Белоснежка должна умереть

— Ларс сделал крутую карьеру, — сказал Йорг. — Мать рассказывала. А она узнала от его мамаши. Работает в инвестиционном банке. Деньги лопатой гребет. Женат, двое детей, купил огромную виллу в Гласхюттене, когда вернулся из Англии.

— Я был уверен, что он пойдет на теологический факультет и станет священником, — заметил Тобиас.

Воспоминание о лучшем друге, который так внезапно, даже не попрощавшись, исчез из его жизни, как ни странно, даже теперь, после стольких лет, причинило ему боль.

— Я тоже не собирался становиться кровельщиком… — Феликс открыл очередную бутылку пива с помощью зажигалки. — Но ни в Бундесвер, ни в полицию меня не взяли, а учебу на пекаря я бросил, после того как… э-э-э… ну, вы помните…

Он замолчал и смущенно опустил глаза.

— А мне после той аварии пришлось распрощаться с мечтой о карьере гонщика, — поспешно вставил Йорг, чтобы прервать угрожающе затянувшуюся паузу. — Поэтому я и приземлился не в «Формуле-1», а в «Черном коне». Ты же, наверное, знаешь, что моя сестра вышла замуж за Ягельски?

Тобиас кивнул:

— Отец рассказывал.

— Н-да… — Йорг отпил из бутылки. — Похоже, никому из нас не удалось добиться того, о чем он мечтал…

— Как это никому? А Натали? — возразил Феликс. — Как мы над ней смеялись, когда она говорила, что хочет стать знаменитой артисткой!

— Ну, она всегда знала, чего хочет, — сказал Йорг. — Как она нами командовала!.. Но что она и в самом деле станет знаменитой — в жизни бы не подумал!

— Да… — Тобиас усмехнулся. — Я тоже в жизни бы не подумал, что буду в тюряге учиться на слесаря и заочно грызть экономическую науку.

Его приятели смущенно помедлили секунду, но потом дружно рассмеялись. Алкоголь постепенно разряжал обстановку. После пятой бутылки пива Феликс разговорился.

— Старик, я до сих пор не могу себе простить, что тогда рассказал легавым, что мы в тот вечер еще заходили к тебе! — сказал он и положил ему на плечо свою тяжелую руку.

— Да ладно… Вы же сказали правду. — Тобиас пожал плечами. — Кто же мог знать, чем это все обернется! Плевать. Я вернулся и очень рад, что вы от меня не шарахаетесь, как большинство деревенских.

— Да брось ты! — Йорг хлопнул его по другому плечу. — Мы же друзья, Тоби! Помнишь, как мы разбили старый «опель», который мой дядя месяцами собирал по винтику? Во шуму-то было!

Тобиас помнил эту историю, Феликс тоже. Через секунду игра «А помнишь?..» уже была в разгаре. Вечеринка у Терлинденов, на которой девчонки разделись и носились по дому в шубках терлинденовской мамаши… День рождения Михи, когда вдруг неожиданно завалились легавые… Испытания храбрости на кладбище… Поездка в Италию с командой юниоров… Костер в день святого Мартина, в котором они чуть не сгорели, потому что Феликс плеснул в него бензина из канистры… Воспоминаниям и веселью не было конца.

— А помните, как моя сестра сперла у отца связку ключей от аэродрома? — крикнул Йорг, вытирая слезы смеха. — И как мы устроили гонки в старом ангаре? Оторвались по полной!

Амели сидела за своим письменным столом и блуждала по бескрайним просторам Интернета, когда в дверь позвонили. Она захлопнула ноутбук и вскочила на ноги. Блин!.. Без четверти одиннадцать! Они что, забыли ключи, что ли? В одних носках она понеслась вниз по лестнице, боясь, что родители позвонят еще раз и разбудят малышей, которых она с таким трудом час назад уложила спать. В прихожей она бросила взгляд на маленький черно-белый монитор, связанный с двумя видеокамерами, справа и слева от входной двери, и увидела неясные очертания мужчины со светлыми волосами. Открыв дверь, она изумилась, увидев перед собой Тиса. С тех пор как они были знакомы, он ни разу даже не подошел к ее двери, не говоря уже о том, чтобы позвонить. Ее удивление переросло в тревогу, когда она заметила, в каком он состоянии. Таким возбужденным она его еще ни разу не видела. Его руки порхали, как испуганные птицы, глаза горели, и весь он странно подергивался.

— Что такое? — спросила Амели тихо. — Что-нибудь случилось?

Вместо ответа Тис протянул ей какой-то рулон, аккуратно перевязанный широкой лентой. Ноги Амели, стоявшей в одних носках на каменном крыльце, грозили превратиться в ледяшки, но тревога за друга заглушила в ней все остальные чувства.

— Ты не хочешь войти?

Тис, который опасливо озирался вокруг, словно боясь преследования, решительно покачал головой.

— Эти картины никто не должен видеть! — произнес он вдруг своим характерным, монотонным хрипловатым голосом. — Спрячь их!

— Конечно, Тис! — ответила она. — Не беспокойся, сделаю!

Свет фар приближающейся машины пробился сквозь туман и на несколько секунд осветил Амели, когда машина повернула к воротам Лаутербахов. Их гараж находился всего в пяти-шести метрах от крыльца, на котором она стояла. Тиса — как не бывало. Он словно сквозь землю провалился. Даниэла Лаутербах заглушила двигатель и вылезла из машины.

— Привет, Амели! — крикнула она дружелюбно.

— Здравствуйте, фрау доктор Лаутербах! — откликнулась Амели.

— Чего ты стоишь на крыльце? У тебя что, дверь захлопнулась?

— Я только что пришла с работы, — быстро ответила Амели, сама не понимая, зачем соврала соседке.

— Ну, привет родителям. Спокойной ночи!

Даниэла Лаутербах махнула ей рукой, открыла с помощью дистанционного управления электрические ворота двойного гаража и вошла внутрь. Ворота снова опустились.

— Тис!.. Ты где? — громким шепотом позвала Амели и испуганно вздрогнула, когда тот вдруг вышел из-за дерева, стоявшего в кадке рядом с дверью.

— Чего ты прячешься? — прошептала она.

Она хотела сказать еще что-то, но умолкла, увидев лицо Тиса. В его глазах застыл ужас. Чего он так испугался? Она протянула руку и взяла его за локоть, чтобы хоть как-то успокоить. Он резко отстранился.

— Береги эти картины! — Его слова звучали отрывисто, глаза лихорадочно блестели. — Никому не показывай их! И сама не смотри! Обещаешь?

— Да-да, обещаю. Но скажи мне…

Она не успела договорить: Тис уже скрылся в темноте. Амели покачала ему вслед головой. Она при всем желании никак не могла объяснить странное поведение своего друга. Но она уже привыкла принимать Тиса таким, какой он есть.

Козима лежала на диване в гостиной и крепко спала. Свернувшаяся калачиком у ее ног собака даже не подняла голову, а лишь лениво шевельнула кончиком хвоста, когда Боденштайн вошел в комнату и остановился, созерцая эту идиллию. Козима тихо похрапывала, очки соскользнули ей на нос, книга, которую она читала, лежала на груди. Еще несколько дней назад он подошел бы и тихонько разбудил ее поцелуем, осторожно, чтобы не испугать. Но сейчас ему не позволял это сделать незримая стена, внезапно выросшая между ними. Чувство нежности, которое обычно возникало у него при виде жены, на этот раз, к его удивлению, не появилось. Нужно было срочно выяснять отношения, пока недоверие не отравило их брак окончательно. В сущности, он должен был бы сейчас схватить ее за плечи, встряхнуть как следует и спросить, почему она лгала ему, но трусливая жажда гармонии и страх перед истиной, которую он бы не перенес, удержали его от этого. Он отвернулся и пошел в кухню. Собака в надежде, что и ей перепадет что-нибудь съедобное, спрыгнула с дивана и разбудила Козиму. Та появилась в кухне с заспанным лицом, когда он доставал себе из холодильника йогурт.

— Привет, — сказал он.

— Я, кажется, заснула…

Боденштайн ел свой йогурт и украдкой наблюдал за ней. Он вдруг увидел на ее лице морщины, которых раньше никогда не замечал, уже дрябловатую кожу на шее и мешки под усталыми глазами. Она выглядела на все сорок пять. Похоже, вместе с доверием к ней он утратил и свою готовность видеть в ней только положительные качества и черты.

— А чего ты сегодня звонил мне на рабочий телефон, а не на мобильник? — спросила она невзначай, отыскивая что-то в холодильнике.

— Не помню, — соврал он, сосредоточенно соскабливая со стенок пластмассовой коробочки остатки йогурта. — Наверное, по ошибке нажал не на ту кнопку, а набирать заново было лень. Да я просто так звонил, ничего конкретного.