Красная перчатка

— А, тот труп.

— Непредусмотрительно. Я же сам тебе про него рассказал. Неужели думал, что я не проверю?

— Сам не знаю, о чем думал.

Именно так. Не имею ни малейшего понятия.

— Они тебе, как и Филипу, навешают лапши на уши, получат свое и запрут до конца дней.

— Я видел контракт, Филипу гарантировали иммунитет от уголовного преследования.

— Я тоже его видел, — хохочет Баррон. — Филип лучше бы мне его сначала показал, перед тем как продавать душу дьяволу. Я же на юридическом учился. Полное фуфло. Агенты не могут гарантировать иммунитет от уголовного преследования. Эту бумажку можно в унитаз спустить. Так, видимость. Они могли его взять в любой момент.

— Ты ему об этом говорил?

— А зачем? Филип бы не стал слушать. Он ведь просто попрощаться зашел перед отъездом в эту свою землю обетованную, для защиты свидетелей.

Не знаю, врет он или нет, но что-то подсказывает — не врет.

Значит, федералам нельзя доверять.

А Баррон пойдет прямиком к ним, если я не переметнусь к Бреннанам.

Но если я переметнусь, Захаров тут же меня прикончит.

Выхода нет.

Как он тогда сказал на похоронах: «Когда настанет время разобраться с некоторыми близкими тебе людьми».

А Баррон сказал: «Будешь убивать. Уже убивал. Люди не меняются».

Оглядываюсь на ухмыляющегося брата.

— Правда, я все доходчиво объяснил, Кассель? Выбор-то очевидный.

Да, выбор действительно очевидный.

ГЛАВА 13

Баррон провожает меня обратно в общежитие. Успеваю пробраться в комнату до отбоя. Во время проверки в одиннадцать часов комендант выглядит растерянным — конечно, он ведь забыл о моем существовании. Решил, наверное, что стареет. Волнуется — не маразм ли это, не приближающийся ли Альцгеймер, а может, просто недосып? Фокус Баррона сработал только потому, что сейчас начало учебного года.

Но ведь сработал же. Сообразительный у меня братец.

— Ты куда девался во время пожарной тревоги? — интересуется Сэм, натягивая рваную футболку с изображением Дракулы и спортивные штаны с дырой на колене.

— Гулять ходил. — Я стаскиваю перчатки. — Свежим воздухом подышать.

— С Даникой?

— Что?

— Я знаю, ты ее катал на своей новой навороченной машине. Старик, у нее из-за тебя были неприятности.

— Да, мне очень жаль, — я ухмыляюсь, — но получилось забавно. Она же всегда такая правильная, а в последнее время — то урок прогуляет, то загремит в полицейский участок...

Сэм не улыбается.

— Ты с ней будешь себя вести как с Одри? Не обращать внимания, обижать? Ты нравишься Данике, я всегда знал. Кассель, девчонки на тебя западают, а ты на них не обращаешь внимания. И из-за этого они западают еще больше.

— Эй, погоди-ка. Она пропустила занятие из-за тебя — потому что ты ее расстроил. Мы же о тебе говорили.

— Что она сказала?

Вздыхаю. Не знаю, поверил или нет, но как минимум отвлекся от своих дурацких подозрений.

— Что ты ханжа и не хочешь с ней встречаться, потому что она мастер.

— Неправда! Я же совсем не поэтому злюсь.

— Я так ей и сказал, — швыряю в него подушкой. — А потом мы, конечно же, немедленно прыгнули друг другу в объятия и принялись лизаться, как два озабоченных хорька на Валентинов день, нас неумолимо потянуло друг к другу, как два магнита, как...

— Господи, зачем я с тобой дружу? — стонет Сэм, падая на кровать. — Зачем?

Неожиданно раздается стук в дверь, а потом в комнату заглядывает комендант:

— В чем дело? Отбой был пятнадцать минут назад. Не шумите и ложитесь спать, а то оставлю в субботу после уроков.

— Простите, — мямлим мы хором.

Дверь закрывается.

Сэм приглушенно хихикает.

— Ладно. Признаю, напрасно я разошелся. Но понимаешь, я же толстый ботаник, девушки в очередь не стоят. И вдруг появляется Даника, она слишком хороша для меня, тут явно должен быть какой-то подвох. И точно — не сказала, что мастер. Значит, не доверяет. Не воспринимает наши отношения серьезно.

— Ты с ней не разговариваешь, и в результате вы оба сходите с ума. Да, Даника ошиблась. Я тоже ошибался, много раз. Это же не значит, что ты ей не нравишься. Наоборот — она сама хотела тебе понравиться и поэтому соврала. Да, конечно, она не такая правильная и совершенная, как тебе казалось. Но ведь так даже легче?

— Да, — бормочет сосед, уткнувшись в подушку. — Пожалуй. Наверное, я с ней поговорю.

— Вот и хорошо. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Пусть хоть один из нас будет счастлив.

Мне снится сон. Во всяком случае, я думаю, что это сон. Лежу на полу в подвале дедушкиного дома в Карни, придавив собой Лилу, схватил ее за запястья. Очень трудно сосредоточиться из-за одурманивающего аромата ее волос.

Такая нежная кожа. Но немигающий, остекленевший взгляд девушки устремлен в потолок, бледное лицо лишено всякого выражения.

Во сне я все равно целую ее. Хотя отчетливо вижу на тонкой шее ожерелье из шрамов: раны слишком глубокие, из перерезанного горла течет кровь. Я вижу, что она мертва.

А потом снова оказываюсь на крыше общежития. Балансирую, стараясь сохранить равновесие, щербатая черепица царапает голые пятки. Шелестит листва. Смотрю на пустынный двор. Совсем как прошлой весной.

Только в этот раз я прыгаю вниз.

Просыпаюсь весь в поту. По телу проходит сладострастная горячая дрожь — как же я себя ненавижу за это. Сэм тихонько храпит на своей кровати.

Поддавшись внезапному порыву, достаю мобильник и шлю Лиле сообщение: «Прекрати».

Спустя мгновение приходит ответ: «Что?»

Значит, не спит.

Открываю окно и вылезаю на улицу, во двор. Прямо посреди ночи, в одной футболке и трусах. Ужасно глупо, почти так же глупо, как и уезжать из кампуса среди бела дня, не подумав об уважительной причине. Я будто напрашиваюсь, хочу, чтобы меня поймали, остановили, сбили с проложенного курса.

Еще год назад я бы никогда не поверил, насколько легко можно проникнуть в чужое общежитие. Входные двери не заперты, зато заперты двери на этажах — но замки-то пустяковые, и засовов нет. Поворачиваю ручку, удар — и все, через мгновение уже иду по коридору прямо в ее комнату, нимало не заботясь, что меня могут поймать.

— Ты... — стараюсь говорить тихо, но не очень выходит.

Лила лежит на кровати и смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

— Не могу больше, — шепчу я. — Прекрати насылать эти сны.

— С ума сошел? — Девушка сбрасывает одеяло и садится; на ней только майка и трусики. — Нас обоих из-за тебя выкинут из школы.

Открываю было рот, чтобы возразить, но неожиданно меня захлестывает волна отчаяния. Сейчас я похож на заводную куклу, у которой заклинило шестеренки.

Она дотрагивается до моего плеча, голой рукой.

— Я не насылала никаких снов. Не работала над тобой. До сих пор не можешь поверить, что я в отличие от всех остальных не собираюсь вытряхивать из тебя душу?

— Нет, — отвечаю я почти честно, а потом сажусь на кровать и закрываю лицо руками.

— Случилось что-то плохое? — Девушка гладит меня по щеке.

— Просто сны.

Не хочу, чтобы Лила все поняла. Я ведь надеялся, что видения наслала она, что это кусочки некой головоломки и их можно прекратить. Но ужасы творятся в моей голове, я сам их создаю — и только что получил тому очередное подтверждение.

Она опускает руку и внимательно вглядывается в мое лицо. Как же здорово было в детстве! Неожиданно меня охватывает острая тоска по собственной мальчишеской любви, такой простой и такой несбыточной.

— Расскажи.

— Не могу, — мотаю я головой.

В коридоре кто-то хлопает дверью, слышатся шаги. Лила кивает на шкаф, и я на цыпочках бросаюсь туда. В туалете спускают воду. Слава богу — не проверка. Со вздохом облегчения прислоняюсь к стене.

— Иди сюда, — громко шепчет девушка, откидывая край одеяла. — Забирайся. Если кто- то войдет, тебя не заметят.