Конец лета

– За садом ухаживаете сами?

– Я бы не назвал это садом... он не такой уж большой.

– Хорошо, что у вас под боком река...

– Она и решила мой выбор при покупке дома. Когда я говорю друзьям, что ужу рыбу в Кепле, они страшно удивляются. Правда, я не уточняю, что это за место.

На одной из полок я приметила фотографии и не удержалась от вопросов:

– Это ваша мать? И ваш отец? И вы? – Мальчуган лет двенадцати с заразительной улыбкой. – Так это вы?

– Да, я.

– Тогда вы не носили очки?

– Я впервые надел их в шестнадцать лет.

– А что произошло?

– Несчастный случай. В школе мы играли в «Зайца и собаку», и одноклассник попал мне веткой в глаз. Парень не виноват, в игре всякое случается. Но я чуть не потерял глаз и с тех пор ношу очки.

– Какой ужас!

– Ничего страшного. Я многое могу делать... разве что не играю в теннис.

– Почему?

– По правде говоря, сам не знаю. Когда я вижу мяч, то не могу по нему ударить, а если попадаю, то не вижу, куда он летит. Так что играть нет никакого смысла.

Мы прошли на кухню, тесную, как камбуз на яхте, где царил такой идеальный порядок, что я со стыдом вспомнила свою. Дэвид заглянул в духовку, где ждала уже запеченная картошка, взял сковородку, вынул из холодильника окровавленный пакет, в котором оказались толстые сочные бифштексы.

– Вы займетесь ими или я? – спросил он.

– Вы... а я накрою на стол. – Я открыла дверь, ведущую на террасу, нагревшуюся в лучах теплого солнца. – Может, устроимся здесь? Тут как на побережье Средиземного моря.

– Если хотите.

– Еще бы! Здесь просто восхитительно... Займем этот стол?

Суетясь, болтая и поминутно спрашивая, где что лежит, я с горем пополам справилась со своей задачей. Дэвид тем временем приготовил салат, вынул из хлебницы хрустящий французский батон и достал из холодильника блюдце с замороженным маслом. Поставив мясо на слабый огонь, он разлил по бокалам херес, и мы вышли на самый солнцепек.

Скинув пиджак, Дэвид лег на траву, вытянул ноги и, подставив лицо солнцу, неожиданно спросил:

– Расскажите, что произошло вчера?

– Вчера?

– Вы добрались до Лайриг-Гру? – уточнил он, покосившись на меня. – Или нет?

– О да, добрались.

– Ну и как вам марш-бросок по горам?

Я наморщила лоб, стараясь припомнить, чем, собственно говоря, он мне понравился, но в память врезался только разговор с Синклером.

– В общем... нормально. Природа замечательная.

– Заметила она без всякого воодушевления, – хмыкнул Дэвид.

– Нет, правда замечательная, – повторила я, не находя другого слова.

– Наверное, вымотались?

– Да, устала ужасно.

– Долго шли?

Я снова задумалась, собираясь с мыслями.

– Ну... добрались засветло. Гибсон нас встретил у Лок-Морлик...

– Хм... – задумчиво протянул он. – А чем сегодня занимается ваш кузен?

Я наклонилась и, подняв в земли камешек, начала подбрасывать его на ладони.

– Вернулся в Лондон.

– В Лондон? Я думал, он в отпуске.

– Так и есть. – Я уронила камень и взяла другой. – Прошлой ночью ему кто-то позвонил... Я не знаю, в чем там дело... Спустившись утром к завтраку, вместо Синклера мы нашли записку.

– Он уехал на машине?

Я вспомнила звериный рев его «лотуса», разорвавший ночную тишину.

– Да, взял машину, – подтвердила я, выпуская из руки второй камень. – Обещал вернуться через дня два. Написал, что, скорее всего, в понедельник вечером. – Мне не хотелось говорить о Синклере. Опасаясь расспросов Дэвида, я неуклюже перевела разговор в другое русло: – Вы на самом деле ловите здесь рыбу? Да тут невозможно закинуть удочку – леска запутается в ветках яблони...

Таким образом мы перешли на рыбалку, и я рассказала о реке Кликуотер в Айдахо, куда мы однажды отправились с отцом.

– Она кишит лососем. Его можно брать хоть голыми руками...

– Признайтесь, вы любите Америку?

– Да. Да, я люблю эту страну.

Дэвид замолчал, разомлев на солнце, а я, воодушевленная его вниманием и стремясь излить душу, продолжала:

– Забавно принадлежать двум странам... Такое чувство, что я не вписываюсь ни в одну из них. Когда я жила в Калифорнии, то страстно хотела вернуться в «Элви», а теперь...

– Вас тянет обратно в Калифорнию.

– Не то чтобы тянет, просто кое-чего недостает.

– Например?

– Ну... это очень личное. В первую очередь, отца. И Рыжика. Шума Атлантики... поздним вечером, когда волны накатываются на песчаный берег.

– А в отношении не очень личного?

– С этим разобраться труднее. – Я попыталась определить для себя, чего же мне больше всего не хватает. – Воды со льдом... Телефонной компании «Белл»... Сан-Франциско... Центрального отопления... А еще магазинов-оранжерей, где можно купить любое растение и где всегда пахнет апельсинами. – Я повернулась к Дэвиду и заметила, что он не сводит с меня глаз. Наши взгляды встретились, и он улыбнулся. – Но здесь тоже много хорошего, – добавила я.

– Что именно?

– Взять хотя бы почту. Там можно купить все, что душе угодно, включая марки. Погода здесь постоянно меняется, поэтому ни один день не похож на другой. Потом еще дневные чаепития с ячменными лепешками, бисквитами и имбирными пряниками...

– Вы тонко намекаете, что мне самое время заняться бифштексами?

– Это вырвалось само собой.

– Ну что же... Если ими не заняться сейчас, скоро они станут несъедобными.

Идеальная еда сродни идеальным обстоятельствам. Дэвид ловко откупорил бутылку красного терпкого вина, прекрасно гармонировавшего с мясом и белым хлебом. Пиршество довершили сыр, бисквиты и полная свежих фруктов ваза, увенчанная роскошным белым виноградом. Я страшно проголодалась и накинулась на бифштекс, даже подчистила тарелку кусочком корки. Изысканную трапезу достойно завершили такие сочные апельсины, что мои пальцы вмиг стали липкими и сладкими. Закончив, Дэвид отправился в дом варить кофе.

– Будем пить на природе? – донесся до меня его голос.

– Да. Давайте спустимся к воде. – Я тоже пошла в дом, чтобы вымыть руки.

– Плед в комоде, – подсказал он. – Берите и расстилайте, а я сейчас принесу кофе.

– А как же тарелки?

– Подождут... день слишком хорош, чтобы омрачать его возней с грязной посудой.

Я с удовлетворением отметила про себя, что именно так выразился бы и мой отец. Отыскав большой плед, я спустилась к реке и разложила его на густой траве в нескольких шагах от усеянного галькой миниатюрного пляжа. После жаркого лета Кепл сильно обмелела и лениво несла свои темные воды.

Яблоня была усыпана плодами. Я наклонилась, чтобы поднять с земли одно из яблок, и тут же еще несколько плодов с глухим стуком упали возле моих ног. Под тенистым деревом было прохладно, ощущался сладковато-прелый запах, словно я вдруг попала на сеновал. Прислонившись к стволу, я рассеянно смотрела сквозь кружево веток на залитую солнцем реку. На душе, как и в природе, царило спокойствие.

Умиротворенная красивым пейзажем, обильной едой и приятным обществом, я почувствовала себя гораздо бодрее и решила, что пора взяться за ум и отбросить все страхи в сторону. Придется взрослеть, иначе мне никогда не избавиться от гнетущего ощущения вины, которое причиняет постоянную боль, словно ноющий зуб.

На наши с Синклером отношения я должна взглянуть трезво. Нет никаких сомнений, что он признает себя отцом ребенка, которого ждет Тесса Фарадей. Когда кузен вернется в «Элви», то, конечно, он первым делом сообщит всем, что женится, чем очень обрадует бабушку (разве не она уверяла, что девушка прелестна?). Да и я порадуюсь за него и, разумеется, умолчу о подслушанном разговоре.

Что до Гибсона, то он, конечно, стареет, это неоспоримо. Наверное, все только выиграют, если он отправится на пенсию. Но если Гибсону суждено выйти в отставку, то бабушка и Синклер должны подыскать ему уютный домик, где он будет при деле, копаясь в огороде и разводя кур.

Труднее всего решить свою судьбу. Хотела бы я знать, почему Синклер завел вчера разговор о наших отношениях. Вероятно, это была блажь... желание скоротать время после ленча. В принципе, я была готова к чему угодно, но вот его поцелуй никак нельзя назвать ни братским, ни дружеским... От этой дикой сцены меня трясло до сих пор. Кто знает, может, он действовал обдуманно... из желания посмеяться надо мной. В детстве он не раз поступал подло. Вдруг он просто хотел выяснить, как я прореагирую...