Молот Тора

Связанных, как кабанов, нас бросили на дно разных каноэ, одно принадлежало Красному Мундиру, а другое мы с Магнусом еще недавно считали так удачно украденным у вояжеров. В третье каноэ загрузились Сомерсеты и часть индейских гребцов. В четвертом разместились Намида и Лягушечка. Обе индианки подавленно и уныло поглядывали в нашу сторону. Они знали, какая участь ждет пленников.

На рассвете наша маленькая флотилия отчалила от безмолвного форта, тишина которого нарушалась только петушиными да собачьими голосами, и вскоре Гранд-Портидж скрылся из вида. Нас, конечно, грубо связали и затащили в лодки, но после этого оставили в покое — видно, берегли для издевательств в их родном поселении. Я упорно пытался высвободить руки из сыромятных ремней, но преуспел лишь в том, что ободрал себе кожу. Индейцы оказались более опытными в связывании пленников, чем подосланные ко мне в Морфонтене убийцы.

Наши захватчики гребли без отдыха целый день и ночь, доставив нас на следующее утро к их родному поселению на западном берегу озера Верхнего. Наблюдая во время этого плавания за положением солнца и вспоминая карты этой местности, я сообразил, что мы изрядно продвинулись в нужном нам юго-западном направлении. Если это могло послужить хоть каким-то утешением, то мы невольно оказались на добрых сто миль ближе к заветному молоту, обозначенному на карте Бладхаммера.

Беспорядочная пальба и торжествующие возгласы свидетельствовали о приближении к цели нашего путешествия, и даже со дна каноэ я услышал злорадные крики высыпавших на берег соплеменников, несомненно обменивающихся воспоминаниями об изощренных пытках и заключающих пари на то, как долго новые жертвы продержатся до первого вопля, потери сознания или смерти. Почему-то нам стало еще страшнее оттого, что пока, никого не видя, мы безнадежно взирали в пустынную небесную высь. Потом весла с плеском вытащили из воды. Я был поднят множеством рук, как мешок с мукой, и в итоге доставлен на берег, где путы на моих ногах развязали и заставили дальше ковылять самому на онемевших ногах, в которых с болезненным покалыванием начинала вновь циркулировать кровь. Руки остались связанными. Бладхаммера точно так же выволокли на сушу и поставили на ноги.

Совершенно обалдевший от тревожного ожидания, я невольно прищурился. На нас с Магнусом уставилась орущая толпа, насчитывающая, вероятно, сотни две индейцев. Все без разбору, мужчины, женщины и дети, вооружились палками или дубинками и выглядели не менее возбужденными, чем сироты перед вручением рождественских подарков. В нас полетели камни, и пара штук причинила нам ощутимую боль, но шквального обстрела не последовало. Нельзя же раньше времени испортить трофеи.

Я пытался сохранять философское спокойствие. По светлым представлениям Магнуса, люди, живущие в девственной природе, обладают врожденным великодушием и сокровенным знанием. Однако, удалившись от цивилизации, я встречал лишь необузданных и совершенно оголтелых дикарей. Природа была к ним жестока, а не милосердна, и эта жестокость теперь грозила обернуться против нас.

— Прости, Магнус, — сказал я, взглянув на компаньона.

Что уж тут скажешь. Он взирал на своих будущих мучителей взглядом сурового викинга, который мог бы поколебать решимость даже грозного Тамерлана. В такой момент большинство людей могли бы сломаться и разразиться слезами, умоляя избавить их от ужасных пыток, — я лично вполне мог бы сам дойти до такого унижения, если бы видел в нем хоть какой-то смысл, — но Магнус просто оценивающе обозревал врагов. Если бы ему удалось избавиться от пут, то он показал бы им, как сражался Самсон, избивая филистимлян.

Я начал оглядываться по сторонам. И сразу с досадой заметил, что Аврора завладела моей винтовкой, да еще взяла ее на изготовку, словно часовой в карауле. Какой-то раскрашенный туземец потрясал обоюдоострым топором Бладхаммера. Украденные нами запасы бесследно исчезли — вероятно, их слопали наши захватчики в перерывах между греблей, — и сам я уже испытывал сосущее чувство голода и мучительную жажду. Правда, очень скоро у меня пропал всяческий аппетит.

Красный Мундир, торжествующе водя нас по берегу, драматично жестикулировал и, громогласно разглагольствуя на своем тарабарском наречии, представлял нас соплеменникам. Наверняка он хвастался, какое проявил хитроумие, захватив нас в плен, или издевался над моей дурацкой попыткой освобождения Намиды. Эта девушка и Лягушечка стояли поодаль от нашей компании, испуганно съежившись при виде орущего племени, хотя им самим пока ничто не угрожало. Достигшие зрелости молодые женщины считались слишком ценными, чтобы безрассудно прикончить их. Явно наслаждаясь собственной догадливостью, обеспечившей нашу поимку, Сесил прохаживался с другой стороны от толпы, сжимая рукоятку рапиры. Я решил, что он должен умереть первым. А следом за ним его сводная сестрица, если эта сирена и правда приходится ему родней. Да, их ждет жестокая месть, надо только избавиться от общества двухсот возбужденных индейцев.

Я пытался строить планы спасения — устрашающая демонстрация электрических сил, древние заговоры, скрытое оружие, предсказание солнечного затмения, — но все они не выдерживали никакой критики. Голова вообще работает вяло, когда забита мыслями о предстоящих пытках.

Красный Мундир имел на сей счет свои планы. Уперев руки в бока, он гордо расхаживал перед нами, как владелец поместья, а потом вновь обратился к своим подданным с пламенной речью.

Индейцы восторженно завопили. А Сесил Сомерсет нахмурился, что, по моим смелым надеждам, являлось хорошим знаком. Намида, как я заметил, резко оглянулась в сторону берега, скрытого от взоров толпы, и вновь быстро перенесла все внимание на меня.

Рядом со мной на землю постелили выскобленную оленью шкуру. Красный Мундир, порывшись в одном из глубоких английских карманов, вытащил горсть какой-то мелочи, на первый взгляд похожей на округлую гальку. Когда он бросил ее на шкуру, я узнал индейские игральные кости, вырезанные из косточек дикой сливы. По традиции кости индейцев имели не квадратную, а овальную форму и только две значимые стороны: на одной были вырезаны разные черточки, кружки, символические изображения змей, воронов и оленей, а вторая оставалась нетронутой.

Индейцы начали приплясывать, разразившись восторженными криками. Они любили азартные игры.

Я тоже любил, и у меня невольно мелькнула крошечная надежда на удачу. На кожаное покрывало также выложили десять монет.

Красный Мундир отрывисто сказал что-то Сомерсету, а потом кивнул головой в мою сторону. Сесил, явно возражая ему, ответил что-то на языке этих индейцев, но вождя не смутил отказ. Он вновь что-то пролаял, отрицательно мотнув головой.

Наконец англичанин пожал плечами.

— Он хочет, чтобы вы сыграли с ним, Гейдж. Очевидно, вы успели снискать славу игрока.

— Я, видите ли, нынче не при деньгах, мне и ставить-то не на что, — нервно сглотнув, ответил я.

— Разумеется, ставкой будет ваша жизнь.

— А если я выиграю?

— Спасете свой скальп.

— А если проиграю?

— Тогда вас прогонят через строй, — усмехнулся он, — прежде чем привязать к столбу, что даст всем им лишний шанс поистязать вас.

— Какая чудная забава, — заметил я, опускаясь на колени на оленью шкуру со связанными за спиной руками. — Как же я должен играть?

— Это упрощенный вариант. Красный Мундир, положив кости в чашку, сам бросит их. Если больше выпадет пустых сторон, чем резных, то бросающий выигрывает монету. Если же, наоборот, больше выпадет резных, чем пустых, то монету выигрываете вы. Если перевес составит семь пустых к трем резным, то это стоит уже две монеты. Если выпадет восемь к двум, девять к одной или все десять пустые, то Красный Мундир забирает пять монет.

— А что же должен делать я?

— И наоборот, если большинство будет резных, то вы по тем же правилам будете получать монеты. Выиграет тот, кто первый наберет десять монет.

— Шансы тут равны, и игра может затянуться надолго, — заметил Магнус.