Молот Тора

И я, безусловно, сгорел бы, если бы не растаяли шоколадки.

Поскольку меня частенько связывали, то по возвращении в Париж я придумал кое-какие способы для освобождения из таких передряг. Очевидно, что для удачного развязывания узлов надо умудриться сначала ослабить натяжение веревок, а добиться этого можно, расширяя при вдохе грудную клетку и напрягая мускулы, как обычно поступают фокусники, показывая трюк освобождения от пут. В случае с моими запястьями засунутый в рукава шоколад сделал их значительно толще. Теперь, когда твердые сладости размягчились, я соединил руки, шоколадная масса стекла вниз, и натяжение веревок ослабло. Слава добротным изобретениям кулинаров! Однако появление некоторой свободы для движения рук еще не означало полного избавления. С нарастающим страхом я увидел, как гости выходят из замка, чтобы лицезреть праздничный фейерверк; их веселая и нарядная толпа отлично смотрелась на фоне ярко освещенных окон. До меня доносился кокетливый смех дам; по водной глади плавало множество бумажных фонариков.

Лишенный возможности позвать на помощь, я покрылся холодным потом и, раздирая до крови кожу, усиленно пытался высвободить руку, просунув большие пальцы под веревки, испачканные в скользкой и осложняющей дело шоколадной массе. Наконец мне удалось развязать первый узел.

Краем глаза я увидел какую-то вспышку и услышал шипение. Пиротехническое действо могло начаться в ближайшие минуты!

Сбросив первую завязку, я освободил ноющие руки до локтя. Потом, дотянувшись до рта, выдернул кляп и отбросил его подальше.

— Помогите!

Чертов оркестр, однако, уже разразился восторженной версией «Янки-Дудл», [5]показавшейся мне оглушительной какофонией улепетывающей в панике стаи гусей. Над прудом разносились ликующие возгласы, а змейка огнепроводного шнура уже искрила возле арсенала, посверкивая, как тигриный глаз.

Мне уже удалось ухватиться за веревки, привязывающие меня к столбу. Предплечья еще стягивали путы, но я имел достаточно свободы, чтобы развязать один конец веревки и неловко начать перебрасывать его, разматывая охватывающие мое тело круги и отчаянно сетуя на собственную неловкость, замедляющую этот процесс. И вот островок взорвался подобно звездной галактике, а через мгновение дождь огненных звезд хлынул обратно с небес. Часть пушек вздрогнула и изрыгнула ракетные оболочки. Дьявольски скоро здесь будет адское пекло, и я изжарюсь заживо. Нижний конец разматываемой мной веревки уже загорелся, а вокруг все чаще грохотали взрывы пиротехнических шутих. Если кульминация застанет меня здесь, то я окажусь в кратере своеобразного извергающегося вулкана, где и расплавятся мои бренные останки.

— Помогите! — вновь завопил я.

Теперь они играли «Марсельезу».

Но я уже отвязался от столба, рванулся к воде и тут же упал, забыв, что ноги у меня тоже связаны. Что-то непонятное еще отягощало мою спину. Но сейчас надо как можно скорее выбраться с острова! Взлетающие со змеиным шипением ракеты исполосовали небо огненными струями, обжигающие искры сыпались мне на голову и одежду, я был ошеломлен и полуослеплен режущим глаза огненным светом. Прыжками я начал продвигаться к воде, стягивая веревки с груди.

И тут взорвался, казалось, весь остров.

Восторженными криками толпа гостей встретила превращение земного острова в разлетающуюся солнечную корону. Огромные искристые фонтаны взлетели в разные стороны, образуя причудливые арки; воздух заполнился обжигающим пеплом, дымом и адским серным запашком. Загорелись и путы, связывающие мои лодыжки, и если бы не высокие ботинки (спешное свидание с Полиной не предусматривало полного разоблачения), то я мог бы сильно обгореть. Прыгая, как перепуганный заяц, я наконец увидел ту жалкую лодчонку, на которой меня притащили сюда. Я буквально упал в нее, она по инерции сдвинулась с мелководья, и мои ноги ощутили приятную прохладу. Пламя с шипением угасло. Я практически освободил руки, но грудь и бицепсы еще были охвачены кольцами веревки. Облив дымящиеся волосы водой, я сбросил с ног прогоревшие путы. С трудом удерживая равновесие шаткого суденышка, я умудрился встать на колени и, загребая руками, направить его в сторону праздничной толпы, удаляясь от грохочущего ада.

— Посмотрите-ка, что это там такое? Что-то плывет с островка!

Проклятые бестолочи начали изъявлять бурную радость, вновь заглушив мои жалобные стоны. Они решили, что в этом представлении мне отведена особая роль. И когда я наконец оказался достаточно близко, чтобы выкрикнуть сообщение о бандитах и похитителях, волосы на моей голове опять загорелись.

Или, вернее, прямо у меня за спиной со свистом воспламенился сияющий фонтан римской свечи, которую мерзавцы засунули под веревки. Деревянную рукоять этого огненного фейерверка они засунули за пояс моих панталон, а его запальный шнур, видимо, загорелся, пока я прыгал по острову. И теперь он — а заодно с ним и я — превратился в пылающий факел. Не желая окончательно поджариться, я выдернул из штанов рукоятку взрывного устройства и в отчаянии отвел подальше руку с извергающим огненный фонтан цилиндром. Он хорошо освещал мою фигуру, и его взрывная сила слегка ускорила продвижение моей шаткой посудины. Теперь уже все зрители радостно приветствовали меня.

— Да это же Гейдж! Какая потрясающая роль! Видите, он поднял факел мира, знаменующий наше соглашение!

— Говорят, он колдун! А вы знаете, что имя Люцифер означает «несущий свет», то бишь «светоносный», римляне считали его сыном Авроры, богом утренней звезды!

— Неужели он сам придумал такое великолепное представление?

— Да, он гениальный изобретатель!

— Или гениальный актер!

Не зная, что еще сделать, я поднял повыше плюющийся огнем факел и, попытавшись восстановить подпаленное достоинство, стиснул зубы и улыбнулся, превозмогая боль ожогов.

Так-так! Если мне не померещилось, то в стороне между деревьями маячили какие-то личности в темных плащах. Когда лодочное днище прошуршало по прибрежной гальке, водная гладь с шипением поглотила финальные искры римской свечи, и я ступил наконец, подобно Колумбу, на твердую землю.

— Браво! Поистине захватывающее зрелище!

Я поклонился, испытывая изрядную слабость в коленках. Надышавшись едкого дыма, я продолжал сипеть, кашлять и морщиться от полученных ожогов и ссадин. Зрение еще толком не восстановилось, и из слезящихся глаз по моим подкопченным щекам стекали светлые ручейки.

Американские послы протолкались в первый ряд.

— Силы небесные, Гейдж, — воскликнул Эллсуорт. — Что символизировало ваше дьявольское появление?

— Свободу, по-видимому, — полубессознательно буркнул я первое, что пришло в мою угоревшую голову.

— Он обладает бесшабашной храбростью, — заметил Ване Мюррей. — Пристрастие к столь рискованным трюкам может довести до беды.

Через минуту к ним присоединился Бонапарт.

— Я мог бы догадаться, — заявил он. — Очень рад, что вы далеки от политики, месье Гейдж, иначе своей дьявольской интуицией вы могли бы превзойти меня.

— Боюсь, что это невозможно, первый консул.

— Вы с самого начала планировали устроить такой замечательный трюк? — спросил он меня, переводя ироничный взгляд на остров.

— О нет, уверяю вас, это была чистая импровизация.

— Великолепно. — Он окинул взглядом ближайшее окружение. — Вы прекрасно смотрелись с высоко поднятым факелом. Нам всем надолго запомнится сегодняшний вечер. Дружественный союз Франции и Соединенных Штатов! Гейдж, ваши таланты очевидны. Видимо, я воспользуюсь вашими услугами для доставки моих посланий вашему президенту.

— В Америку?

Я огляделся, пытаясь выискать среди зрителей мужа Полины, поклонников египетского змея, мусульманских фанатиков или британских агентов. Вероятно, пора мне отправляться на родину.

На мои плечи легла чья-то тяжелая рука.

— А новые друзья постараются обеспечить вашу безопасность! — по-медвежьи облапив меня, сказал Магнус Бладхаммер и, улыбнувшись Наполеону, добавил: — Мы с Гейджем давно искали друг друга, и я тоже готов поехать с ним в Америку!

5

Песня на старинный мотив, созданный в Голландии в начале XVI века, стала популярным маршем американских солдат в годы Войны за независимость.