спать и в более неудобных местах. На Сицилии мы спали на камнях со скорпионами.

Бет тяжело вздохнула. Картер понял, что она готова сдаться.

— А долго он здесь пробудет? Неделю или две?

— Точно не знаю, — ответил Картер. — Может быть, немного дольше. Все будет зависеть от того, сколько времени у нас уйдет на работу.

— На какую работу?

— Разве я не говорил? Он везет в Нью-Йорк эту окаменелость. И мы с ним будем работать над ней здесь, вместе.

— Он везет тот самый громадный камень, про который ты мне говорил…

— Да, он весит больше трех тысяч фунтов!

— На Манхэттен? Только для того, чтобы вы могли поработать вместе, как в старые добрые времена?

— Именно так он и сказал. Почти так.

— Мне следует знать что-то еще? — спросила Бет.

— Ну… Джо, он такой… огромный. И дышит как паровоз. Но я ему скажу, чтобы он в квартире не курил. И еще у него никогда нет денег.

— Он мне уже нравится.

Картер рассмеялся и обнял Бет.

— И разве не ты говорила о том, как тебе хочется поскорее услышать, как топают по квартире маленькие ножки?

— Маленькие ножки, — уточнила Бет. — Главное слово было — маленькие.

— О, — сделал большие глаза Картер, — прости. Может, стоит сказать ему, чтобы он ходил на цыпочках?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Весь день ему то и дело мешали, вторгались в его дела, отвлекали. «Ну почему, — тоскливо думал Эзра, — они не могут просто оставить меня в покое и дать сделать работу, которую судьбой предрешено сделать только мне, мне одному?»

Все началось в кабинете доктора Нойманн, где Эзра, как только сел на стул, сразу заметил в стопке бумаг на столе письмо со штампом доктора Гершеля Штерна — иерусалимского психиатра. Значит, Нойманн все-таки с ним связалась. Эзра понял, что его ожидает, еще до того, как Нойманн произнесла слова: «Иерусалимский синдром».

— Уверена, ты слышал об этом, — сказала психиатр. — Думаю, доктор Штерн обсуждал с тобой этот вопрос?

— Может быть.

Доктор продолжила:

— Это состояние, которому подвержены определенного типа люди: евангелисты, религиозные фанатики, ученые вроде тебя, которые попадают на Святую землю и на которых она оказывает слишком сильное воздействие. Они настолько тронуты, поражены, поглощены своими впечатлениями, что до некоторой степени теряют связь с реальным миром. В самых тяжелых случаях человек может вообразить себя, к примеру, мессией.

— Да, я знаю о синдроме, — ответил Эзра. — Но я им не страдаю. Поверьте мне, я точно знаю, что я — не мессия, не Моисей и не ангел смерти.

— Я упомянула о синдроме только в качестве предисловия, — сказала Нойманн. — Существуют и другие нарушения (Эзра обратил внимание на то, что последнее слово она произнесла с такой же осторожностью, с какой чуть раньше сказала о потере связи с реальностью), которые тоже способны развиться в тех краях. Это очень плодородная почва, очень мощная, и доктор Штерн в письме немного рассказал мне о твоей работе в Израиле. Должна сказать, я не удивлена тем, что ты начал испытывать некоторое напряжение.

— А добрый доктор проинформировал вас о том, с какими трудностями я там столкнулся? Про проблемы с властями?

Эзре не очень хотелось об этом говорить, но он подумал, что было бы неплохо выяснить, как много известно доктору Нойманн.

Доктор Нойманн молчала. Похоже, не знала, насколько стоит открываться.

— Насчет «Купола на скале»? [19]— подсказал ей Эзра.

— Да, — наконец призналась доктор Нойманн.

Значит, Штерн и про это ей написал.

«Купол на скале» — почитаемая мусульманская святыня, возведенная на руинах Второго храма. Это был ключ к ответу на многие вопросы. Эзра прочел свитки, он понял, о чем в них говорилось. Больше никто не сделал этого, и никому не удалось собрать все воедино. Он понял, что, если ему удастся беспрепятственно проникнуть к фундаменту под мечетью, там он может найти самую священную реликвию на свете. И ему это почти удалось. Он нашел подземный туннель, увидел глиняную плиту, закрывавшую вход. И там он услышал шум ветров всего мира.

Рокочущий стон живого, дышащего Бога.

Голос самого Творения.

Именно в тот момент, не дав ему подобраться ближе, агенты службы безопасности Израиля схватили его за ноги и выволокли из туннеля.

Этот звук, этот голос до сих пор иногда слышался ему.

— Меня тревожит, что твоя работа, которой ты занимаешься здесь, в Нью-Йорке, связана с тем, чем ты занимался там. Вот кое-что из того, что ты говорил во время ареста. — Тут доктор Нойманн замолчала и надела очки, чтобы свериться со своими записями. — «Я общался с ангелами», «Творение можно выпустить на волю», «Я могу показать вам лик Бога» — выглядит очень серьезно и пугающе.

Нойманн сняла очки и посмотрела на Эзру.

— Ты просвещенный человек, Эзра, очень умный, поэтому вряд ли мне стоит объяснять тебе природу этих высказываний — самовозвеличивание, пафос, мессианский пыл. Что нам делать с этими мыслями и эмоциями? И что гораздо важнее, испытываешь ли ты их теперь?

Что он должен был на это ответить? С одной стороны, он мог соврать и поставить доктора Нойманн на то место, где бы он хотел ее видеть. Пусть бы она действовала как психиатр-переговорщик. Спросят у нее любые представители власти о нем — она ответит, что его галлюцинации под контролем, что он больше не представляет ни для кого опасности, а главное — для суверенного государства Израиль. С другой стороны, он мог сказать правду. Мог сказать, что украденный свиток постепенно открывается ему, но тогда он рисковал в самом скором времени оказаться в заведении, где единственными свитками, которые ему позволено будет видеть, окажутся рулоны туалетной бумаги.

Это его мало привлекало.

— Перемена мест мне помогла, — сказал Эзра. — Здесь, в Нью-Йорке, в родном доме, я чувствую себя намного спокойнее. Я совершенно не ощущаю симптомов той мании, которую пережил на Ближнем Востоке.

Нойманн пристально смотрела на Эзру. Он не сумел обмануть ее.

— А голоса? Голоса ангелов?

— Я никогда не упоминал о том, что со мной действительно говорили ангелы. Даже в самом плохом состоянии я так не говорил.

Но Нойманн не позволила ему так просто уйти от ответа.

— Кому бы ты ни приписывал эти голоса, слышишь ли ты их теперь? Ты должен сказать мне, Эзра, есть ли у тебя до сих пор слуховые галлюцинации. В противном случае мне будет очень сложно помочь тебе.

«Вот это действительно смешно», — подумал Эзра. Сама мысль о том, что доктор Нойманн может оказать ему какую бы то ни было помощь (помимо пополнения запасов лекарств), его забавляла.

19

«Купол на скале» — мечеть Куббат ас-Сахра на Храмовой горе в Иерусалиме.