Три женских страха

Стоя под душем, я нащупала тонкий длинный шрам на шее слева – так и не удалось от него избавиться. В моменты близости Саша любил гладить его пальцами и не понимал, почему я стараюсь закрыть его и ношу водолазки с высоким горлом или шарфики. Я не считаю, что даже мужчину шрамы украшают, а уж женщину – тем более. Не то чтобы комплекс… просто неприятные детские воспоминания. Меня часто дразнили в школе, и, хотя я всегда давала сдачи, осадок от обидных слов остался. Однажды я услышала, как тетя Сара в разговоре с соседкой упомянула мой шрам – мол, кто возьмет замуж девушку с такой отметиной. Можно подумать, он на лице или как-то заметно уродовал меня! Но я запомнила ее слова и с тех пор перестала носить одежду, открывающую шею.

Помню, как перед первой нашей с Сашей совместной ночью я нерешительно стояла в ванной, сжимая под самым подбородком влажной от напряжения рукой ворот длинного халата, и представляла: сейчас он войдет и увидит отвратительную отметину.

– Все хорошо? – спросил Саша, забеспокоившись, что меня долго нет, и вошел.

Я развернулась к нему, не выпуская воротник, и снизу вверх посмотрела на возвышавшегося надо мной мужчину.

– Что с тобой? – он осторожно взял мою руку. – Ты боишься? Передумала? Я не буду принуждать тебя. Ничего страшного, для меня это неважно.

Большего оскорбления я не могла даже представить! Как мог он так легко отказаться от того, что я собиралась отдать ему? Разве может быть любимому и любящему человеку «неважно»?! Я ощетинилась, как кошка, и зашипела:

– Боишься?! Отца боишься – что голову свернет?!

– А чего боишься ты? – невозмутимо поинтересовался Саша, нажимая на какую-то точку запястья руки, державшей воротник, так, что я охнула и выпустила его. Горячие пальцы пробежались по шее вверх-вниз, нащупали шрам. Саша развернул меня к свету, сдернул халат с плеча:

– И что – вот из-за этого весь сыр-бор и нелепые обвинения? – Он нагнулся и легко поцеловал меня как раз в то место, откуда проклятый шрам начинался. – Глупышка ты. Подумала, что я… что мне… Ты еще такой ребенок, Аленька. Разве имеет значение внешняя оболочка? Ты не замечала, что любят толстых, худых, высоких, маленьких, красивых и откровенно уродливых? Не замечала, как иной раз идет красавец – а рядом с ним такая девица, что убиться хочется? – Говоря это, он все касался губами шрама, и по телу у меня пробегали мурашки. Я обхватила его за шею, чтобы не упасть – от прилива новых, ранее незнакомых чувств и ощущений слегка кружилась голова и подгибались ноги. – Ты для меня самая прекрасная девушка, Аленька. Ты и сама это знаешь, маленькая плутовка… потому и заманивала меня все это время – знала, что я не удержусь, потому что ты нужна мне.

«Говори-говори, – думала я. – Не останавливайся… Мне так нравится слышать твой голос… я никогда не смогу полюбить другого. Зачем? Есть ты – мой волк-одиночка. И ради меня готов нарушить свое одиночество – а я так и хотела».

…Воспоминания о первой ночи с мужем настроили меня на романтический лад и немного отодвинули в сторону беспокойство об отце. Я бродила по дому туда-сюда, мерила шагами длинный коридор первого этажа и не могла дождаться, когда услышу звук въезжающего во двор джипа. Муж не признавал никаких других машин, кроме старенького «прадика», и никакие уговоры не могли заставить его изменить принципам.

– Мне не двадцать лет, чтобы пыль в глаза соплячкам навороченной машиной пускать, – неизменно отвечал он на все предложения сменить джип хотя бы на такой же, но более новый. – Машина как жена, при правильном отношении будет рядом всю жизнь.

Я уже давно махнула рукой – понять Сашины причуды порой не под силу оказывалось даже мне, поэтому и не вникала, просто принимала мужа таким, каков он есть. Собственно, как и он – меня с моими привычками.

Если кто-то вдруг понаблюдал бы за нашим домом со стороны, у него возникло бы четкое ощущение, что тут живет шведская семья из четырех человек. В рабочие дни ровно в семь выезжала на представительской «Ауди» женщина в строгом белом пальто или короткой шубе – в зависимости от сезона, а следом – на черном «Мерседесе» с водителем – мужчина в деловом костюме и с папкой в руках. Зато по выходным на улицу частенько вылетал «Харлей Дэвидсон», управляемый девушкой в черном кожаном комбинезоне и серебристом шлеме, а за ним – побитый жизнью зеленый «Прадо», за рулем которого оказывался огромный мужик в потертой кожанке и темных очках вполлица. Однако обеими этими парами были мы – я и Саша. Всю неделю мы исправно придерживались общепринятых норм, ездили на работу – я в институт на кафедру, он – в банк отца, где официально занимал должность начальника службы безопасности, а по выходным позволяли себе расслабиться и заняться тем, к чему душа лежит. Я гоняла на байке, а Саша тренировался на природе во владении мечом и боевым шестом бо.

Папа крутил пальцем у виска, однако никогда не препятствовал, избрав девизом фразу «живите как хотите». Он понял, что лучшего мужа мне не найти, уже через месяц после нашей свадьбы, когда Саша в одиночку раскидал напавших на меня в лесополосе угонщиков. За подаренную отцом на свадьбу последнюю модель «Ауди» я едва не поплатилась жизнью, и спасло только обостренное в отношении меня чутье Саши.

Он появился на трассе как раз в тот момент, когда меня уже выдернули из машины и, ткнув в сугроб лицом, решали, что со мной делать. Происходило это почти ночью, трасса загородная, машин мало – словом, идеальное место для преступления. Все могло закончиться очень печально, если бы не взвизгнувшая тормозами и прокрутившаяся на обледенелой дороге «бэшка» Саши. Он выпрыгнул из нее так стремительно и с такой силой ударил первого подвернувшегося под руку неудавшегося угонщика, что тот упал в снег и перестал подавать признаки жизни. Двое других оторопели и выпустили меня, готовясь обороняться, но остановить разъяренного Сашу мог только танк. Он мгновенно сбросил куртку, остался в майке без рукавов, и его чудовищные мышцы лучше всяких слов объяснили растерявшимся парням, что проще лечь мордами в снег и затихнуть, чем оказаться на месте собственного товарища, отдыхавшего в сугробе без сознания. Собственно, так они и сделали, выбросив на снег ножи. Саша быстро обшарил их карманы и презрительно бросил:

– Сявки малолетние. Стволом разжиться не смогли? На дело с двумя кухонными ножиками? Еще бы вилки прихватили, институтки из Смольного!

Он отряхнул снег с моей шубки, убрал растрепавшиеся волосы с лица и спросил:

– Испугалась?

– О-очень… – заикаясь, призналась я.

– Ничего, сейчас домой поедем, отогреешься, чайку выпьешь – и все пройдет.

– А с этими… что? – я кивнула на лежавших в снегу парней, и муж мой проявил небывалое благородство:

– Да я их просто не убью – и все.

С этими словами он ударил сперва одного, а потом и второго по шее, где-то сбоку, и я увидела, как парни прямо на глазах обмякли, превратившись в два абсолютно бесчувственных мешка.

– Поехали, – Саша развернул меня к машине. – Вести-то сможешь? Или я тебя отвезу, а сам с кем-нибудь вернусь?

До дома оставалось километров двадцать, не больше, и я решила, что доеду. Но меня волновала судьба напавших на меня парней – все-таки зима, мороз, за городом он еще сильнее, они ведь без движения замерзнут. К тому же, пока я размышляла, муж успел разрезать все четыре колеса их старенькой «девятки». Обратно им придется идти пешком.

– Саша… а что с этими? – я нерешительно кивнула в сторону угонщиков.

Муж презрительно сплюнул, поднял куртку и, застегивая ее, спокойно сказал:

– Не волнуйся. Очнутся минут через десять, как-нибудь выберутся. Нашла кого жалеть! Ведь они могли тебя… черт, меня как иглой в сердце укололо, представляешь? Сидели с Клещом… прости, с отцом твоим, – поправился Саша, заметив мою недовольную гримасу. – Сидели, чаек гоняли, и вдруг я чувствую – в сердце что-то колет, больно так. И страх – давно не испытывал такого страха, даже дышать тяжело, оглянуться невозможно. Ну, я вскочил, в машину прыгнул – и понесся. Отец, наверное, решил, что я умом тронулся, – Сашино лицо озарила улыбка, так необыкновенно красившая его.