Тайна похищенной карты

— Ты очень многое для меня сделала, Мара. Договорилась с китайцами, что именно я возглавлю исследовательскую группу по изучению карты, хотя это не моя специализация.

— Бен, это самое малое, что я могла для тебя сделать. Я ведь заставила тебя пожертвовать твоим истинным открытием — Шаролой, взяв обещание хранить тайну.

— Знаешь, мне захотелось кое-что тебе подарить. По многим причинам. — Бен умолк, потянулся к своему неизменному рюкзаку, откуда вынул тубус и передал через стол Маре.

— Что это? — спросила она.

— Открой и увидишь.

Сняв крышку, она заглянула внутрь. Там лежал свернутый документ.

— Позволь, я угадаю. Еще одна карта пятнадцатого века? — пошутила Мара.

Бен не рассмеялся.

— Разверни. Осторожно.

Мара засунула руку в тубус, чтобы вынуть документ. Едва коснувшись его, она безошибочно узнала текстуру древней шелковой бумаги. На такой бумаге создавались карты. Она недоуменно уставилась на Бена, который сидел с серьезным выражением, такой красивый в своем профессорском твидовом пиджаке и потертых джинсах.

— Смелее, — подбодрил он ее.

Она решительно вынула свиток. Взявшись за деревянные ручки, начала аккуратно разворачивать. При каждом повороте показывался кусочек цветущего лотоса — одинокого, скорбного белого цветка, растущего из темной воды. В центре свитка располагался рисунок, правую сторону украшали элегантные иероглифы, а слева стояла красная печать.

Красота рисунка очаровала Мару.

— Прямо дух захватывает, Бен. — Тут она узнала рисунок и растерялась. — Он в точности как цветок в правом углу китайской карты.

— Знаю, — кивнул Бен. — Помнишь, я говорил тебе, что мы нашли еще один свиток в шкатулке китайского картографа? Рисунок.

В глубине сознания засело слабое воспоминание о том, как он упоминал еще один свиток, но тогда ей это показалось неважным.

— Да…

— Так вот, это и есть тот самый рисунок, — улыбнулся Бен.

— Тело в могиле, видимо, принадлежит картографу. А этот рисунок наверняка предназначался Шу.

— Да.

— И ты хочешь подарить его мне?

— Совершенно верно.

— Бен, ты не можешь так поступить. По закону этот рисунок должен остаться в Китае вместе с картой. Он станет частью твоего исследования.

— Мара, именно ты научила меня, что правомочный владелец произведения искусства не всегда определяется законом.

Мара отпрянула, услышав, как ее же собственная сентенция использована против нее.

— Я не вижу ни одной причины, по которой могу считаться правомочным владельцем карты. А как же Китай? — Свернув рисунок, она передала его Бену: — Я высоко ценю твой жест, но прошу, Бен, забери свиток в Китай.

— Помнишь, что я рассказывал тебе о символизме лотоса?

— Помню. — У нее сохранилось смутное воспоминание о том первом разговоре с Беном. — Кажется, ты говорил, что лотос — это цветок, который растет из грязной воды. И символизирует женскую чистоту.

— Он также воплощает своего рода возрождение: водяная лилия поднимается над грязью материального мира и достигает чистой, неповторимой красоты. — Бен умолк, словно этого заявления было достаточно, чтобы понять причину, по которой он дарит ей рисунок.

— Ну и?..

Мара всегда сознавала важность иконографии для своей работы, но сейчас не видела связи между символизмом лотоса и ее правом владеть произведением искусства.

— А еще это приглашение к союзу. О чем говорит надпись под рисунком.

До Мары начало доходить.

— Неужели не понимаешь?

Она поняла. Но покачала головой, не зная, что сказать.

— Лотос — это ты. И рисунок принадлежит тебе по праву.

Бен поднялся со стула и опустился на колено рядом с Марой. Свиток он положил ей в руки.

— Это твое. Но если ты действительно считаешь, что не можешь принять подарок, то тебе придется полететь в Китай и вернуть его мне лично. И в том и в другом случае я буду доволен.

Он сжал ее лицо обеими ладонями и поцеловал. Впервые. На какой-то момент Мара даже забыла, перед какой дилеммой он ее поставил.

— Надеюсь скоро тебя увидеть, — сказал Бен, прикоснувшись напоследок к ее щеке.

Мара смотрела ему вслед, пока он уходил из ресторана. Она не знала, как поступить с сокровищем, которое он ей доверил. Закон диктовал одно решение, а ее желание — как и, вероятно, желание картографа — диктовало совсем другое.

С каждым шагом Бена, приближавшим его к двери, она все крепче сжимала пальцы вокруг свитка. Бен исчез из виду, оставив Мару с рисунком, который она крепко держала, как стебель прекрасного распустившегося цветка.

61

Весна 1500 года

Лиссабон, Португалия

Настоятель Жуан Фигераду стоит у входа в личную часовню короля Мануэла, построенную в память об Ависской династии. Он наблюдает, как два рыцаря ордена Христа заколачивают досками алтарь с «Поклонением святому Винсенту». Жуан подходит ближе и преклоняет колени. Он прощается с портретами короля Альфонса V, короля Жуана II, принца Генриха Мореплавателя и самого святого Винсента.

Жуан остается перед алтарем до тех пор, пока к нему не приближается один из рыцарей.

— Настоятель Фигераду, простите меня, но мы должны просить вас покинуть часовню. Орден приказал нам ее запечатать.

— Я понимаю, сын мой. Позволите мне остаться на минуту одному, прежде чем вы приступите?

— Конечно, настоятель.

Рыцари собирают инструменты, складывают их возле кованой решетки у выхода и оставляют священника в маленькой часовне. Жуан поднимается с колен и в последний раз обходит вокруг мраморного постамента, украшенного излюбленными морскими мотивами короля Мануэла. Он думает об Антонио.

Жуан знает, как страдал Антонио от личной глубокой печали и гнева. И все же он не понимает, что заставило друга совершить такой безрассудный поступок: попытаться разрушить алтарь, украсть карту; рыцарям ордена Христа ничего не оставалось, как убить его. И вот теперь Ависскую часовню закрывают навсегда. В томарской Шароле будет создан новый этаж в честь мореплавателей.

Глаза священника наполняются слезами, он скорбит о потерянном друге. Утешением ему служит лишь тот факт, что Антонио перед смертью достиг согласия с Богом.

— Настоятель. — Мысли священника прерывает рыцарь — к счастью, не тот, кто несет ответственность за гибель Антонио. — Пора.

Жуан покорно кивает и направляется к выходу, когда громкий скрип заставляет его обернуться. Один из рыцарей вынимает деревянную скульптуру архангела Рафаэла из ниши между двух центральных досок «Поклонения святому Винсенту». Священника передергивает. Рафаэл, защитник пилигримов и путешественников, ничего не предпринял, чтобы оградить Антонио от беды, пусть даже тот сам был виноват.

Слышится колокольный звон монастыря Святого Винсента. Настоятель Фигераду покидает часовню. Его ждут в церкви. Он должен провести похороны Антонио, чтобы они прошли достойно, как заслуживал покойный. Ведь Антонио не был вором. Он был ему другом. А еще он был картографом.

От автора

Недавно мой брат Коули спросил, слышала ли я когда-нибудь об адмирале Чжэн Хэ времен династии Мин. Когда я ответила «нет», он удивился. Все-таки каждый из нас провел в Китае значительный период, а там адмирал считается легендарной фигурой. Коули рассказал, что в начале XV века Чжэн Хэ собрал такой огромный и великолепно оснащенный флот, что по сравнению с ним европейские корабли того периода казались игрушечными. Предполагаемая доблесть такой армады породила теории, что Чжэн Хэ совершил географические открытия за многие десятилетия до того, как это сделали прославленные европейские исследователи.

Я была заинтригована. Поэтому, приступив к сбору материала для второй книги, я начала читать о Чжэн Хэ. Оказалось, что он действительно был внушительной фигурой — как в буквальном, так и в переносном смысле: мусульманин, евнух, ближайший советник знаменитого императора Юнлэ династии Мин, главный адмирал не имевшего себе равных флота. А еще я поняла, почему никогда не слышала об этой удивительной личности. Ведь после возвращения адмирала из очередного похода на китайский трон взошел новый император. По совету вернувших себе власть мандаринов он издавал указы, запрещающие не только все будущие экспедиции, но и предписывающие уничтожение всех свидетельств о прошлых морских путешествиях — под страхом смерти.