Закон тени

— Будите приора, и поскорее! — приказал Лоренцо.

Двое людей из свиты Великолепного тут же принялись барабанить в дверь древками копий. Глухие удары разнеслись по всей улице.

Где-то рядом залаяла собака, и сразу всполошились все окрестные псы. Не обращая внимания на собачий гвалт, солдаты продолжали молотить в дверь. Пико увидел, как в щелях окна на первом этаже метнулось пламя свечи, потом осторожно приоткрылись ставни.

— Что вам надо, лоботрясы? — раздался голос, который изо всех сил старался быть грозным, но не мог побороть дрожь. — Тревожите покой мирных горожан среди ночи!

— Варелло, с вами хочет поговорить Лоренцо де Медичи. Он извиняется за неудачное время и за свою бестактность.

Ставни открылись, из окна высунулась голова. На секунду вспыхнула свеча. Человек что-то смущенно пробормотал, потом исчез, но сразу снова появился в проеме двери как был, в ночной сорочке и колпаке.

— Мой повелитель, если бы я знал… — начал он, но Лоренцо прервал его извинения, склонившись в почтительном поклоне.

— Сер Варелло, я еще раз прошу прощения за то, что нарушил ваш сон. К сожалению, заботы о государстве лишают меня покоя, который ночь дарует простым гражданам. Я нуждаюсь в вашей осведомленности.

Все еще извиняясь, Варелло посторонился и бросил подозрительный взгляд на вооруженную свиту высокого гостя.

— Вы приор братства Святого Луки, — начал Великолепный. — Известен ли вам некий Фульдженте?

— Фульдженте? Что за Фульдженте? — спросил Варелло после секундного молчания.

— Кажется, резчик, гравер. Я ничего о нем не знаю, кроме имени, но подумал, что вы должны иметь какие-то сведения.

— Фульдженте… Не припомню ни одного в нашем цеху. Хотя… Фульдженте, говорите? Несколько лет назад был у нас коллега по имени Фульдженте Морра, но он уже давно не живет во Флоренции. А почему вы о нем спрашиваете? Что он натворил?

— Вы полагаете, что он что-то натворил? Расскажите-ка о нем, — отрезал Великолепный.

Приор помедлил, несколько раз откашлялся, словно подбирая слова, потом задрал подбородок и с торжественным видом начал:

— Синьор Лоренцо, вам известны правила и обычаи нашего сообщества. Оно основано более ста лет назад, чтобы поддерживать тех, кто занимается изобразительным искусством, соблюдать их интересы, руководить познаниями и хранить тайны. Вы хотите, чтобы именно я, приор, нарушил его устав? Тем более в чужом присутствии? — прибавил он, покосившись в сторону юноши.

Лоренцо приоткрыл рот. Казалось, еще мгновение — и он в запальчивости что-нибудь ответит, но лишь сжал кулаки.

— Нет, я понимаю ваши добрые намерения, — произнес Лоренцо спокойно. — Но времена меняются, и все меняется вместе с ними. Возможно, в прошлом желание искусства отгородиться от всеобщего любопытства и было справедливо. Но так происходило, когда оно служило для иллюстрации слова Божьего в церквях. Однако в нашем веке искусство вышло за пределы священных территорий, распространилось по улицам и площадям, вошло в нашу жизнь и теперь стремится не спустить с небес божество, а поднять на небеса человека. Прекрасное должно повсюду сопровождать нас, а не внушать благоговение своим блеском. Ваше сообщество тоже быстро перестроится в новую академию, где станет нормой стремление не сохранить знание в тайне, а сделать его всеобщим достоянием. Я прошу вас всего лишь сделать шаг в этом направлении. Уверяю, я буду вам благодарен.

Последнюю фразу приор воспринял с явным удовольствием.

— Морра родом из Пезаро. Несколько лет назад он перебрался во Флоренцию, в мастерскую Филипепи…

— Мастро Сандро? Боттичелли? [12] — удивленно перебил его Великолепный.

— Да. Они были друзья, соратники по искусству. В манере письма эти мастера так походили друг на друга, что произведения одного с успехом заменили бы творения другого. Поговаривают, что они менялись, выполняя заказы: начинал один, а завершал другой. Наверное, соединяться в одно целое было в характере их отношений… надо сказать, из ряда вон выходящем.

— Я хорошо знаю натуру нашего Сандро, — заметил Лоренцо. — Но такова уж дань, которую природа платит искусству. Ведь что есть талант, как не божественное нарушение равновесия? Сандро Боттичелли за это платит, как и другие великие творцы.

— Может, оно и так… Конечно, Боттичелли… Но мы говорили о Фульдженте. Итак, они все делали в тесном сотрудничестве. Знаете, многие перешептывались о таком необычном единении двух молодых, полных сил людей, — продолжил приор, и тон его вдруг стал скользким. — Фульдженте и не делал тайны из своей платонической страсти… Ну, вы понимаете, о чем я… Он был человек эксцентричный… запутавшийся в своих странностях…

Пико подавил улыбку. Приор превозносил себя как хранителя тайн искусства, а вот секреты художников выбалтывал без зазрения совести. Да и в конце концов, если во Флоренции начать преследовать всех содомитов, кто бы они ни были, художники или нет, то никаких галер не хватит.

Великолепный отвел глаза, притворившись, что не заметил намеков, и хмыкнул, словно подбадривая приора.

— А потом их дружба внезапно прервалась. Фульдженте исчез из Флоренции. Говорили об ужасной ссоре. Дело будто бы дошло до поножовщины. Он уехал в Рим, где, по слухам, получил приглашение работать резчиком при курии. Я знаю, что он провел там несколько лет и очень… С тех пор…

— А из-за чего была ссора?

Приор пожал плечами.

— Говорили, что дело обычное, мужское, но ходил и другой слушок.

— Какой?

Варелло подошел поближе, украдкой бросил взгляд на свиту, будто желая удостовериться, что никто не услышит.

— Причина была темная. Один из них якобы занялся некими практиками, которые называть не положено, и вступил в сделку с адскими силами, чтобы усовершенствовать свое искусство и взять полную власть над другим, который был ему и другом, и соперником.

— Почему вы говорите «один из них»? О Боттичелли тоже ходили такие слухи?

Приор снова пожал плечами.

— Весьма смутные. Но они тотчас же прекратились, как только исчез Морра.

— А могло так случиться, что Фульдженте вырезал новый, необычный шрифт? — спросил Лоренцо. — Послушать вас, так он был вполне на это способен.

Варелло немного поколебался.

— Морра мастерски владел резцом. У него были просто волшебные руки. А вот что до творческого воображения… он никогда его не проявлял. Разве что и вправду заключил договор с нездешними силами…

— Вы знали, что он вернулся во Флоренцию?

— Нет, даже мысли такой не было, — удивленно отозвался приор.

Похоже, он говорил искренне. Лоренцо на минуту задумался, потом церемонно поклонился и под растерянным взглядом Варелло резко повернулся, сделав Пико знак следовать за ним.

— Вот и Фульдженте Морра туда же! — пробормотал Лоренцо на лестнице. — Если он здесь инкогнито и сохранил привычки, о которых поведал приор, то, скорее всего, остановился в гостинице Оливеротто, сразу за Римскими воротами. Там собираются люди подобного склада. Я хочу с ним поговорить, допросить его. Если он убил печатника, надо разобраться зачем.

— Вы думаете, это его рук дело?

— Почему бы и нет? Амбиции, соперничество. Ненависть. Порой само по себе желание превзойти других служит первым толчком к душевному разложению, — мрачно заметил Лоренцо.

— И он смог бы разрушить собственный труд, убив Немца? — возразил Пико.

Великолепный ничего не ответил и жестом подозвал стражу, ожидавшую на улице. Юноша подумал, что Лоренцо станет спорить, но тот хранил молчание.

— Думаю, мы сейчас пойдем в гостиницу, — сказал Джованни, чтобы вызвать Великолепного на продолжение разговора.

— Нет, я хочу вернуться к себе в кабинет. Мне надо подумать. Если пожар — сигнал к какому-нибудь заговору против Медичи, то я должен быть среди своих. В гостиницу пойдешь ты. Но я не могу ждать дольше часа. Вели его арестовать и привести во дворец. Я буду там.

12

Алессандро ди Мариано ди Ванни Филипепи (1445–1510) по прозвищу Боттичелли (Бочонок) — итальянский живописец тосканской школы, ученик Филиппо Липпи.