Проект «Юпитер»

— Джулиан…

Она высвободила руку из-под простыни и схватила мою ладонь. Мы нежно поцеловались.

— Мне так жаль, что это не сработало, — сказала она. — Но я никогда не буду жалеть о том, что попробовала. Никогда!

Я не мог произнести ни слова. Только сжал покрепче ее ладонь.

— Кажется, со мной все в порядке… Спроси у меня что-нибудь, что-нибудь научное.

— М-м-м… Что такое число Авогадро?

— Ну, это из химии. Это количество молекул в одном моле. А количество молекул в одном армадилле — это будет число Армадилло.

Ну что ж, раз Амелия шутит, значит, она действительно выздоравливает.

— Какова длительность пика дельта-резонанса?

— Примерно от десяти до минус двадцати трех. Спроси лучше что-нибудь потяжелее!

— Ты требуешь это от всех парней? — Амелия слабо улыбнулась в ответ. — Послушай, тебе надо поспать. Я буду здесь, в приемном.

— Со мной все будет в порядке. Возвращайся в Хьюстон.

— Нет.

— Ну хотя бы на один день. Что сегодня, вторник?

— Среда.

— Ты должен вернуться к завтрашнему вечеру — проведешь за меня семинар. Очень важный семинар.

— Давай обсудим это утром — в университете и без меня найдется кому провести этот семинар.

— Обещаешь?

— Я обещаю позаботиться о твоем семинаре — хотя бы по телефону. А теперь тебе надо поспать.

Мы с Марти спустились в подвальный этаж. Он взял бокал крепкого Бустело — чтобы не заснуть до полвторого ночи, когда подойдет его поезд, — а я заказал пива. Пиво оказалось безалкогольным — того сорта, что делают специально для школ и больниц. Я рассказал Марти о числе Армадилло и обо всем остальном.

— Похоже, с соображением у нее все в порядке, — Марти попробовал свой кофе и добавил туда еще пару ложек сахара. — Иногда люди теряют память частично и какое-то время сами этого не замечают. Но, конечно, потери этим не ограничиваются.

— Да, — один поцелуй, одно прикосновение. — А она помнит о том, что было в подключении — в эти три минуты, или сколько там их было?

— Понимаешь, Джулиан, это еще далеко не все, — осторожно сказал Марти. Он достал из кармана рубашки две ленты с записями и положил на стол. — Вот это — полные копии ее записей. Я и не рассчитывал, что удастся их заполучить. Они стоят больше, чем вся операция.

— Я могу помочь с деньгами…

— Не стоит. Это пойдет на счет моего проекта. Понимаешь, в чем дело… Операция у Амелии прошла неудачно не из-за того, что Спенсеру не хватило умения или за Амелией плохо ухаживали, — все получилось так, как получилось, из-за предубеждения.

— Значит, все еще можно было изменить? Марти покачал головой, потом пожал плечами.

— Случилось то, что случилось.

— Ты хочешь сказать, ей снова можно будет вживить имплантат? Я никогда о таком не слышал.

— Потому что это делается крайне редко. И обычно риск ничем не оправдан. Операции по повторному вживлению имплантата делают только в том случае, если пациент после удаления контактов остается полностью парализованным и бесчувственным — что называется, в вегетативном состоянии. В подобной ситуации повторная установка имплантата — единственный шанс восстановить связь больного с внешним миром, — Марти отпил кофе, потом продолжил: — Для Блейз это будет слишком рискованно — при нынешней технике операций. И нынешнем состоянии научных разработок на эту тему. Но наука не стоит на месте, и, может быть, когда-нибудь, когда мы поймем, что же там пошло не так… Впрочем, этого может и не случиться, по крайней мере в ближайшие двадцать лет. Практически все исследования, на которые выделяют гранты, относятся к военным разработкам — а военные мало заинтересованы в изучении проблемы реимплантации. Если имплантат механика не приживается — им проще призвать на военную службу другого.

Я снова попробовал свое пиво — лучше оно не стало.

— А сейчас ее имплантат полностью отсоединен? И если мы подключимся вместе, она ничего не почувствует?

— Можете попробовать. У нее остались контакты на нескольких небольших нервных узлах. Когда мы вставили обратно металлический корпус имплантата, кое-какие контакты восстановились сами собой.

— Значит, попробовать стоит.

— Не советую ожидать чего-нибудь сверхъестественного. Если человеку в таком состоянии, как сейчас у Амелии, подключить запись, скажем, какое-нибудь потрясающее переживание, вроде медленной смерти, он может или вообще ничего не почувствовать, или же получить смутную картину неопределенных видений — ничего конкретного. А если подключиться с кем-нибудь другим — скорее всего вообще не будет никакого реального эффекта. Разве что по принципу плацебо — если они будут ожидать, что что-то должно случиться.

— Сделай доброе дело, Марти, — попросил я. — Не рассказывай этого Амелии.

Джулиан все-таки съездил в Хьюстон и провел за Амелию ее важный семинар. Студенты не имели ничего против того, что профессора Блейз заменял молоденький научный ассистент. После семинара Джулиан сел на первый же поезд и ночью вернулся в Гвадалахару.

Амелию выписали уже на следующий день — ее перевезли домой на санитарной машине, предписав пройти курс лечения под присмотром врачей университетского городка, в пансионе, где пациентам обеспечивался уход и присмотр. Клинике в Гвадалахаре было невыгодно держать выздоравливающую пациентку, которая нуждалась только в уходе, но при этом занимала дорогостоящую койку — особенно в пятницу. На этот день клиника получала большинство самых выгодных заказов.

Джулиану разрешили поехать вместе с Амелией, на той же машине, хотя всю дорогу он только и делал, что смотрел, как Амелия спала. Когда действие снотворного закончилось — примерно за час до Хьюстона, — они с Амелией разговаривали, в основном о работе. Джулиану удалось ни разу не соврать ей о том, что будет, если они подключатся вместе, пока она в таком вот состоянии — вроде бы и с имплантатом, и без него. Он знал, что рано или поздно Амелия все равно обо всем этом прочитает и им еще придется разбираться со своими надеждами и разочарованиями. Ему не хотелось, чтобы Амелия в своем воображении строила воздушные замки, основываясь на воспоминаниях о том чудесном мгновении, которое они однажды пережили. Самое лучшее, на что они могли надеяться, не пойдет ни в какое сравнение с тем чудом единения. А может, и вообще ничего не получится.

Пансион для ухода за больными и престарелыми снаружи блистал роскошью, но внутри оказался довольно запущенным, если не сказать — убогим. Амелии досталась единственная свободная койка в четырехместной палате, в которой уже лежали пациентки вдвое старше ее — старушки, доживавшие здесь свои дни. Джулиан помог Амелии устроиться, и, когда всем стало ясно, что он не просто у нее на службе, две старушки пришли в жуткое возмущение из-за столь явной разницы в их возрасте и цвете кожи. Третья старушка была слепая.

Да, теперь их отношения всплыли на поверхность — единственное хорошее следствие всей этой неприятной истории, полезное если не для профессиональной, то хотя бы для личной жизни Джулиана и Амелии.

Сегодня, в пятницу, Джулиан, конечно же, собирался, как всегда, пойти в клуб. Он решил появиться там на часик позже, чем обычно, чтобы Марти успел рассказать все подробности об операции и явил всем прискорбную правду об истинных отношениях Джулиана и Амелии. Хотя вряд ли для кого-нибудь в клубе это оказалось бы неожиданным откровением. Даже известный своими пуританскими взглядами Хайес давно знал о них и ни разу ни словом об этом не обмолвился.

До вечернего похода в клуб Джулиану было чем заняться — после того, как он прочел записку в двери, Джулиан еще не просматривал корреспонденцию, накопившуюся за время его отсутствия Ассистент Хайеса переслал записи всех заседаний, которые они с Амелией пропустили, — изучение всего этого заняло бы не один час. Еще Джулиан получил несколько записок с соболезнованиями — в основном от людей, с которыми должен был увидеться сегодня в клубе. Новости такого рода разносятся очень быстро.