Закон тени

Пико был озадачен.

— На чем же держится государство, если одна его часть в постоянной вражде с другой? И как Альберти удавалось выкручиваться? Вы говорите, он держал сторону Колонны. И в то же время имел должность в курии?

— В этом особенность Рима и его сила: в Риме правит не конкретный принцепс, а преходящая власть, и длительность правления в руках Божьих. Все склоняются перед этой властью в надежде, что завтра колесо Фортуны повернется в их сторону. То, что сегодня в руках Орсини, завтра перейдет к Колонне, а послезавтра — к Савелли или Вителлески. Все преклоняют колени перед папской тиарой и плетут заговоры, чтобы ею завладеть. В таком согласии Рим живет уже тысячелетие. Но если явится настоящий правитель, город разлетится вдребезги, как стеклянный колокол, в который позвонили ударом молотка.

— Не может быть, — задумчиво промолвил Пико.

Манетто подошел к окну.

— Как на карнавале, который разгулялся на улицах, — неожиданно заметил он. — Круговращение масок, а лиц не видно. Вы ничего не заметили, сер Пико?

Юноша оторвался от своих мыслей.

— Карнавал? Весь город в праздничной лихорадке. Может, чересчур возбужден для столицы христианского мира.

Манетто бросил на него взгляд.

— Именно так. Есть в этих днях что-то нездоровое, какой-то яд поражает улицы и заражает людей, как миазмы с болот Агро-Романо. И так каждый год.

Пико пожал плечами.

— Может, такова природа праздников? Разве нарушение всех правил, скрытое под масками, не связано с языческими обрядами? Древние римляне на несколько дней открывали железную дверь, чтобы выпустить наружу богов подземного мира. С течением веков эти обычаи стали забываться, но праздник сохранился во всей Италии. И он источник радости, а не тревоги.

— Рим — город не такой, как все. Вы никогда об этом не думали, Пико? Его время отмечено кровью. Вспомните мифы о возведении Ниневии, Трои, великого Вавилона. Любовь богов к земным женщинам, подвиги героев. Или прибежище для народов, которые вынуждены сняться со своих выжженных земель, но которых ведет надежда. Таковы наша Флоренция или Венеция. А Рим, родившийся на месте крови, пролитой братьями, этот кровавый след тащит на себе сквозь века.

— И это делает карнавал таким жестоким? — недоверчиво заметил Пико.

Собственные слова напомнили ему горькую отповедь Лоренцо. Может ли величие покоиться на жестокости? И величие Рима тоже не избежало этого проклятия?

— Не карнавал, друг мой, — ответил Манетто. — Я в Риме уже много лет и представляю дом Медичи еще со времен Козимо. Я хорошо изучил этот город и знаю, каков он на поверхности и что таится в его глубинах. Жажда разрушения законов проявляется здесь по-разному. Наверное, вам не помешало бы увидеть хотя бы один случай собственными глазами. Начните, к примеру, с забега на горе Тестаччо. Он состоится сегодня после часу дня.

— Что-то мне не хочется присутствовать при игрищах, сер Манетто.

— Игрищах? Может, и так, но люди как дети. В играх видно, кто из них вырастет, как в змеином яйце виден свернувшийся змееныш. Выпейте еще глоток, вам не помешает.

Отдав несколько распоряжений привратнику, Манетто проводил Пико на улицу. Они вышли на берег напротив острова Тиберина. В этом месте вся река была покрыта множеством разных лодок. Крупные, груженные зерном баржи шли на разгрузку в порт Рипетта, а вверх и вниз по течению сновало множество мелких суденышек, с трудом лавируя и пробивая себе дорогу.

Дула трамонтана, и холод пробирал до костей. Дрожа и стараясь согреться, Пико завернулся в плащ. Вода отливала свинцом, и по течению плыли куски льда. Манетто перегнулся через загородку и крикнул маленькую лодку, плывшую недалеко от них к устью.

— Эй, лодочник, довезешь до ворот Портуенсе?

А потом, когда лодочник принялся грести в их сторону, Манетто тоже заметил плавающий в воде лед.

— У нас так всякий год. Каждая зима холоднее предыдущей. Говорят, все Апеннины покрыты снегом, и льдины от истоков Тибра доплывают сюда.

— На севере тоже погода неустойчивая. В прошлом году замерзла венецианская лагуна. Войска, которые шли осаждать Феррару, двигались по льду вместе с лошадьми и повозками, — отозвался юноша. — Похоже, земля гаснет, как свеча, у которой выгорел фитиль.

— Говорят, всему виной Венецианская республика. Они вырубают леса в Карнии на строительство кораблей, и без этого естественного заслона холодные ветра из Германии беспрепятственно проникают за Альпы и бушуют во всю силу.

Пико недоверчиво нахмурился.

— Считаете довод неубедительным? — осведомился Манетто, следя глазами за лодочником.

Тот уже подгреб к отмели и с силой воткнул весло в грязный песок, приглашая их садиться.

— Не думаю, что этого достаточно, чтобы объяснить такой серьезный феномен, — ответил Пико, прыгая в лодку.

Манетто прыгнул следом. Они уселись на рассохшиеся скамейки.

— Я считаю, что в огромной массе земли находятся в постоянном движении мириады атомов и это дает тепло. По каким-то причинам это непрестанное движение, в ходе вечного падения в пустоте, подвержено колебаниям.

Манетто с видимым интересом вслушивался в теорию Пико. Потом помотал головой.

— Ведь это логично, вы не находите? — спросил Джованни.

— Может быть, но я не стал бы об этом распространяться. По крайней мере, здесь.

Флорентинец указал на башню колокольни, нависшей как раз над их головами на вершине холма, который плавно спускался к берегу.

— Мы почти приехали.

Лодка причалила. В этом месте полосу прибрежного песка с двух сторон окружали развалины старинного здания длиной в несколько сотен шагов. Арки и пристани обвалились, и из воды здесь и там торчали мраморные блоки.

— Тут когда-то был главный порт Рима, — сказал Манетто. — Теперь он заброшен, хотя каждый из пап пытается привести его в рабочее состояние, чтобы открыть навигацию в сторону Остии.

На коротких участках сохранившейся набережной виднелись сваленные в кучи ящики и бочки, словно только что сгруженные с какой-нибудь баржи. Но повсюду царил дух запустения, и земли вокруг бывшего порта заросли чахлым кустарником, над которым в поисках пищи кружили стаи ворон.

Следуя за своим спутником, Пико шел по тропинке вдоль полуразрушенной стены. С той минуты, как они сошли на берег, до них, несмотря на пустынную местность, все время доносился смутный шум многих голосов, как будто где-то поблизости собралась большая толпа. Иногда шум прорезал приглушенный рев, похожий на мычание. По мере того как они поднимались на небольшой холм, находившийся прямо перед ними, голоса слышались все отчетливее. Крики и пение сопровождали звуки каких-то духовых инструментов и рокот барабанов. Поначалу им было не видно, что происходит за подъемом. Но потом тропа свернула, и они оказались в небольшой долине у подножия холма, как по волшебству, попав в самую гущу толпы.

— Это Черепковая гора, — пояснил Манетто юноше, который с любопытством оглядывал кишащих вокруг оборванных людей. — Я вам говорил, что у нас полно карнавалов. Перед вами один из них.

Снова прозвучала барабанная дробь. Она доносилась с верхушки холма, где шевелились какие-то темные фигуры. Джованни вгляделся и различил форму солдат Ватикана. Они хлопотали вокруг чего-то, напоминавшего сваленные в кучу большие ящики. Барабаны опять загремели. Теперь к их звуку присоединилось сиплое мычание, которое юноша уже слышал издалека, но не мог определить, что это такое.

— Они что, быков там режут? — удивленно обратился Пико к флорентинцу.

— Нет, это удовольствие они предоставят досточтимым квиритам [44],— иронически отозвался тот.

В этот момент воздух прорезал сигнал грубы, и ему ответил радостный вопль толпы. Солдаты на вершине холма наклонились над ящиками и столкнули их вниз.

Раскачиваясь на ходу и подпрыгивая на кочках, ящики покатились по склону, все убыстряя движение. На самом деле то были не просто ящики, а маленькие тележки.

44

Квиритами называли граждан Древнего Рима.