Темная сторона луны

И словно этого было мало, как Хиллборо вам уже доложил, в пятницу вечером мне надо было раскрыть свой большой рот и рассказать им про «Сокровище Эббота Томаса». Да, это я затеял рассказы о призраках! И разумеется, я начал хихикать, хотя не очень громко, когда потом стали происходить разные случаи. Это из-за Мэдж; думаете, я хочу огорчить эту маленькую девчушку больше, чем надо? Она совсем не всадница-амазонка, она нежная, она не может это вынести. Я надеялся, что могу смехом отвлечь ее от страха, даже если это не очень-то получилось. Вы разве не видели ее лицо минуту назад, когда мы здесь распространялись о томагавках?

– Тогда ради справедливости в отношении мисс Мэйнард, – пропыхтел доктор Фелл, – могу я предложить вам открыть дверь, чтобы мы могли к ней присоединиться?

Янси открыл дверь. Доктор Фелл, тяжело переваливаясь, решительно направился в библиотеку, за ним двинулись сначала Камилла, потом Алан, а потом и сам Янси с Рипом и Бобом Крэндаллом.

Мэдж в коричнево-бежевом платье снова сидела на софе, обитой желтым атласом. Янси и Рип промаршировали к этой софе и встали подле нее, словно гренадеры. Доктор Фелл занял место спиной к камину и обратился к Алану:

– Есть идеи, мой дорогой друг?

– Пока никаких. Во что бы вы в этот раз ни угодили, решение проблемы здесь, вероятно, будет очень странным.

– Сэр, – ответил доктор Фелл, пыхтя и теребя ленточку на очках, – это не просто решение проблемы. Это очень странная проблема, даже если ее рассматривать просто как проблему.

– Вы имеете в виду, – вскричала Камилла, – «то, что идет следом, не оставляя следов»?

– Не обязательно. Я ссылаюсь на аспект, который, как мне кажется, не приходил вам в голову. Архонты афинские! Могу я рассчитывать на вашу общую снисходительность, если попытаюсь собрать в кучку свои разбежавшиеся мозги и сконцентрироваться на минуту-другую?

И он оперся на свою палку-трость и стал, моргая, глядеть на ковер. Боб Крэндалл неуверенно пошевелился. Камилла прошла к роялю и села за него. Алан инстинктивно последовал за Камиллой, остро ощущая ее близость.

Молчание затянулось. На стойке рояля не было нот, но Камилла в них не нуждалась. Все еще молчали, когда она начала негромко играть. Звуки рассыпались и зазвенели в большой комнате. И вдруг доктор Фелл поднял голову.

– Мендельсон! – прорычал он.

Все подскочили. Руки Камиллы соскользнули с клавиатуры.

– Это не Мендельсон, доктор Фелл! Это была жалкая попытка сыграть Шопена; боюсь, я играю не очень хорошо. И я не знала, что вы музыкальны.

– Музыкален? – повторил доктор Фелл, очумело разглядывая ее. – О боже! О Бахус! У меня есть всего одно воспоминание, которое очень отдаленно можно описать как музыку. Давным-давно у меня была страсть с моими приятелями распевать у пианино «Дорогу в Мандалей» или другие подобные песенки, испытывая терпение самых снисходительных соседей. Нет, определенно, так не пойдет!

– Что «не пойдет»? – потребовал ответа Рип Хиллборо. – Послушайте, Гаргантюа, о чем вы вообще?

Доктор Фелл палкой указал на окна.

– По дороге едет машина, – объявил он. – Я склонен думать, хотя не совсем уверен, что это возвращается миссис Хьюрет.

– Да! – согласилась Мэдж, приподнявшись с софы, чтобы посмотреть. – Это точно Валери! Она выбежала отсюда, как будто не могла больше все это выносить, но на самом деле ее ничто не обескуражит. Вот она, мистер Крэндалл! Ваша подружка вернулась!

– Моя подружка, вот как? Моя подружка, ради Христа!

– По крайней мере, сэр, вы скрываете ваши намерения, – заметил доктор Фелл. – Так тоже не пойдет! Давайте же встретим эту леди со всей обходительностью, на которую только мы способны.

Но они не встретили ее, в этот момент они ее даже не увидели. Поскольку дверь в холл была широко распахнута, все лишь услышали, как открылась и закрылась входная дверь. Они услышали голос Валери Хьюрет, произнесший кому-то одно-два слова, вероятнее всего, Джорджу. Ее каблуки процокали по холлу и вверх по лестнице в конце его.

– Вот интересно, – сказала Камилла, – интересно, почему она вернулась?

– Ох, Камилла! – воскликнула Мэдж. – Какая разница, почему она вернулась? Ей всегда рады, разумеется, независимо от того, с каким мужчиной она заигрывает. Я надеялась, что доктор Фелл нас хоть немного просветит. Да, доктор Фелл?

– Мисс Мэйнард, это зависит от разных причин. Я гадал…

Мэдж необыкновенно воодушевилась:

– Вы гадали насчет классной доски, не так ли? Почему в этом музее стоит классная доска? И насчет томагавка?

– Мэдж, милая, – сказал Янси Бил, – ты забыть не можешь про этот чертов томагавк?

– Это подлинный восемнадцатый век! Я никогда их ни с чем не ассоциировала, кроме индейцев. Но знала ли ты, Камилла, что во время французской и индейской войны британские войска в этой стране были вооружены томагавками точно так же, как штыками? Это небольшой топорик, им пользовались, чтобы прорубать дорогу через подлесок. Но я узнала об этом, быстро проговорила Мэдж, – за неделю до вечеринки.

Папочку попросили прочитать лекцию о старинном оружии для небольшой группы старшеклассников. Шесть человек вместе с учителем истории приехали сюда в пятницу после полудня, это было, наверное, тридцатого апреля. Папочка поставил доску в той комнате…

– Прошу прощения, мисс Мэйнард, – перебил ее доктор Фелл. – По дороге сюда, на расстоянии менее чем брошенного камня от этого дома, мы проезжали довольно изысканное здание средней школы из оранжево-желтого кирпича, с датой «1920». Ваша группа старшеклассников прибыла из этой самой школы?

– Из «Джоэль Пуансет»? Нет, конечно нет!

– Конечно нет?

– Туда теперь никто не ходит; она закрыта, хотя человек из соседнего коттеджа присматривает за зданием. Говорят, им больше нельзя пользоваться, но у них есть деньги, чтобы построить на том же самом месте современное здание. В следующем месяце они начнут сносить его, а потом заменят…

– Знаю, не рассказывай мне! – вмешалась Камилла. – Они заменят его одной из этих жутких одноэтажных построек, которые мы видим повсюду, на вид дешевых и хлипких, как курятник, но очень популярных, потому что они состоят в основном из стекла, и их строительство обходится в целое состояние.

– Камилла, – заметил Алан, – возможно ли, что есть что-либо современное, что тебе не нравится?

– Алан, – вскричала Камилла, – возможно ли, что есть что-либо современное, что тебе нравится?

– Да. Это личная тема, которую я предпочел бы обсудить с тобой в частной беседе.

– Понимаю. Тебе хочется поиздеваться надо мной в частной беседе, равно как и на публике, так? Ну, у тебя не будет такой возможности! Ты ведь что-то рассказывала, Мэдж?

– Я говорила вам, – ответила Мэдж, – про лекцию о старом оружии для старшеклассников. Шестеро довольно славных детей, три девочки и три мальчика, со своим учителем истории были здесь после полудня. Папочка обожает читать лекции, хотя никогда в этом не признается; он обожает стоять у этой доски и объяснять все с помощью цифр и диаграмм. Когда он закончил, то сказал Джорджу, что доска может там остаться на некоторое время; и с тех пор она там и стоит. Я тоже слушала эту лекцию, вот откуда я знаю, что томагавки состояли на вооружении колониальных войск. – Она замолчала. – Ради всего святого, Рип, в чем дело?

– Ни в чем, Мэдж. Но разве ты не видишь, что это снова ведет нас по тому же старому замкнутому кругу?

– Ведет нас куда?..

– Прямиком обратно к папаше Мэйнарду. Послушай, Мэдж, не пойми меня неправильно. Я ни слова не говорю против твоего старикана!..

– Лучше и не пробуй!

– Но ты уверен, что ты его понимаешь?

– А ты его понимаешь, сынок? – спросил Янси Бил.

– Я льщу себя надеждой, что знаю человеческую натуру. – В осанке Рипа снова появилась агрессивность. – Мэдж говорит, что он скорее предпочтет быть мертвым, чем безмозглым, и она права. Но предположим, только предположим, Каменная Стена, что он что-то имеет против тебя, или против меня, или против кого угодно вообще. И предположим, что он каким-то образом сумел разобраться, как человек может пройти по грязи или мокрому песку, не оставляя следов. Вот это было бы достаточно умно и тонко, не так ли?