Нашествие. Мститель

— Выполняй свою работу, — тон Дамира исключал возражения. — И не мешай мне делать мою. Жди нас здесь.

— Выдвигаемся, что ли? — Зармис скорее констатировал факт, чем спрашивал, Дамир кивнул.

Камачек остался ждать на площади, к схрону Дамир и Зармис подошли вдвоем: ни к чему терианцу сюда соваться.

Об этом подвале знали только самые близкие, Дамир использовал его как тайник — заброшенный дом на краю города, ни единого признака жизни.

На столе, в стеклянной банке, оплывала свеча. Огненные блики танцевали на стенах с пятнами плесени. Пахло гнилью и несвежим бельем, да и одежда, в которую собрался облачиться Дамир, выглядела как с помойки. Поношенный серый плащ с заплатками на локтях, мешковатые штаны, бесформенные войлочные боты. Мягкое железо, тонкий, но заметный доспех, придется снять и остаться беззащитным, практически голым.

Дамир может рисковать жизнью, но не Забвением.

«Кто бы подумал, — размышлял Дамир, отстёгивая кожаные наплечники, — что пеоны, жалкие трусы, создадут нечто, способное нарушить Великое Предопределение. Чем бы ни было Забвение, ему не место в лапах трясущихся псов».

А слухи ходили разные: «Забвение — воплощенный гнев Бурзбароса». «Забвение — великое избавление угнетенных». Забвение способно разрушить реальность, поработить кого угодно, просто стереть целый мир, изменить личность любого человека, даровать память и отнять ее… Предтечи умели делать оружие. А пеон Омний смог его воссоздать.

Напяливая застиранную до дыр рубаху, Дамир примерял на себя звание командера, мысленно рисовал на родовом гербу пометку — серебристое кольцо. Затягивая пояс, представлял себя в Ставке, на Ангулеме, а не здесь, на всеми забытой холодной и негостеприимной Териане. Старший брат, Максар Бер᾿Грон, сверкнет доблестью на Земле, а Дамир найдет себе применение и тут. Максар, конечно, станет бер᾿Ханом, возглавит берсеров, а Дамир будет его правой рукой.

Рядом пыхтел и ругался сквозь зубы Зармис — ему, франту, не по душе тряпье.

Они закончили одеваться одновременно. Дамир пристегнул к поясу пару ножен с короткими мечами для ближнего боя, приладил к предплечьям браслеты с выкидными лезвиями. Осталась последняя деталь — плащ, поношенный, как и у большинства повстанцев.

Зармис потянулся к разряднику, но Дамир перехватил его руку:

— Мы — мирные пеоны и не должны привлекать внимания. Терианский пёс обещал машину, там должно быть оружие.

— Мирные — так мирные… Как бы только пёс нас не покусал, брат. Ладно, идем уже. — Зармис накинул капюшон.

Младший. Ильмар, уже ждал братьев в центре Радужной площади. Раньше он был выше Дамира, но после того, как ему порядком укоротили простреленную ногу, Ильмар начал сутулиться, позвоночник его искривился, и братья сравнялись по росту. Женщины все равно любили Ильмара. Взять хотя бы последнюю его сожительницу, Агайру, — огонь, а не женщина. Высокая, яркая. Губы алые, волосы густые, черные, будто смоль, блестящие, словно зеркало. Дамир хотел её заполучить по праву старшего, но наткнулся на такое сопротивление и с её стороны, и со стороны Ильмара, что заподозрил брата в слабости, которую пеоны называют любовью, и отступил. Ни одна баба не стоит дружбы.

— Наступление ровно через четыре часа, — отчитался Ильмар.

— Место встречи — то же, — на ходу, кланяясь Ильмару в пояс, как и полагается терианцу при встрече с берсером, прошептал Дамир, направился к машущему рукой Камачеку и прошипел: — Попробуешь предать — твоих детей кинут на растерзание зверям, а из жен сделают манкуратов.

Камачек втянул голову в плечи.

— Я не подведу, вот… — Он очертил перед лицом овал, символизирующий Бурзбароса, мирового змея, поцеловал пальцы, собранные щепотью. — Во-о-от, священный круг мне на уста!

За это следовало отрезать язык и отрубить руку — нечестивый осквернял веру варханов, ведь для терианца и пеона свята лишь собственная шкура! — но Дамир сдержался. Демон ярости всегда овладевает не вовремя, но Дамир умеет отгонять его. Зармис наблюдал за сценой, склонив голову к плечу. Дамир мог бы поклясться, что брат улыбается по обыкновению иронично. Глубоко вдохнув, Дамир приказал Камачеку:

— Веди.

Зармис скользил по брусчатке, будто не касаясь ее, — змея, исполняющая смертельный танец. Налетел ветер, сорвал с него капюшон, плеснули на ветру длинные иссиня-черные волосы. Зармис прищурил глаза цвета стали и крикнул на терианском совершенно без акцента:

— Очень удачная погода! Обожаю такую погоду!

Дамир ответил:

— Благоволение погоды — добрый знак.

Глянул на Зармиса, потом на Камачека — обрюзгшего, с лиловым носом и отвратительным пузом, выпирающим из-под плаща, и поджал губы. Да, варханы отличаются от пеонов и терианцев, распущенность позволяют себе разве что бер᾿Махи. Клан бер᾿Гронов испокон веков на несколько ступеней ближе к совершенству.

Соответственно легенде путь начали на окраине Наргелиса и узкими переулками, зажатыми между кособокими домишками, двигались до самой реки. Под ногами чавкала грязь — снег не лежал на земле, таял. Растительности почти не было — чахлые, искривленные вечными ветрами деревца, пучки прошлогодней почерневшей травы.

Непогода разошлась на полную: завывала в подворотнях, гнала вдоль стен труху, смешанную с градом. Горожане попрятались в своих норах, по пути не встретились даже варханские патрули. Дамир пообещал себе по возвращении разобраться с этим, потому что в ненастные дни и происходит больше всего преступлений.

Обитаемая часть Нарлегиса заканчивалась забранной в гранит и мрамор набережной, внизу бежала мутная река, образуя маленькие водовороты у каменистых островов. Из-за града на воде вздувались пузыри, будто она кипела. Видимость была скверная — другого берега не разглядишь, не то что официальную переправу выше по течению.

Дамир с Зармисом шли за Камачеком вдоль берега. Здесь ветру не было преград, плащи хлопали как крылья, облепляли ноги.

О навесном мосту повстанцев Дамир знал уже почти год и, затаившись, выжидал. У него имелся список причастных, на многих Дамир завел досье. Он ждал момента, когда осведомленность сыграет на руку, и вот момент настал.

Не зря он два года торчал на Териане! Пришла пора больших перемен!

У самой узкой части реки стояли два столба. От них на другой берег, к таким же столбам, уходили канаты — два внизу и два наверху. Дамир заметил систему блоков. И всё, и никаких тебе перекладин. Не перелезть. Они что, это называют мостом?

Камачек вытер покрытое каплями дождя и пота лицо, вытащил из кармана маленькую трубочку и переливчато свистнул, подавая сигнал. Сложный тонкий звук отразился от стен домов.

— Ждем! — Камачек тяжело дышал. — Сейчас.

На том берегу показались размытые из-за непрекращающегося дождя с градом силуэты, засуетились у блоков. Поползла, распрямляясь, гармошка моста — дощечки, нанизанные на веревки. Нижние канаты, оказывается, служили опорой, а верхние — перилами.

Камачек, снова очертив круг перед лицом, ухватился за переплетенные канаты, долго перебирал ногами, чтобы залезть, наконец взобрался. Дамир подтянулся и поднялся. Мост напоминал живое существо — дрожал, покачивался, его скрип походил на стон. Внизу с грохотом мчалась свинцово-пепельная, под цвет неба река, разделявшая город на обитаемую и брошенную части. Камачек то и дело протяжно вздыхал и побелевшими пальцами хватался за ненадежные перила из верёвок. Дамир уверенно шагал вперед; когда мост начинал раскачиваться под порывами ветра, останавливался, широко расставив ноги. Позади бесшумно двигался Зармис.

Очередной порыв ветра вскинул подол плаща Камачека, забросил на спину, явив миру толстый зад, обтянутый потертыми штанами. Информатор вскрикнул, плюхнулся на четвереньки. Дамир с трудом подавил желание дать пинка — настоящий берсер должен сдерживать ярость и оставаться бесстрастным, это — первая ступень на пороге к совершенству. Пусть пеонов раздирают демоны, именно поэтому они — слуги. Варханы будут всегда на вершине, они — основа мироздания.