Страница 7 из 12
Вот и опушка леса. Василия не видать. Проеду еще немного. Я откинул люк — так хоть что-то видно, не то что через узкую щель.
Впереди забелело пятно. Никак, боец в нательной рубахе немцев своим видом пугает? Точно!
Я подъехал поближе и дернул оба рычага на себя. Танк немного клюнул носом и встал.
— Ты чего, сдурел — под гусеницы лезешь?
— Живой? И танк угнал?
— Полезай в танк.
Я отпер боковой люк. Василий сначала забросил гимнастерку с консервами, потом попытался закинуть ручной пулемет.
— Да брось ты его, у нас два пулемета в танке, да пушка еще.
Василий с сожалением отшвырнул трофейное оружие, неуклюже вскарабкался на броню и заполз в люк. Я захлопнул створки, запер задвижку.
— Ну, как тебе аппарат?
— Боязно мне чего-то. Хватятся немцы, догонят.
— Пешком, что ли? Я их броневичок перевернул. Садись, едем.
Мы тронулись в путь, выехав на лесную дорогу. От деревни отъехали уже изрядно. Я свернул в лес, ломая тоненькие деревья, остановился, заглушил двигатель.
— Все, устал, спать хочу.
Адреналин сгорел вместе с ощущением удачи, навалилась усталость.
— А я так и не хочу, — заявил Василий.
— Конечно, ты же в сарае поспать успел. Сиди тогда, за часового будешь.
— Наружу вылезать?
— Внутри безопаснее, ты только люки не открывай.
В боевом отделении было тепло от стенок моторного отсека и сухо.
Я свернулся калачиком у кресла механика-водителя. Неудобно, тесновато и жестко. Однако безопаснее, чем в сарайчике. С этой мыслью я и уснул.
Проснулся от стеклянного звона.
— Василий, ты чем там гремишь? Дай поспать!
— Так утро давно, командир. Ты погляди, у немцев тут бутылки, ну, в башне.
— Дай посмотреть.
Я взял протянутую Василием бутылку, открыл пробку, понюхал. Пахнет неплохо, очень даже хорошим вином пахнет. Я отхлебнул из горлышка. Приятное вино, я такого в своей жизни еще не пробовал. Откинув водительский люк, попытался прочесть этикетку. Нет, мне это не по силам. Единственное, что понял, вино французское. Ха, не иначе — трофей французской компании.
Я еще глотнул, протянул бутылку Василию:
— Хлебни.
Василий сделал пару глотков, вернул мне бутылку:
— Вкусное винцо, да мне бы сейчас пожрать чего.
— Доставай консервы, чего их беречь.
Мы вскрыли по банке тушенки и не спеша, с удовольствием съели, запивая ее вином. Вот чего не хватало, так это хлеба. Но и на том спасибо.
Вино ударило в голову. А вроде когда пил, слабеньким казалось.
— Вась, выйди, осмотрись вокруг.
Парень откинул боевой люк и, грохоча по броне подкованными каблуками грубых солдатских ботинок, спрыгнул на землю.
Надо осмотреть угнанный трофей. В первую очередь меня интересовало топливо. На топливомере было полбака. Много это или мало? На Т-34 с таким количеством топлива смело можно было проехать километров двести. Но у него экономичный дизель. Ладно, будем ехать, пока горючки хватит. Снаряды есть — в боеукладке штук тридцать. Знать бы еще, какие из них осколочные, а какие бронебойные, но увы…
Я открыл замок пушки, посмотрел в прицел. Оптика классная, небось «Карл Цейс». И перископы в командирской башенке дают великолепный круговой обзор. В этом плане «тридцатьчетверка» наша уступает. В ней, как в гробу, ни черта не видно. Ездил в училище, знаю. А в бою это качество немаловажное. Ведь кто первый увидел врага, тот первый и выстрелил. Стало быть, от этого качества техники жизнь танкистов зависит.
А вот с двигателем немцы сплоховали. Всем вроде он хорош, да бензиновый — топлива жрет много, а при попадании снаряда к тому же и горит хорошо. Впрочем, и наши танки горели не хуже. Рассказывали в училище — после попадания есть две-три секунды на то, чтобы покинуть танк. Зазеваешься — живьем сгоришь. Если пехота погибала от пуль и осколков, то танкисты — от ожогов. Вот такая грустная статистика.
Вернулся Василий:
— Нет вокруг никого, не слыхать.
— Чего дальше делать будем?
— Ты командир, тебе и решать.
Легко сказать. У меня у самого смятение в душе. Где наши, куда пробиваться? В танке я чувствовал себя увереннее, чем пешком, привык к машине в училище и на службе. Только вопрос интересный вставал. Вот, предположим, прорвемся к своим, а они, кресты увидя, долбанут. Броня у T-IV тонковата, тридцать миллиметров всего. Получается, как в старом кино — «Свой среди чужих, чужой среди своих» или что-то в этом роде.
— Вась, а ты не верил, что я танк угоню!
— Да ну тебя, командир!
Глава 2
Я пересел в кресло стрелка-радиста, щелкнул тумблером. Зажегся желтый циферблат, из динамика сразу донеслась немецкая речь. Я покрутил ручку верньера. Треск, помехи, музыка немецкая — в основном марши. И вдруг — «От Советского Информбюро…» Мы замерли, даже дышать перестали. «В ночь на четвертое июля продолжаются бои на Полоцком, Лепельском и Новгород-Волынском направлениях. Существенных изменений в положении наших войск на фронтах не произошло».
В эфире раздался треск, зашуршало, и русская речь пропала.
Я выключил рацию. Стоят, дерутся наши — и не очень далеко. Достав карту, посмотрел, где эти населенные пункты. Выходило — километров сто, может, немного больше. Решено, пробиваемся туда.
— Собирай вещи, Василий!
— Какие вещи?
— Да шучу я.
Я завел двигатель, прогрел его с минуту. Давление масла в норме, а на остальное можно не обращать внимания. Выжал фрикцион, включил передачу, дав газу, до упора дернул на себя правый рычаг. Танк развернулся на месте.
Я выехал на грунтовку, повернул влево. Теперь лишь бы пушка противотанковая не попалась или другой танк. Все остальное сметем и раздавим.
«Броня крепка и танки наши быстры…» — неожиданно запел Василий.
— Ты лучше сядь в командирское кресло и смотри в перископ. Там повыше, видно дальше. В случае чего — упреди.
Васька послушно перебрался в кресло.
Я надел немецкий ребристый танковый шлем. Запах от него чужой, каким-то одеколоном пахнет. Зато голова защищена от ударов о броню, если, не ровен час, в ямку угодим.
Солнце светило, мотор работал исправно, грунтовка бежала под гусеницы. Хорошо! Соскучился я по танку, кабы не война, так и радовался бы.
Вдруг — толчок ногой в правое плечо.
— Чего тебе? — закричал я Василию.
— Дорога впереди, с немцами! — Боец сделал круглые глаза.
— Танки есть?
— Не, машины — здоровые такие.
Машины нам не страшны.
Я закрыл водительский люк. Видимость сразу упала, зато никто чужой не углядит, кто внутри.
Теперь я увидел дорогу и сам. Наверное, это было Минское шоссе — асфальт уже разворочен гусеницами танков и другой техники.
Я с ходу выехал на шоссе, резко дернул правый рычаг, развернулся на девяносто градусов и влился в поток. Давануть их всех, что ли? Эх, башенного стрелка бы сейчас! И — пушечкой по машинам! А кто уцелеет, того смять в лепешку и раскатать на дороге.
Но Василий понятия не имел, как стрелять из пушки. А вести танк и одновременно стрелять физически невозможно.
Передо мной маячил борт грузовика, на нем — непонятные значки, цифры. Ручаюсь — обозначение дивизии или полка. В крытом брезентом кузове сидели немецкие пехотинцы, зажав между ногами винтовки.
Ехали так минут пятнадцать. Я лихорадочно соображал: что делать? Однако грузовик мигнул стоп-сигналом, снизил скорость и встал на обочине. Я обогнул его. Оказалось, остановилась вся колонна. Мне махали руками, потом регулировщик с бляхой на груди взмахнул флажком. Иди ты… знаешь куда? Я прибавил газу, и он едва успел отскочить в сторону.
Шоссе было пустынным, и я выжимал из машины все, на что она была способна.
Впереди на дороге показались несколько мотоциклов, стоящих поперек. Мне снова дали знак остановиться, но я с ходу смел столь незначительное для танка препятствие.
Чего они мне машут-то? Ответ получил почти сразу, едва дорога поднялась на небольшой холм. Ни вспышки, ни грохота выстрела я не услышал, но по броне как кувалдой ударили, аж корпус содрогнулся.