Страница 7 из 86
— Женщина… — услышал он шепот у себя за спиной.
Оливеротто вытянул шею и пристально разглядывал рисунок.
Пико вскочил.
— Что ты говоришь? Что за женщина?
— Эта, мессер. Чудо как хороша, хотя я и видел ее всего какой-то миг!
— Она действительно существует? Когда ты ее видел?
Трактирщик испуганно попятился.
— Почти сразу после появления Морры. Приехали двое всадников и попросили комнату на ночь. Я хорошо помню, потому что как раз тогда нахлынул этот странный народ с римской дороги. Хитрые вероломные чужаки, да к тому же еще и воры.
Пико тоже слышал о появлении толпы пилигримов. Тогда никто не мог сказать, откуда они пришли.
— У всадников не было никакого багажа, зато дорожная одежда отличалась добротностью, — продолжал Оливеротто. — То ли почтенные купцы, то ли аристократы по дороге на охоту, то ли… Они не были расположены к беседе, спросили только подогретого вина и комнату, чтобы отдохнуть. На лестнице один из них остановился и приподнял вуаль берета, который до сего момента был плотно нахлобучен на голову, словно его хозяин прятался от холода. Я дал им свечу, и пламя на миг осветило лицо путника. Вот тогда я ее и увидел. Но не особенно удивился, потому что благородные господа не впервые пользовались моей гостиницей для свидания с дамой, одетой в мужское платье. Моя фамильная тактичность известна во всей Флоренции…
— И что они делали потом?
— Ничего. Как и говорили, на рассвете отправились дальше. Слуги потом сказали, что сквозь сон слышали шум и какое-то движение на конюшне. Когда я встал, их уже не было.
— Женщина была похожа на эту? — настаивал Пико, поднеся рисунок к фонарю.
Оливеротто закивал.
— Да, это была она, — решительно заявил он и протянул руку.
Пико оттолкнул ее: сама мысль о том, что пальцы трактирщика прикоснутся к рисунку, его раздражала. Кто бы ни была эта женщина, она теперь далеко. Он свернул рисунок в трубочку и положил его в сумку.
Лоренцо де Медичи приказал ему привести резчика с собой. Джованни подчинится приказу, но не так, как того ожидает Великолепный.
— Раздобудь мне повозку и несколько одеял, — сухо бросил он трактирщику.
Не прошло и нескольких мгновений, как тот появился на пороге, толкая перед собой огромную тачку. Пико приказал стражникам завернуть тело и бережно связать пелены.
— Закрой комнату, вычисти ее как следует и никому не говори о том, что произошло, пока синьор не разрешит. И учти: проболтаешься — пойдешь под суд за содомию.
Оливеротто с содроганием помог ему погрузить тело на тачку. При этом он непрестанно уверял всех в своей верности синьору, громко призывая себе в защиту собственную славу человека, близкого к дому Паллески, и выкрикивал имена благородных горожан, которые могут за него поручиться.
Эти имена ничего не говорили Пико, зато стражники встретили их смешками: видимо, хорошо знали об их пороках.
Бросив последний взгляд на комнату, чтобы удостовериться, что ничего не пропустил, Пико уже собрался уходить, как вдруг рядом с тюфяком что-то ярко блеснуло. Он вернулся назад.
На земле лежал маленький золотой медальон. Снаружи на его крышке была выгравирована Мадонна с Младенцем на руках. Ленточка, свисавшая с него, так пропылилась, словно он уже давно валялся под кроватью. Вещь явно принадлежала женщине.
Джованни положил находку в сумку и с облегчением покинул это царство смерти. Стражники подхватили тачку и направились к городским воротам.
Пико, опустив голову, следовал за этой пародией на похоронную процессию: без факелов, без священников, без надежды. У ворот ему пришлось немало потрудиться, чтобы уговорить стражу пропустить его вместе со страшным грузом. Отпрянув от источника зловония и стараясь держаться как можно дальше, они пошарили копьями под лохмотьями, прикрывавшими труп, и в страхе отошли.
— Что за чертовщину ты тащишь в город, несчастный? — крикнул командир стражи, не обращая внимания на форму дома Медичи.
— Жителя Флоренции, вернувшегося для погребения, — ответил Пико.
— Да ты его не хоронить хочешь, а, наоборот, только что из могилы выкопал! Пошел вон вместе со своим ужасом!
Джованни решил было использовать авторитет Великолепного как щит. Но назвать имя покровителя означало бы впутать его в эту темную историю.
И тут ему в голову пришла мысль.
— Его ждут в анатомическом театре госпиталя Невинных младенцев [15], чтобы изучить. Похоже, этот человек и вся его семья умерли от какой-то неизвестной болезни.
Стража отскочила, давая пройти.
— Ладно, проходи, черт бы вас всех побрал! — крикнул вслед старший в отряде, прикрывая рот рукавом.
Пико миновал ворота, прошел еще с сотню шагов и сделал спутникам знак остановиться.
— Разве мы не идем к госпиталю, как вы сказали? — спросил старший из стражников.
— Нет, у меня есть идея получше, — ответил Пико, пряча хитрую улыбку. — Отнесите тело в сообщество Святого Луки и сдайте его приору для погребения.
— Как? В такой час?
— Но ведь он заботится о здешних художниках. А этому несчастному очень нужна поддержка, даже в такой час, — отозвался юноша, представив себе надутую физиономию приора, разбуженного дважды за ночь: один раз из-за живого, второй — из-за мертвого.
Палаццо Медичи
Вдали, на виа Лата, темноту, царившую в городе, разрывали яркие отблески. Это горели факелы на фасаде дворца Медичи. Его длинная массивная стена прерывалась только там, где над центральным входом располагалась лоджия. Козимо Старший заказал ее своему архитектору Микелоццо, чтобы хоть как-то облагородить мрачное зубчатое здание, больше похожее на бастион. И внушить жителям Флоренции, что этот дом, открытый городу, — вовсе не пристанище тирана и каждый может найти там тень в летнюю жару и укрыться от ледяного дождя зимой.
Неплохой способ усмирить зависть, которую народ обычно испытывает к власть имущим, особенно если они слишком богаты и молоды. Такая зависть обычно вооружает убийц.
Лоренцо все еще был в той же одежде, что и на пожаре. Глаза его покраснели от бессонной ночи. Должно быть, он просидел все это время в кабинете, ожидая Пико.
— Ты нашел резчика? Почему не привел его с собой? — спросил он, разочарованно глядя на дверь.
Вместо ответа Джованни с изумлением разглядывал стену за спиной Великолепного. Там висела рама, закрытая двумя деревянными створками, — единственный предмет, украшавший голые стены кабинета.
Юноша всегда считал, что в ней находится какой-нибудь святой образ, необходимый его покровителю для молитвы, но сейчас он впервые заметил, что створки раскрыты. Пико машинально пошарил в сумке в поисках рисунка, развернул листок и поднес его к маленькому портрету, висящему на стене. Кисть художника запечатлела в профиль обнаженную женщину, стоящую у окна, за которым виднелся какой-то дикий пейзаж.
— Да ведь это она, та же самая женщина! — пробормотал он, сравнивая изображения.
— Что такое? Что это у тебя в руках? — вскричал Лоренцо, подошел и выхватил листок у Пико из рук.
Бегло взглянув на рисунок, он вздрогнул и перевел глаза на стену.
— И верно… — прошептал он, бестрепетно держа рисунок как раз за то самое место, что было запачкано кровью. — Симонетта… Кто это нарисовал? Фульдженте? Где он?
Пико коротко рассказал о том, что увидел в сенном сарае.
— Резчика, конечно, убили. И похоже, что гибель печатника всего лишь второй акт той же трагедии. Нам ничего не известно ни о целях, ни о средствах, знаем только, что трагедия жестока.
Лоренцо будто не слушал. Его охватила странная тревога. Он перебегал глазами с одного портрета на другой, потом на Пико, молчал и все больше мрачнел.
15
Госпиталем Невинных младенцев во Флоренции назывался воспитательный дом.