Страница 16 из 30
Он прекрасно выглядел! Прекрасно! Такой высокий, темноволосый и красивый, что она не могла отвести глаз.
— О! — выдохнула она. — Привет! Надо же, как встретились!
— Да, — сказал он очень холодно, как совершенно чужой человек. — Ну, как Париж?
— Очень французский город, — ответила она, немыслимым образом заставив себя улыбнуться, несмотря на то, что его тон рвал на части ее сердце. — Было очень интересно. Столько нового узнала.
— Мы оба узнали много нового, намного больше, чем ожидали.
Как он мог быть таким далеким? Таким равнодушным? Как будто она была простой знакомой по колледжу, чье имя он с трудом припоминал.
— Я не совсем понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Несмотря на ее усилия, ее голос дрожал.
При этих словах тень пробежала по его лицу, и ей пришла в голову безумная мысль, что она сможет разрушить эту неприступную стену отчуждения и найти за ней знакомого ей юношу. С ликованием она ухватилась за эту надежду, но та тут же разбилась вдребезги, потому что дверь слева открылась и из нее вышла миниатюрная брюнетка в плаще и алом берете.
— Извини, что заставила тебя ждать здесь на холоде, милый, — прощебетала она, показывая Джейку коробочку в руках, — но мне хотелось, чтобы мой подарок был сюрпризом.
Потом она заметила Салли и, премило улыбнувшись, сказала:
— Привет! Я, кажется, вас перебила?
— Нет, — ответил Джейк и демонстративно просунул ее руку под сгиб своего локтя.
Она перевела взгляд своих ясных, как у птенца, глаз с Джейка на Салли.
— Вы ведь знакомы?
— Теперь уже нет, — выдавила из себя Салли и, резко развернувшись, поспешила прочь от них.
Родители, обеспокоенные упадком духа своей дочери после неудачи в первой любви, как они полагали, отправили ее в январе продолжать учебу в Калифорнию, надеясь, что солнце круглый год, и смена обстановки, окажут на нее благотворное действие.
Она была рада уехать, бежать от всего, что напоминало ей о потере. Еще целый год она горевала о своем нерожденном ребенке и о том, что была такой доверчивой и поверила, что Джейк, действительно, любил ее.
В течение последующих трех лет, Салли редко приезжала домой, боясь опять столкнуться с ним, а потом осталась совсем ненадолго. Все это время, Пенелопа порхала из одного престижного колледжа в другой. Их дружба ослабела из-за расстояний, разделявших их, а потом и вовсе сошла на нет.
Это было неважно. Старых друзей сменили новые, и Салли считала, что шрамы рассосались. До тех пор, пока, будучи уже на последнем курсе, не получила от Маргарет газетную вырезку с объявлением о свадьбе лейтенанта Джейка Харрингтона.
Вот тогда она поняла, что ничего не прошло. Раны вскрылись с еще большей болью, когда она узнала, что невестой была ее бывшая подруга, Пенелопа Джессика Бертон.
Поддавшись импульсу, Салли подняла руку и с размаху ударила в зеркало, пытаясь разбить его и не заботясь о том, что может изрезать руку. Ее единственным желанием было избавиться от отражения лица двадцатишестилетней дуры, в упор рассматривающей ее безумными глазами.
Но зеркало только слегка покачнулось на крючке. Толстое стекло даже не треснуло, и в нем по-прежнему отражалась та же физиономия.
Салли отвернулась, испытывая к себе отвращение. Ну почему она была настолько слабовольной, что снова оказалась в его власти? Что нужно сделать, чтобы порвать старые путы, так прочно привязавшие ее к нему?
В голове, словно только и ждал подходящего момента, тут же зашевелился уже известный ответ: придется снова бежать, ибо, пока их пути пересекаются, у нее нет никаких шансов освободиться от него. Он будет продолжать сеять смуту в ее чувствах, жизни, нарушать ее душевный покой.
Приняв решение, Салли бросилась в спальню, распахнула настежь платяной шкаф и выдвинула ящики комода, боясь потерять хоть одну секунду драгоценного времени. Она соберет вещи и, когда он узнает об ее исчезновении, уже будет далеко.
Она подыщет себе другое место, где можно пустить корни. Там, где она будет в полной недосягаемости.
На следующее утро, Салли получила повестку в суд для дачи свидетельских показаний против Сиднея Алберта Фланагана по делу о нанесении оскорбления действием. Заседание суда было назначено на начало апреля, через шесть долгих недель.
Запланированный быстрый и безболезненный побег сорвался.
Он понимал, что причинил ей боль своим уходом, получалось, будто он с радостью ухватился за первую попавшуюся возможность дезертировать. В действительности он был страшно разозлен тем, что обнаружил снаружи, и едва сдерживался, чтобы не рассказать ей все, но это расстроило бы ее сильнее, чем его бегство.
Рядом с его машиной чьими-то шинами были взрыты две глубокие колеи. Шпионивший за ними, явно постарался как можно быстрее скрыться и ударился о ее правое крыло, оставив на нем следы темно-бордовой краски.
— И это был не единственный ключ к загадке, на который он наткнулся. Он говорил Салли правду, когда сказал, что видел на лужайке следы. Он умолчал лишь о том, что такую изящную зимнюю обувь на тонких каблуках может себе позволить только женщина, знающая толк в дорогих вещах.
Кто-то заметил его «ягуар» на обочине и остановился, чтобы разнюхать, почему он припарковал свою машину у ограды владений Уинслоу. К тому же этот «кто-то» был паршивым водителем, а машина была темно-бордовая. Оставалось только умножить два на два и получить четыре. Надо быть совсем слабоумным, чтобы не справиться с такой простой задачей. И следующим утром он нанес визит своей теще.
Джейк застал Колетт за завтраком, и первое, что бросилось ему в глаза, был ее нездоровый внешний вид. Он сразу распознал похмельный синдром, с Пенелопой он приобрел большой опыт. К тому же, после шести лет военной службы, он без труда угадывал панику в глазах людей. Как только она его увидела, ее чуть не хватил удар.
Он опустился в кресло напротив и налил себе кофе.
— Извини, что побеспокоил тебя так рано, Колетт, но я хотел застать дома тебя до того, как ты отправишься по делам.
— Зачем? Что тебе нужно? — спросила она слабым голосом, вглядываясь в него воспаленными глазами.
— Дело вот в чем, — начал он и наклеил на лицо самую сердечную улыбку. — Я собираюсь отправить большую часть мебели на аукцион или раздать на благотворительные цели, так что, если ты хотела бы что-то…
Глаза Колетт наполнились слезами.
— Неужели ты способен забыть о трауре, и немедленно вышвырнуть все напоминания о моей дочери из своей жизни?
— Для этого мне не нужны ее вещи, Колетт, — ответил он. — У меня остались менее материальные сувениры. А так как я планирую вскоре переехать…
— Ты продаешь дом, который Пенелопа так сильно любила? — От возмущения, на болезненно бледных щеках, Колетт выступили пятна. — Дом, который мы с ее отцом подарили вам на свадьбу?
— Он мне не принадлежит, и я не собираюсь им распоряжаться, — сказал он с превосходным самообладанием. Хотя это был и щедрый подарок, претенциозный особняк в двух кварталах отсюда, всегда был камнем преткновения между ним и Пенелопой. В нем он никогда не чувствовал себя дома и был рад, что есть возможность от него избавиться. — Он ваш, делайте с ним что хотите. Я просто перееду в какое-нибудь, более подходящее для меня, место.
— Могу себе представить, чем ты там будешь заниматься! — съязвила Колетт.
— Кстати, о том, чем я занимаюсь. Это, собственно, и привело меня сюда. Мне тут машину задели.
— А при чем здесь я?
— Может, проверишь свою, — сказал он, лениво оглядывая покрытую снегом террасу. — Я полагаю, твоя тоже слегка помята.
— Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, — надменно сказала она. — Вчера вечером я ездила только в клуб, играть в бридж.
Он снова посмотрел на нее, немного помолчал, чтобы дать ей время понять, что у нее только что сорвалось с языка, а затем сказал:
— Колетт, разве я говорил о вчерашнем вечере?