Страница 4 из 101
Юный Гитлер получил первое представление об этой ужасной несправедливости на уроках истории: их вел немецкий патриот, так что не удивительно, что и Гитлер вырос немецким патриотом. Таких юношей немецкого происхождения, получивших патриотическое воспитание в стране, где немцы не были большинством, насчитывалось множество. У каждого из них был свой учитель истории или старший товарищ, вовремя раскрывший им глаза.
Но откуда черпали немецкий патриотизм сами учителя или старшие товарищи? Да из современных им газет, взахлеб от восторга писавших об успехах соседнего германского государства, где немцев как раз подавляющее большинство. Из книг, в которых философы говорили о необычайных достоинствах немецкого национального характера и пресловутого антропологического немецкого типа. Таковых тоже было множество. Учитывая, что жизнь немцев в Австро-Венгрии не была безоблачной, им только и оставалось надеяться на то, что вскоре их чудесный национальный тип будет востребован и жизнь радикально переменится.
К концу XIX — началу XX века эта жизнь становилась все труднее. А ощущение того, что сильный расовый тип вынужден подчиняться слабым расам, вызывало негодование. Так вот и происходило национальное самоосознание немецкого величия в условиях отдельно взятого многонационального государства.
Особенно в плане вавилонского смешения рас и народностей отличалась столица Австро-Венгрии Вена. Сюда устремлялось все ищущее карьеры население из других, нестоличных городков. Вена, которая прежде славилась музыкантами, теперь стала законодательницей идейных исканий. А если припомнить, что происходило в этой области не только в Вене, но и по всему Старому — да и Новому — Свету, вывод ясен: искания шли в самых разных направлениях. Одни были связаны с ухудшением уровня жизни. Этим исканиям отвечали труды марксистов, мечтавших восстановить социальную справедливость, то есть провести хорошую революцию. Центр марксистских исканий как раз находился в самом сердце Европы, сюда, в спокойную западную жизнь, бежали из уже бурлящей России ее революционеры. Здесь же никто не забывал о французских и немецких событиях середины XIX века — о первых попытках революционного коммунистического движения взять власть и начать строительство своего государства. Это стремление левых заняться экспроприацией и переделать мир волновало людей не столь революционно настроенных, идеалом которых была спокойная сытая жизнь без такого рода приключений.
Но богатые богатели, а нищие нищали. И у нищих по этому поводу были свои мысли, для богатых отвратительные. Другие идеи лежали за пределами социального неравенства. Неравенство эти идеи предлагали искать не в уровне жизни и доходов, а в расовой истории. Способствовало такому ориентированию не на сословное происхождение, а на расовый элемент несколько моментов.
Как раз в эти годы христианская религия стала терпеть настоящий кризис: усилия моралистов Просвещения не пропали даром, и к концу XIX века количество верующих стремительно сокращалось. Эстафету от религии приняла наука, вынужденная заниматься не только прикладными, но и онтологическими вопросами, то есть происхождением жизни и человека. Второй вопрос, благодаря Чарльзу Дарвину, слегка прояснился, но вызвал у многих негодование: те, кто видел в человеке венец творения, явно не желали такой истории человечества, где вместо Адама и Евы возникали два обезьяночеловека, звери по сути, безмозглые создания. Вот если бы человек произошел от человека… но Дарвин здесь был неумолим. От обезьяны! Это возмутило не только клерикалов, но и часть интеллигенции, не желающей иметь ничего общего с подобным происхождением предков.
Зато на дарвиновскую идею сразу откликнулись идеи мистического толка, которые предлагали другой путь человеческой истории, надо сказать, более симпатичный, без обезьян. Рупором этой новой точки зрения на историю человечества стала русская женщина Елена Петровна Блаватская.
Жизнь Елены Петровны можно читать как роман, в ней было все — и странное замужество, и странные отношения с мужчинами, и путешествия в самые неизведанные части мира, и откровения, которыми она охотно делилась со всеми желающими. Откровения были вынесены ею как раз из этих неведомых простому смертному стран — горного массива Центральной Азии.
Елена Петровна очень правильно нашла единственное место, откуда должно было явиться новое знание. Ученые как раз стали помещать в этот азиатский центр прародину человечества. Серьезные ученые, то есть ортодоксальные, искали это место, чтобы понять, каким путем шли миграции древнего населения земли. А мистические — чтобы попробовать вернуться на прародину и найти древние артефакты. Прародина ассоциировалась у них с тем Эдемским садом, откуда Бог христиан и иудеев когда-то их изгнал. Поэтому возвращение на прародину подразумевало и возвращение к лучезарному прошлому, божественному миропорядку.
Елена Петровна серьезным ученым не была, она вообще не была ученым, но место для прародины определила четко: а там, где прародина, там и древние знания. Восток как раз стал входить в моду в культурных кругах. Если от европейской старины ничего путного не сохранилось, то в местах, куда не ступала нога христианского миссионера, можно было найти нужные вещественные доказательства. Правда, Елена Петровна не представила этих «вещдоков», она предпочитала писать книги, а когда заходила речь об источниках ее невероятных познаний, скромно объясняла, что по ночам ей диктует тексты некий махатма Мория. Виртуальный махатма надиктовал много, в том числе два тогдашних бестселлера — «Разоблаченную Изиду» и «Тайную Доктрину».
Первой расой, появившейся на Земле, говорила она, была астральная раса. Это была раса чистого духа, не имеющая физического тела. Сегодня мы сказали бы, что это было что-то вроде образования плазмы. Елена Петровна верила, что это высочайшая форма существования, идеальная.
Вторую расу она назвала гиперборейской. Гипербореи, о которых упоминают античные авторы, жили на ныне исчезнувшем континенте, где-то в районе современного северного полюса.
Третьей расой были лемурийцы, которые заселили континент My. Блаватская говорила, что причиной падения лемурийской расы было то, что она скрестилась с животными и перестала быть божественной.
Четвертой по счету была раса атлантов. Все древние сооружения, происхождение которых было загадочным, Елена Петровна смело отнесла к материальным остаткам от этой атлантической эпохи. Атланты, по ее сведениям, обладали экстрасенсорным восприятием, умели добывать неизвестную ныне энергию и построили множество гигантских городов, но из-за войн и раздоров между собой стали приходить в упадок, и в конце концов эту феноменальную цивилизацию поглотили воды библейского потопа.
Пятую коренную расу Блаватская назвала расой надежды, именно она когда-то основала культуру древней Греции и принесла народам Европы цивилизацию, а придет время — снова проявит себя и возродит древнее знание, хранителем которого и является. Эту расу Елена Петровна назвала арийской.
Неудивительно, что мистическая доктрина Блаватской, доктрина предназначения арийского человека, тут же распространилась по Германии и Австрии — немецкие ученые недавно как раз отнесли древних германцев к арийцам. Это они выяснили, занявшись систематизацией языковых групп. Оказалось, что все языки можно систематизировать и разделить на группы, которые никоим образом не имеют между собой точек соприкосновения, и эти языковые группы замечательно накладываются на теорию рас. И что самое удивительное, наиболее цивилизованные в XIX веке расы, оказывается, принадлежат и к одной языковой группе — индоевропейской. Отсюда вполне толерантные к конкретным людям ученые сделали вывод, что одни расы лучше других и более склонны к прогрессу.
Они совершенно искренне считали, что белый человек гораздо успешнее представителей черной или желтой расы. Конечно, этот научный вывод, впоследствии оказавшийся ошибочным, подхватили тут же настоящие расисты, которые на физиологическом уровне ненавидели негров, монголов или евреев. Для них ученые слова были что бальзам на душу: приятно и возбуждает.