Страница 13 из 99
— Ты меня слушаешь? — спросил Боденштайн.
— Конечно слушаю. Сарториус. Соседка. Альтенхайн. Извини — мы вернулись домой в четыре утра…
Она зевнула и закрыла глаза. Ей безумно хотелось спать. К сожалению, она не могла похвастать железным самообладанием Боденштайна. Тот всегда был в форме — даже после бессонных ночей и напряженной работы. Кажется, она вообще никогда не видела, чтобы он зевал.
— Этот случай одиннадцать лет назад наделал много шуму, — продолжал шеф. — Все газеты только об этом и писали. Тобиаса Сарториуса приговорили за двойное убийство к высшей мере. Обвинение было построено на одних косвенных уликах.
— Ах да… — пробормотала Пия. — Смутно припоминаю. Двойное убийство — и ни одного трупа. Он еще сидит?
— В том-то и дело, что нет. В четверг Тобиас Сарториус вышел из заключения. И сейчас живет в Альтенхайне у своего отца.
Пия задумалась на несколько секунд, потом открыла глаза.
— Ты хочешь сказать, что между его освобождением и нападением на его мать есть какая-то связь?
Боденштайн бросил на нее насмешливый взгляд.
— Поразительно!
— Что «поразительно»?
— Твоя проницательность не покидает тебя даже во сне!
— Да я совсем не спала! — возмутилась Пия и нечеловеческим усилием подавила очередной приступ зевоты.
Они миновали табличку с названием населенного пункта — Альтенхайн — и через минуту были уже на Хауптштрассе, по адресу, который дала Боденштайну Даниэла Лаутербах. Боденштайн въехал на неухоженную автостоянку перед бывшим трактиром. Какой-то мужчина замазывал белилами надпись на стене: «ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ГРЯЗНЫЙ УБИЙЦА». Красные буквы все еще просвечивали сквозь белую краску. На тротуаре перед въездом во двор стояли три женщины среднего возраста.
— Убийца! — услышали Боденштайн и Пия, выходя из машины. — Убирайся отсюда, скотина! Иначе тебе несдобровать! — Говорившая плюнула в сторону мужчины.
— Что здесь происходит? — спросил Боденштайн.
Но женщины, не обратив на него ни малейшего внимания, сами убрались восвояси.
— Чего они от вас хотели? — с любопытством спросила Пия.
— Спросите их сами, — грубо ответил мужчина.
Окинув ее равнодушным взглядом, он продолжил свое занятие. Несмотря на холод, он был в одной серой футболке с длинными рукавами, в джинсах и рабочих ботинках.
— Мы хотели бы поговорить с господином Сарториусом.
Мужчина обернулся, и Пие показалось, что она узнала его.
— Это не вы были вчера вечером у дома, в котором живет фрау Крамер, в Нойенхайне? — спросила она.
Если он и удивился, то не подал вида. Он неотрывно, без улыбки смотрел на нее необыкновенно синими глазами, и ей вдруг стало жарко.
— Да, был, — ответил он. — А что, это запрещено?
— Да нет, конечно. А что вы там делали?
— Я приходил к своей матери. Мы договорились встретиться, но она не пришла. Вот я и хотел узнать, что случилось.
— Ах, так вы, значит, Тобиас Сарториус?
Его брови вздрогнули, лицо приняло насмешливое выражение.
— Да, это я. Убийца двух девушек.
У него была какая-то настораживающе привлекательная внешность. Тонкий белесый шрам, протянувшийся от левого уха к подбородку, не портил его хорошо скроенное лицо, а, наоборот, делал его еще интересней. Что-то в его взгляде пробудило в Пии какое-то странное чувство, и она пыталась понять, что именно.
— Ваша мать вчера вечером серьезно пострадала в результате несчастного случая, — вмешался Боденштайн. — Ночью ее прооперировали, и сейчас она находится в реанимации. Состояние критическое.
Пия заметила, как ноздри Сарториуса на секунду раздулись, а губы плотно сжались. Он, не глядя, бросил валик в ведро с краской и пошел к воротам. Боденштайн и Пия, переглянувшись, последовали за ним. Двор напоминал городскую свалку. Боденштайн вдруг приглушенно вскрикнул и застыл на месте, словно окаменев. Пия оглянулась на шефа.
— Что случилось? — спросила она удивленно.
— Крыса! — выдавил из себя Боденштайн, белый как мел. — Эта тварь пробежала прямо по моей ноге!
— Неудивительно — при такой грязи.
Пия пожала плечами и хотела идти дальше, но Боденштайн по-прежнему стоял на месте, как соляной столб.
— Если б ты знала, как я ненавижу крыс!.. — произнес он дрожащим голосом.
— Ты же вырос в помещичьей усадьбе, — откликнулась Пия. — Уж наверное, там водились крысы.
— Именно поэтому…
Пия удивленно покачала головой. Такой чувствительности она от своего шефа не ожидала!
— Ну ладно, пошли, — сказала она. — Они же видят нас и сами разбегаются. Уличные крысы боятся человека. У моей подруги раньше были две ручные крысы. Это совсем другое. Мы с ними…
— Перестань! — перебил ее Боденштайн и глубоко вдохнул. — Иди вперед!
— Нет, ну надо же!.. — ухмыльнулась Пия, оглядываясь на Боденштайна, который шел за ней по пятам, стараясь не отставать ни на шаг. Опасливо косясь на груды мусора по обеим сторонам узкой дорожки, он готов был в любой момент обратиться в бегство.
— Ой! Еще одна! Да какая жирная! — воскликнула Пия и резко остановилась.
Боденштайн налетел на нее и в панике стал озираться по сторонам. От его обычной невозмутимости не осталось и следа.
— Пошутила! — ухмыльнулась Пия.
Но Боденштайну было не до смеха.
— Еще раз так пошутишь — и обратно пойдешь пешком! — пригрозил он. — Меня чуть инфаркт не хватил!
Они пошли дальше. Сарториус скрылся в доме, но дверь оставил открытой. На последних метрах Боденштайн обогнал Пию и взбежал по ступенькам крыльца, как странник, который после долгого марша через болото ощутил наконец под ногами твердую почву. В дверном проеме показался пожилой мужчина в стоптанных домашних тапках, в замызганных серых брюках и потертой вязаной кофте, свободно болтавшейся на его тощем теле.
— Вы Хартмут Сарториус? — спросила Пия.
Мужчина кивнул. У него был такой же запущенный вид, как и у его двора. Узкое лицо было изрезано тонкими морщинками, и о его родстве с Тобиасом Сарториусом напоминали лишь необыкновенно синие глаза, которые, однако, уже давно утратили свой блеск.
— Сын говорит, что речь идет о моей бывшей жене? — произнес он тоненьким голосом.
— Да, — ответила Пия. — Она вчера серьезно пострадала в результате несчастного случая.
— Проходите.
Он провел их по узкому мрачному коридору на кухню, которая могла бы быть уютной, если бы не была такой грязной. Тобиас стоял у окна, скрестив на груди руки.
— Нам дала ваш адрес фрау доктор Даниэла Лаутербах, — первым заговорил Боденштайн, который быстро пришел в себя. — Согласно свидетельским показаниям, вашу бывшую жену вчера во второй половине дня кто-то столкнул с пешеходного моста на станции Зульцбах-Норд прямо под колеса проезжавшего мимо автомобиля.
— О боже!.. — Хартмут Сарториус побелел и схватился за спинку стула. — Но… кому и зачем это могло понадобиться?..
— Мы это выясним, — ответил Боденштайн. — У вас нет никаких предположений — кто мог это сделать? У вашей бывшей жены были враги?
— У моей матери вряд ли, — вмешался Тобиас Сарториус. — Зато у меня хоть отбавляй. Вся эта проклятая деревня.
В его голосе звучало ожесточение.
— У вас есть определенные подозрения? — спросила Пия.
— Нет-нет, что вы! — поспешно ответил Сарториус-старший. — Я не знаю никого, кто был бы способен на такое.
Пия перевела взгляд на Тобиаса, который все еще стоял у окна. Против света она не могла как следует рассмотреть его черты, но по тому, как он поднял брови и скривил рот, можно было понять, что он с отцом не согласен. Пия почти физически чувствовала гневные флюиды, исходившие от его напрягшегося тела. В его глазах горела давно подавляемая ярость, тлела, как огонек, ждущий лишь повода, чтобы вспыхнуть и испепелить все вокруг. Этот Тобиас Сарториус был бомбой с запущенным часовым механизмом. Его отец, напротив, казался уставшим и бессильным, как глубокий старик. Состояние дома и участка говорило само за себя. Жизненная энергия этого человека иссякла, он в буквальном смысле забаррикадировался от мира обломками собственной жизни. Быть родителями убийцы всегда было несладко, а в такой крохотной деревушке, как Альтенхайн, и подавно — каждый день этих несчастных Сарториусов заново прогоняли сквозь строй. Неудивительно, что фрау Крамер в один прекрасный день не выдержала и покинула мужа. Наверняка мучаясь угрызениями совести. Начать все сначала ей тоже не удалось — об этом красноречиво говорила холодная пустота ее квартиры.