Дом черного дрозда

— Моя кузина Линда. Она будет только счастлива прийти посмотреть на ваш дом, если вы этого хотите.

Сигги написала номер телефона.

— Я позвонила Кросби. Он заедет, чтобы убрать развалины сарая и упавшие деревья. Останешься ты или уедешь, нехорошо, что у тебя дрова валяются по всему участку.

Эмма вернулась домой и замесила тесто на блины, добавив туда клубнику, из-за которой возникло столько неприятностей. И поскольку Коли все еще спала, она позвонила матери во Флориду.

— Не могу поверить, что вы подарили мне этот дом. Мне ведь дома никогда не нравились, — сказала Эмма. — Я девушка городская.

— Этот дом ты всегда любила, — отозвалась Кэтрин. — Когда ты его увидела в самый первый раз, ты сказала, что это самое красивое место, пусть даже и на краю света и мы можем оттуда свалиться. Ты была очень храброй девочкой.

— Помнишь Сигги Магуайр? Она просила передать тебе привет. И она по-прежнему собирает твою чернику.

— Как-то раз я покупала там продукты, а Сигги побежала за нами на парковку. Она сказала мне, что ты совершенно необыкновенный ребенок.

— Что да, то да, я была необыкновенным ребенком. Наполовину лысая и худая как палка. Помнишь, какое-то время у меня начали расти черные волосы. Я была ведьмой, мама.

— Сигги вовсе не это хотела сказать. У нее были слезы на глазах.

— Не знаю, захочу ли я его оставить, — сказала Эмма. — Я имею в виду дом.

— Мы купили его спонтанно, может быть, и продать его тоже нужно спонтанно, — сказала Кэтрин. — Как бы я хотела быть сейчас с тобой.

— А из репы делают заготовки? — спросила Эмма, прежде чем повесить трубку. — Я тут нашла в поле целую грядку.

— Чатни, [13]— предложила мать. — Попробуй чатни. Я тогда планировала сделать, но мы так и не успели.

Когда Коли проснулась, обнаружилось, что ожоги от плюща чешутся еще сильнее. Волдыри на руках вздулись, как от пчелиных укусов. Она даже не проявила интереса к блинчикам с клубникой. Да и какой там интерес? Она решила вернуться домой.

— Мне очень жаль, что я так поступаю с тобой, — сказала она Эмме. — Очень не хочется уезжать раньше времени, но мне ужасно плохо.

Они сложили вещи в машину, но в самый последний момент Эмма вынула свои сумки и оставила их в прихожей.

— Я с тобой не поеду. Я не хочу, чтобы из-за меня ты делала крюк. Будет быстрее, если ты сразу поедешь в Нью-Йорк, а я спокойно сяду на автобус. Он останавливается на углу, прямо около магазина.

— Нет, — заявила Коли. — Так уж я совсем буду чувствовать себя предателем.

— Да ничего страшного. Плюс к тому, я собираюсь делать чатни из репы. Вот, посмотри.

На кухонном столе рядком лежали репки.

— Видишь, мне нужно остаться. И я обещаю — тебе немного тоже пришлю.

— Зелье для плача? Нет, спасибо. Мне репа не особо нравится.

Эмма вышла к дороге и помахала вслед. Она совсем забыла, как здесь тихо. Только шум ветра. Она пошла в поле и нашла еще двенадцать репин, все розовато-коричневые, по краям тронутые белым и фиолетовым. Даже заброшенные и позабытые, они росли, казалось, аккуратным рядком.

Эмме нравился их земляной запах. Она сварила корнеплоды в кухне, потом порезала их вместе с луком и сушеным розмарином. Банки под заготовки стояли под раковиной, она помыла их и прокипятила в старой кастрюле для лобстеров.

Окна в доме запотели, через них ничего не было видно. Эмма вновь подумала, какой она была до того, как заболела, и кем стала. И не видела между этими двумя личностями ничего общего. Кем была та девочка, за которой люди бежали до самой парковки? Кто вызывал слезы на глазах у незнакомых людей? Кем она могла бы стать, если бы не проснулась однажды утром с опухолью под мышкой? Кого она бы полюбила?

Эмма заметила что-то за окном. И по ее спине пробежал холодок, несмотря на то что в кухне было жарко. Когда берешься за заготовки, температура все растет и растет. Всю жизнь так было. Эмма с мамой всегда варили варенье в старом полуразрушенном сарае, и никогда здесь, на кухне. Теперь Эмма знала почему. В помещении стало ужасно душно. Почти невыносимо. Все окна запотели, и капли стекали по стеклам, как слезы.

На пол упала тень — темный отблеск в золотом свете дня. Увидела ли Эмма что-то за окном? Она ладошкой протерла стекло — получился чистый от пара круг. Там были койоты, припомнила она, и это движение, такое стремительное и проворное, было как раз характерно для них. Жили на участке и дрозды, но мимо окна мелькнуло нечто очень быстрое, порхнуло и пропало.

Выглянув во двор, Эмма ровным счетом ничего не увидела, но оставила банки кипятиться дальше, а сама пошла взглянуть получше. Там совершенно точно никого не могло быть.

Широким шагом она обошла двор, уверенная, что тень ей просто почудилась. Она была убеждена в этом и поэтому почти натолкнулась на него — на светловолосого мальчика лет десяти. Шустрого, как койот. Осторожного, как дрозд. Но достаточно нахального, чтобы наблюдать за ней через окно. И даже на чужой территории, это-то очевидно. Вот ведь маленький нарушитель границ.

— Прошу прощения, — сказала Эмма язвительно.

— Вам вовсе незачем это делать. — Лицо у мальчика было серьезным и деловитым. — Это же ваш дом.

— И правда. Я знаю, что мой. Я Эмма. Я приезжала сюда на лето и жила здесь.

Она вспомнила, что местные жители подшучивали над тем, что в их лесу обитали привидения, что чьи-то фигуры мелькали в лесной тени. Брат Эммы, Уокер, теперь полностью поглощенный фактами и статистикой, тогда верил в подобные вещи. «То, что ты не видишь привидение, — сказал он как-то Эмме, — вовсе не означает, что его там нет».

У мальчика, стоявшего во дворе у Эммы, руки были все в царапинах оттого, что он прыгал и скакал в колючих кустах ежевики. Он вытащил шнурки из кроссовок, и от этого щиколотки выглядели шаткими, как у жеребенка. Наверное, он быстро бегал. Наверное, он мог назвать любое созвездие в небе.

— А что вы там делаете?

Он смотрел мимо Эммы, за дверь. Даже оттуда, где они стояли, было слышно, как булькала вода в большой кастрюле на плите, а в ней позвякивали банки.

— Чатни из репы. Похоже на джем.

Мальчик сморщил нос.

— Фу. Репа ни на что не годится.

— Думаю, тебя ждет сюрприз, — отпарировала Эмма. — Но ты ведь так и не сказал, кто ты такой.

— Я все время прихожу сюда и ловлю рыбу, — сказал мальчик. — Не говорите никому, а то мне влетит.

— От мамы?

Сейчас она увидела, что глаза у него были карие, такие, которые кажутся зелеными, или серыми, или карими в зависимости от его настроения. И в этих глазах она увидела нечто такое, что, бывало, чувствовала она сама, но начисто забыла вплоть до этого момента.

— Она умерла, — ответил мальчик.

Эмма отступила назад.

— Ты тот самый мальчик Кросби, которого Сигги прислала убрать мусор на месте сарая?

Мальчик посмотрел на Эмму так, как будто ясно видел, кто она есть на самом деле — дура, которая даже не может быть благодарной за то, что живет.

— Мне десять лет, — сказал он. — Я не работаю. Это мой отец.

Он показал головой, и Эмма увидела, что и в самом деле на поле заехал грузовик, прямо туда, где она нашла репу. Отец мальчика собирал истлевшие и рассыпающиеся дубовые доски, дранку с крыши, гвозди. Кузов грузовика уже был заполнен деревом, старыми ветками, сгнившими досками пола. И все это ни на что не годилось, а может, могло еще сгодиться на что-нибудь, трудно было сказать.

— Вчера вечером я поймала сто светлячков, — сказала Эмма. — Я читала книгу при их свете.

— Вот уж нет.

Мальчик подбоченился. Он хотел ей поверить, но не знал, стоит ли ему это делать.

— Заходи, — сказала ему Эмма. — Я покажу тебе, как делать чатни из репы. Посмотрим, получится ли у нас что-нибудь.

Благодарности

Автор хотел бы поблагодарить издателей журналов, где некоторые из этих рассказов впервые увидели свет: «Бостон глоб мэгэзин», «Бульвар», «Файв пойнтс», «Гарвард ревью», «Хангер маунтин», «Кеньон ревью», «Миссури ревью», «Прери скунер», «Саутвест ревью». Особую благодарность выражаю Ричарду Баушу за доброту и великодушие.

13

Чатни — кисло-сладкая индийская приправа из фруктов или овощей, в основном к мясу.